Олег Михайлов - Александр III: Забытый император

– Monseigeneuf, mainteant je ne comprends riends.[162]

На это великий князь ответил:

– Il у beaucoup de choses, que vous ne pourrez comprends rien.[163]

Можно себе представить, чем они там занимались!

Удивительно ли, что Владимир Александрович страдает рожей лица – весьма прилипчивой болезнью. Он получил ее от Марии Павловны. А она от кого?..

И вот Мария Павловна и Александра Георгиевна перед строгими очами императора.

Про дочь короля Георга государь не раз слышал, что она несчастна с его братом Павлом. Павел тайно и безответно влюблен в жену Сергея Александровича, Елизавету Федоровну, которая являет всем подлинный урок морали.

Однако Александра Георгиевна замечает эту любовь.

Но нужно ли, чтобы общество знало об этом? Нет, не нужно! У Александра Александровича на столе лежит номер «Русского архива» со статьей «Повествования и рассказы о перевороте в России в 1762 году», на которой он собственноручно начертал: «Какой цензор пропустил?»

Когда же ему сказали, что еще раньше очерк был помещен в «Воронцовском архиве»[164] и печатать его дозволил бывший министр внутренних дел граф Игнатьев, царь сказал:

– В последнее время слишком откровенно пишут исторические журналы. Они затрагивают события и лица в записках и дневниках, еще недавно занимавших общественное положение. И не только умерших, но даже живущих людей. И разоблачают их домашнюю, интимную жизнь, что вовсе не желательно.

Впрочем, что будет написано потомками о нынешнем царствовании?..

Государь снова вернулся мыслью к очередному уроку нравственного внушения, который он преподал двум невесткам, и, отпуская Марию Павловну и Александру Георгиевну, сказал на прощание:

– В следующий раз я отправлю вас на бал к брандмайору!..

В большой Белой зале Гатчинского дворца Витте в числе прочих приглашенных ожидал выхода государя.

Император не забыл дерзкого молодого человека и следил за его судьбой. До этого, находясь в Киеве, Витте занимал место управляющего Юго-Западными железными дорогами, получал громадное содержание и был совершенно свободным человеком – сам себе хозяин. Но после того как новый министр путей сообщения Вышнеградский, сменивший Посьета, поручил Витте составить тарифный закон, который бы привел в порядок финансовые дела на железных дорогах, было решено предложить ему должность директора департамента железнодорожных дел.

Тогда Витте написал откровенно Вышнеградскому: «Вы, пожалуйста, доложите государю. Если государь прикажет, я, конечно, это сделаю. Но чтобы он имел в виду, что я никаких средств не имею. Жалованье директора департамента 8–10 тысяч, а я в настоящее время получаю более 50. Я совсем не претендую на такое содержание, так как понимаю, что на казенной службе никто столько не получает. Если бы я был один, но у меня молодая жена, а поэтому я не хочу переезжать в Петербург и потом нуждаться, а хочу, чтобы мне по крайней мере дали такое содержание, на которое я мог бы безбедно жить».

Вышнеградский ответил на это, что государь приказал, чтобы восемь тысяч рублей Витте получал по штату, а еще восемь тысяч он сам будет доплачивать ему из своего кармана. Таким образом, вопреки собственному желанию, Витте начал новую карьеру.

Не привыкший к официальным приемам, он томился, разглядывал лепное убранство стен и плафонов, отражавшихся в огромном зеркале паркета, остекленные двери с видом на парадный двор перед дворцом, античные скульптуры – головы Антиноя[165] и Каракаллы. В шеренге представлявшихся ближе всего к Витте стоял скромный, аскетического вида пехотный полковник.

Наконец отворились двери из аванзала и тяжелой поступью вошел император. Он был один, очень скромно одетый, конечно, в военной форме, причем довольно поношенной. При виде государя Витте невольно вспомнилась расхожая острота, пущенная кем-то в петербургских салонах: «Из царя можно выкроить всю его семью, такой он толстый, и еще останутся куски».

Александр III с величественной медлительностью подходил к каждому по порядку, начав с армейских лиц. Остановившись перед полковником, он сказал ему несколько дежурных фраз, а затем добавил:

– Подождите, не уходите. Я с вами хочу еще поговорить…

Затем царь обратился к Витте и сказал, что очень рад его видеть, рад, что тот согласился исполнить высочайшее желание и принял место директора департамента железнодорожных дел.

– Кстати, Сергей Юльевич, – осведомился император, – в каком вы чине?

– Я всего лишь титулярный советник, – отвечал Витте. – И к тому же нахожусь в отставке.

Государя удивил скромный девятый ранг, соответствовавший военному чину штабс-капитана. Вспомнился популярный романс Даргомыжского:

Он был титулярный советник,Она – генеральская дочь;Он робко в любви объяснился,Она прогнала его прочь…

Но еще больше изумило и даже насторожило императора, что Витте получил отставку.

– За что же, Сергей Юльевич, вас уволили? – уже строгим тоном спросил он.

– За орден Прусской Короны, ваше величество, – спокойно пояснил Витте.

– Как так?

– Очень просто. Будучи управляющим Юго-Западными дорогами, я имел постоянные сношения с дорогой, идущей в Кенигсберг, в Пруссию, и участвовал в съездах с представителями немецких железных дорог. Вдруг мне пишут из Министерства путей сообщения, что император Германский Вильгельм пожаловал мне орден Прусской Короны. И вот министр просит меня сообщить, за что мне пожалован этот орден.

Царь ухмыльнулся в бороду, предвкушая, какую дерзость министру учинил этот хват Витте.

– И что же?

– Так как я на Министерство путей сообщения был очень зол из-за проволочек в моем очередном назначении, то ответил следующее. Я очень удивлен, что меня об этом спрашивают, ведь орден дал не я Вильгельму, а Вильгельм мне. Поэтому они должны были обратиться к Вильгельму, почему он дал мне орден. Я же объяснить этого не могу, так как никаких заслуг ни перед императором Вильгельмом, ни перед Пруссией за собою не чувствую и не знаю…

– Вам, я думаю, – сказал император, – по новой должности полагается чин действительного статского советника…

Перескочить из девятого класса сразу в четвертый, что соответствовало чину генерал-майора, было совершенно исключительным явлением. Витте поблагодарил государя и поклонился.

Затем дежурный флигель-адъютант провел собравшихся в Мраморную столовую. Витте определил, что рядом с ним будет сидеть полковник, но его отчего-то не было. Очевидно, полковника задержал государь – он появился лишь в середине завтрака. Потом всех приглашенных отвозили на вокзал в экипажах, рассчитанных на двух человек. Сев с полковником, Витте решился спросить:

– Простите, если это нескромно, но почему император оставил вас? О чем он с вами говорил?

Полковник улыбнулся и ответил:

– Видите ли, государь знал меня, когда я был очень полный. А теперь я худой. Вот он меня все время расспрашивал, каким образом я сделал, что так похудел. Я ему рассказал, какую жизнь вел и что ел. Он сказал, что очень мне благодарен, что это он тоже попробует, потому что ему неудобно быть таким толстым.

А Витте с непривычки думал, что царь интересуется каким-нибудь государственным секретом…

Вспоминая свой разговор с Витте, император повторял себе:

– Таких по характеру людей я люблю.

Государь вернулся в Гатчину в самом скверном настроении и заперся в своем маленьком кабинете. За толстыми фолиантами в шкафу нашарил пузатую фляжку с коньяком, наполнил им серебряный стаканчик из-под перьев (боялся Минни и ее досмотров), быстро опрокинул обжигающую влагу и тотчас засунул фляжку на место, за книги.

Умер дядя Костя!

Конечно, он перенес немало тяжелого в жизни, но во многом сам был виноват! Дядя Костя, без сомнения, оставался правой рукой папá в деле освобождения крестьян и в других реформах. Но когда он проявил тот же либерализм, будучи наместником в Царстве Польском, это не очень-то отвечало интересам империи.

Впрочем, для Александра Александровича и сама великая реформа представлялась теперь поспешной и до конца не продуманной. Что ж, прошлого не вернешь и не переиграешь. Пусть уж история расставит все на свои места….

Главное же заключалось в ином – и об этом знал весь Петербург: в недостойном поведении дяди Кости в семейной жизни.

Они с дядей Низи обзавелись побочными семьями, побочными женами из балета и с этими балетчицами жили открыто, словно законные супруги. Покойник ездил со своей танцовщицей Кузнецовой и по России, и за границу, к чему, еще в бытность наследником, Александр Александрович относился совершенно отрицательно. И хотя дядя Костя был гораздо старше его, он страшился своего царственного племянника и даже не мог в последние десять лет приезжать в Петербург, а жил или за кордоном, или в Ялте.