Де Луис - Немецкая пятая колонна во второй мировой войне
Кроме того, немцы старались проводить аэрофотосъемку, используя для этой цели скоростные самолеты, вторгавшиеся в воздушное пространство Советского Союза на большой высоте; фотографировались пути сообщения, важные военные объекты и пограничные укрепления. Занимавшиеся этим самолеты входили в эскадрилью Ровеля, дислоцированную на аэродромах близ Будапешта{703}. Фон Браухич и Гальдер предлагали приступить к аэрофотосъемке территории Советского Союза с сентября 1940 года. Гитлер отверг это предложение, опасаясь того, что русские смогли бы слишком рано распознать его планы{704}. Самолеты Ровеля стали действовать лишь в начале 1941 года. В марте Гальдер на основании изучения фотоснимков отметил в своем дневнике, что русская система путей сообщения оказалась в значительно лучшем состоянии, чем предполагали немцы{705}. Первое время немцы не решались посылать самолеты эскадрильи Ровеля слишком далеко в глубь России За две недели до вторжения они приступили к полетам на дальние дистанции{706}.
Вообще говоря, немцы были поразительно плохо информированы о фактической военной мощи Советского Союза, не говоря уже о том, до каких размеров она могла быть увеличена в дальнейшем. В 1941 году немцы считали, что у русских не более 200 дивизий, но к исходу шестой недели войны у них оказалось 360 дивизий{707}. Они значительно недооценили также русские военно-воздушные силы{708}. О мощи русских танковых войск Гитлер имел весьма слабое представление. “Когда мы вступали в Россию, - говорил он позднее одному немецкому дипломату, - я ожидал, что против нас будет “выставлено не более 4000 танков, но их оказалось 12 000”{709}. Правда, Гудериан, немецкий специалист в области танковых войск, еще в 1937 году говорил о 10 000 русских танков, однако [355] в то время ему никто не поверил{710}. Есть основания полагать, что в 1941 году немецкая военная разведка имела некоторое представление о размахе производства танков{711} в России, однако Гитлер не придавал значения ее докладам. Он оставлял без внимания и предостережения немецкого посла в Москве графа Шуленбурга и военного атташе генерала Кестринга, которые знали Советский Союз по личным наблюдениям и имели правильное представление о его военной мощи.
Не только сам Гитлер, но и большинство его наиболее видных генералов относились к славянам с глубоким пренебрежением. Возможно, что даже исчерпывающие данные не смогли бы поколебать предвзятого мнения Гитлера. Что касается Браухича и Гальдера, то их абсолютно не соответствовавшие действительности взгляды на Советский Союз можно объяснить относительным недостатком надежной и конкретной информации.
Когда немцы вторглись в Советский Союз, для Гитлера и его генералов стало чрезвычайно важным узнать о том, что происходит в тылу русских войск. Для решения этой задачи в распоряжение штабов немецких армий направлялись группы агентов из коренного населения, то есть из русских, поляков, украинцев, грузин, финнов, эстонцев и т. д. Каждая группа насчитывала 25 (или более) человек. Во главе такой группы стоял немецкий офицер. Группы использовали трофейное русское обмундирование, военные грузовики и мотоциклы. Они должны были проникать в советский тыл на глубину 50 - 300 км перед фронтом наступающих немецких армий, с тем чтобы сообщать по радио результаты своих наблюдений, обращая особое внимание на сбор сведений о русских резервах, о состоянии железных и прочих дорог, а также “о всех мероприятиях, проводимых противником”{712}.
На первом этапе воины, когда не было и речи о непрерывной линии фронта, такие группы разведчиков имели возможность пробираться далеко за пределы зоны боев, собирая ценную информацию. Под видом раненых [356] на грузовиках размещались те члены группы, которые плохо говорили по-русски. Благодаря этому они могли уклониться от ответов на возможные вопросы. Унтер-офицерами в группах были главным образом выходцы из Галиции, Закарпатья, а также эмигранты из горных районов Кавказа. Обучение всех этих людей началась еще в 1938 году в Баварии. Одновременно проходило подготовку примерно 50 человек. После подписания немецко-русского пакта о ненападении вся работа по подготовке агентов формально была запрещена, но фактически ее передали в руки японцев, получивших денежные средства от Германии{713}.
Наряду с описанными выше разведывательными группами немецкая военная разведка организовала небольшие штурмовые подразделения, комплектуя их из состава так называемого учебного полка “Бранденбург”. Такие подразделения в русском обмундировании должны были действовать далеко впереди наступающих немецких войск, стараясь захватить мосты, туннели и военные склады. В конце октября 1941 года начальник штаба немецкой группы армий “Север” высоко оценил работу указанных подразделений{714}.
Их действия в Латвии дали возможность спасти от разрушения важный мост через Двину{715}.
Немецкая военная разведка установила также связи с националистами из прибалтийских республик и Украины с целью организации восстаний в тылу русских армий{716}. Весной 1941 года немцы установили контакт с бывшим послом Латвии в Берлине, бывшим военным атташе латвийского посольства в Берлине и бывшим начальником разведки эстонского генерального штаба{717}. С немцами сотрудничали такие личности, как Андрей [357] Мельник и Степан Бандера. “Подлинное мучение” - отозвался об этом сотрудничестве генерал Лахузен после войны. Жалоба Лахузена вполне понятна, так как, несмотря на все старания немцев в предвоенные месяцы, им не удалось примирить между собой названных украинских националистов{718}. Не успели немцы захватить Львов, как Бандера создал и возглавил “правительство Украины”, пытаясь одновременно создать и свои вооруженные силы. Мельник проделал то же самое в Киеве. Вскоре немцы запретили деятельность обеих враждующих между собой групп{719}. Немецкие органы продолжали вербовать агентов среди украинских националистов, однако многие из них, как и агенты из числа других национальностей, переходили на сторону русских. Чаще всего это было с завербованными советскими военнопленными (на более поздних этапах войны немецкие органы разведки и контрразведки подготавливали этих людей для работы в Советском Союзе){720}.
В немецких источниках упоминается о случаях, когда “агенты” из России доставляли сведения, заслуживающие внимания. Преемник Гальдера генерал Цейтцлер докладывал Гитлеру 7 ноября 1942 года, то есть за неделю до начала большого русского контрнаступления под Сталинградом, о там, что, “согласно донесениям агентов, 4 ноября в Кремле принято решение перейти на Донском или Центральном фронте в наступление еще в течение 1942 года{721}. В конце ноября 1943 года Геббельс получил “сообщения от агентов в Москве” о трудностях, возникших при переговорах Кордела Хэлла, Идена и Молотова{722}. Подобные сообщения являлись редкостью. Это подтверждается тем фактам, что за весь второй квартал 1942 года [358] в журнале боевых действий верховного командования вооруженных сил Германии имеется лишь одно определенное упоминание о донесении, дошедшем до Гитлера через линию фронта. Донесение было направлено из Куйбышева. В нем сообщалось о том, что русские намереваются сорвать намеченное немцами наступление, организовав контрнаступление по всему фронту{723}.
В Советском Союзе немецкие органы разведки не смогли опереться на помощь немецкого национального меньшинства, так как оно проживало в таких глубинных районах России, что наладить с ним связи оказалось невозможным. Кроме того, некоторые немцы, особенно молодежь, сочувствовали коммунизму{724}. Сведения, собранные в Берлине, оказались далеко не полными. Через три недели после начала войны Гитлер приказал службе связи с немецкими национальными меньшинствами “принять срочные меры в целях учета лиц немецкой национальности в оккупированной части Советского Союза для последующего выдвижения надежных из них на руководящую работу в местные органы немецкого государственного аппарата”{725}. Однако на практике из данного мероприятия почти ничего не получилось.
Вначале немецкое командование почти не уделяло внимания немецкому национальному меньшинству на Украине. Хозяйничавший там гаулейтер Кох терпеть не мог постороннего вмешательства в свои дела. В августе 1942 гада положение немецкого национального меньшинства на Украине описывалось таким образом:
“Они продолжают голодать. Их обложили двойными налогами. Немецкие школы закрыли. Нет никаких признаков оживления национальной деятельности”{726}.
Несколько более благоприятная обстановка сложилась для немцев на Волыни и в районах, прилегающих к Черному морю, которые в 1941 году аннексировала Румыния. Там организовали новые школы; из мужчин, [359] способных носить оружие, сформировали отряды самообороны для защиты немецких поселений от нападений партизан{727}. Вскоре после прибытия румынских войск местные немецкие фермеры вывесили над своими жилищами флаги со свастикой{728}. Как видно, положение при новой власти нравилось этим людям больше, чем при старой. В этом вряд ли можно усмотреть доказательство того, будто они до этого имели какие-то связи с органами третьего рейха. В октябре 1941 года в Берлин был послан официальный доклад. В нем говорилось, что местные немцы, даже если они не являются коммунистами,
