Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)

На рейде ожидала гостей празднично разукрашен­ная флагами, нарядная галера генерал-адмирала «Святая Наталья». Вокруг нее в развернутом строю полукружьем стояли на якорях больше сотни галер и скампавей. Перед фронтом русского галерного фло­та на якорях расставили взятые в плен шведские су­да, в том ордере, как они начинали сражение. Как и положено, на плененных судах развевались русские Андреевские флаги с голубым крестом по диагонали. Под ними как-то уныло выглядели приспущенные шведские флаги и вымпелы.

Празднества открылись торжественным молебном на «Святой Наталье».

Отслужив молебен, священники убирали аналой, уступая место праздничному столу, а рейд огласили залпы победного салюта.

Первой троекратно выстрелила пушка на царской скампавее. Петр сам поднес фитиль к затравкам. Еще не расселся дым, а в ответ борта сотни судов загрохотали, отвечая флагману. Мало того, любил царь огненные потехи. Пороховой дым окутал флотилию, а вслед пуш­кам защелкали «мелкие ружья», пистолеты, мушкеты. Отводили душу после пережитого экипажи галер.

Окончив пальбу, офицеры, матросы и солдаты на­правились к праздничным столам, уставленным ви­ном и угощениями.

На «Святой Наталье» собрались флагманы, гене­ралитет, бригадиры, полковники. По правую руку от царя расположился генерал-адмирал, по левую — ге­нерал Михаил Голицын.

Застолье открыл, как и прежде, царь:

— Други мои, николи у нас не бывало виктории, подобной нынешней. Наипаче одержана она над пре­восходным неприятелем, а пуще того и взят в плен флагман. Почитаю сие знамением равным славою Полтаве. Тому зарок был и благословение Господа на­шего Бога! Виват!

За первой чаркой пошли вразнобой последующие. Апраксин после первого бокала хрустел огурчиками, удивляясь:

—    Отколь, Петр Лексеич, ты приволок оные?

—    Позабыл? Наутре бригантина из Ревеля при­скакала.

— Так что ж с того? — не сразу понял Апраксин.

Улыбаясь, Петр достал из-за обшлага сложенный листок:

— Чти.

Апраксин понюхал листок, тоже улыбнулся пони­мающе:

— Стало быть, от Катерины Лексеевны.

«Друг мой сердешный господин контр-адмирал,здравствуй на множество лет, — читал вполголоса, усмехаясь, генерал-адмирал, — посылаю к вашей ми­лости пол пива и свежепросоленных огурчиков; дай Бог вам оное употребить во здравие.

Против 27-го числа сего месяца довольно слышноздесь было пушечной стрельбы, а где она была: у нас или где инде, о том мы не известны, того дня прошу уведомить нас о сем, чтобы мы без су мнения были».

Возвратив письмо, Апраксин наполнил бокал:

— Сподобил тебя Господь заботливой женой. Здравие Катерины Алексеевны.

Флагманы чокнулись.

Сознание сидевших за столом, как водится, начи­нал исподволь окутывать своими чарами Бахус. По­сле долгого терпения в Твермине, удачных рейдов ми­мо оплошавшего неприятеля, жаркой, подчас смер­тельной схватки позволительно было и расслабиться, развязать язык. Все пересуды вращались и возвраща­лись к дням минувшим, каждый старался вспомнить значимые для него картины боевых схваток с непри­ятелем.

Бригадиры и полковники хвалили свои экипажи галер и скампавей, удивлялись оплошности шведов. Лефорт был другого мнения:

— Ватранг не сплошал, все до тонкости размыс­лил. Токмо удача от него отвернулась в нашу сторону. Ежели бы ему ветер в парусы, нам бы несладко при­шлось.

Сидевший напротив Волков согласился:

— Но сие, как и на сухом пути. Кому подспорье Бог пошлет. Под Нарвой-то Карлу повезло. Пурга затмила, подкрался к нашему лагерю неприметно, и все тут.

Сидевший неподалеку генерал Вейде вмешался в спор:

— Оно все верно. Но государево око всю викторию обозревало. Без всякой канители Божий дар обратило нам на пользу. На войне смекалка — первое дело.

Змаевич добавил:

— Швед супротив нас бился отчаянно, а все же мы его одолели. Экипажи наши не токмо числом взяли.

Апраксин, перегнувшись через стол, с усмешкой проговорил, словно кольнул Голицына:

— А ты, Михайло Михалыч, не сравнишь вашего брата Левенгаупта с Эреншильдом. У Переволочны тот, не раскусив Данилыча, в полон сдался. Шаутбенахт же, как сам зрил, бился до последнего, хотя и ви­дел несметное число галер наших.

Голицын не стал противоречить:

— Спору нет, на морской посудине всяко бывает, потому и стойкость поболее верстается у моряков. По себе знаю.

За несколько кампаний на галерном флоте князь стал неплохо разбираться в превратностях морского уклада жизни.

Петр не остался в стороне:

— Твоя правда, Федор Матвеич. Токмо у флагма­нов швецких разные натуры. Тот же Лилье нам корму показал в Ревеле. А ведь сила-то была на его стороне. Да и Ватранг нынче не стал испытывать судьбу. Не дождавшись ветра, с дюжиной кораблей уплыл.

А так, ежели воев сравнить, мужик русский, по духу, любого одолеет.

К Апраксину на цыпочках подошел командир га­леры и что-то прошептал.

—    Што таишься, — недовольно сморщился царь, — рапортуй.

—    Государь, — командир на мгновение опешил, а потом поправился, — господин контр-адмирал, от Гангута следует отряд скампавей с тялками под российским флагом.

Петр, не дослушав до конца, вскочил и пошел на корму. Невооруженным взглядом было видно, как на головной скампавее трепетал Андреевский флаг. В кильватер скампавей выстроились вереницей одно­мачтовые тялки — грузовые транспортные суденыш­ки с непомерно широкой кормой.

— Слава Богу, нынче рацион полный экипажам выдать, — обрадовался Петр. — Сие Сивере с прови­антом.

Петр подозвал командира:

— Скампавея на якорь станет — пошли шлюпку за капитан-командором Сиверсом.

Царь распорядился добавить экипажам еще по чарке сверх праздничной.

Заканчивалось пиршество на флагманской гале­ре. Совсем разомлевший Апраксин, прощаясь, ска­зал царю:

— А ты, Петр Лексеич, не гневайся на меня, пред кампанией тебя чином не повысили. Нынче ты во всей красе диверсию учинил супротив шведа. Викто­рия твоя сполна и чин по заслуге будет. А то бы ни за што ни про што.

Петр уже и позабыл о своей просьбе, но остался до­волен. Теперь сам генерал-адмирал его похвалил.

Веселье продолжалось, пока солнце не скрылось за холмистыми островками. На судах трубачи заиграли зорю и спустили флаги, как положено, когда диск солнца полностью скрылся из глаз.

Всю ночь перегружали привезенный провиант на скампавеи. Галерный флот уходил по предназначению на север, к порту Або. Там ждали припасы, а главное, первые русские суда. Следовало осмотреться в новой базе десантных войск и по возможности разведать.

В полдень снялся с якорей и направился к Гангуту и дальше в Гельсингфорс отряд Сиверса. Девять скам-павей вели на буксире захваченные шведские суда.

— Гляди, пробирайся шхерами, ежели шторм — становись на якорь. Держи добрый караул.

Часть пленных шведов свезли на берег в Твермине. Там остался двухтысячный гарнизон. Шведов реши­ли использовать на постройке новой крепости на око­нечности полуострова у деревеньки Ганге.

По сигналу пушки галерный флот снимался с яко­рей. Длинной цепочкой, одна за другой, двинулись на север скампавеи с десантом. Десять тысяч солдат напра­вились в Або, дальше к Аландским островам. Быть мо­жет, им доведется впервые ступить на землю шведов…

Не предполагал Сивере, что его ждет небольшое приключение.

В наступающих сумерках, на подходе к Гангуту, в лучах заходящего солнца показался силуэт парус­ника.

Капитан-командор вскинул подзорную трубу и не отрываясь скомандовал:

— Лево руль, уходим в шхеры. Передать на скам­ павеи — стать на якорь.

Капитан шведского фрегата Христофоре тоже за­метил парусник:

«Бог мойГТак это же «Элефант» и галиоты. Верно, они ведут русские плененные галеры».

— Приготовиться отдать якорь и спустить шлюпку.

Капитан подозвал своего помощника, лейтенанта Гольма:

— Разузнайте у капитана Сунда, где находится эскадра адмирала Ватранга. Пора нам отдать ему поч­ту и поступить в его распоряжение.

Когда шлюпка отвалила от борта, Федор Христо­форе схватил рупор:

— Передайте Сунду мои наилучшие пожелания и счастливого плавания!

В отряде Сиверса приготовились встретить гостей. Одна скампавея снялась с якоря и начала описывать дугу, чтобы отрезать шведской шлюпке путь к отступ­лению. От скампавеи отделилась шлюпка с вооружен­ными матросами.

Пленить безоружную шведскую шлюпку не соста­вило особого труда, и лейтенант Гольм скоро оказался перед капитан-командором Сиверсом.

Капитан-командор намеревался взять шведский фрегат на абордаж, но капитан Христофоре после за­хвата шлюпки, поняв, с кем имеет дело, поставил все паруса и пустился наутек.