Переулок Мидак - Нагиб Махфуз
— Его уволили.
Тут молодой человек во второй раз упрекнул мать за спешку. А что касается Кирши, то гнев его лишь усилился, и грубым голосом, вынудившим мать закрыть дверь, он закричал:
— Тебя уволили?!… Отлично… И что, мой дом — это приют?!… Разве ты сам не оставил нас, герой?… Разве не искусал меня своими клыками, сукин ты сын?… Зачем тогда возвращаешься сейчас?… Убирайся с глаз моих долой!.. Возвращайся к чистой жизни, воде и электричеству… Давай…
Мать Хусейна кротко вмешалась:
— Успокойся, учитель, и призови благословение на Пророка…
Мужчина угрожающе замахнулся в её сторону кулаком и заорал на неё:
— Ты ещё и защищаешь его, дьявольское отродье?!… Все вы порождение шайтана, заслуживающие отведать ударов кожаным кнутом и мучений в огне. Чего ты хочешь, мать всех зол?.. Ты хочешь, чтобы я приютил его у себя вместе с его семьёй?… Тебе что, говорили, что я сводник, к которому прибыль стекается и справа, и слева без всякого труда и хлопот?!… О нет! Знайте, что полиция рыщет и кружит вокруг нас, и вчера она схватила четверых моих товарищей. Да будет чёрным ваше будущее, с позволения Аллаха…
Мать сочла за лучшее проявить терпение, и с невиданной дотоле мягкостью сказала:
— Помолись за Пророка, учитель, и провозгласи, что Аллах един.
Он грубо закричал:
— И забыть, что он сделал?
Она с мольбой попыталась его умилостивить:
— Наш сын легкомысленный и сумасшедший. Его сбил с пути шайтан, и сейчас ему не к кому обратиться, кроме как к тебе…
Учитель Кирша злобно и язвительно отметил:
— Ты права, мать всего зла. Ему не к кому идти, кроме как ко мне. Кроме меня, которого он поносит, когда у него хорошие времена, и зовёт меня на помощь, когда всё вокруг огнём полыхает!
Затем он строго оглядел Хусейна и так же язвительно и злобно спросил:
— И почему же тебя уволили?
Мать глубоко вздохнула, ибо догадалась благодаря своему инстинкту, что этот вопрос, несмотря на горький тон, был извещением о заветном согласии и примирении. Хусейн же, испытывавший горечь капитуляции, тихо ответил:
— Они уволили и многих других тоже, помимо меня. Говорят, что война близка к концу…
— Война закончилась на фронтах, а в моём доме только начинается!… И почему ты не отправился к родным твоей жены?
Опустив голову, Хусейн сказал:
— У неё нет никого, кроме брата…
— А почему ты не обратился за помощью к нему?
— Его тоже уволили…
Отец издевательски засмеялся:
— Что ж, молодец, молодец… И естественно, ты не нашёл другого пристанища для этого благородного семейства, поставленного на колени злым роком, кроме моих двух комнат!… Браво!…. Браво!.. Не приобрёл ли ты денег?
Юноша лаконично ответил лишь:
— Нет…
— Молодец! Ты жил так, как живут короли: электричество, вода, развлечения, и наконец ты возвращаешься таким же, каким уходил: нищим…
Хусейн взволнованно ответил:
— Они сказали, что война никогда не кончится, и что Гитлер будет десятки лет ещё сопротивляться, а потом нападёт…
— Но он же не напал, а исчез — даже в этот самый миг никто не говорит, что он мёртв, оставив с пустыми руками короля простофиль. А его высочество — родной брат твоей мадам?
— Так уж сложилось.
— Замечательно… Замечательно…. Да благословенен будет твой отец. Подготовь-ка для них дом, госпожа Умм Хусейн, хотя он и не достоин их высокого положения. Однако я улажу это дело, установив в доме водопровод и электричество, а может, даже куплю экипаж с кучером у господина Алвана, дабы он был в их распоряжении…
Хусейн выдохнул и сказал:
— Хватит уже, отец… Хватит…
Поглядев на него так, словно он сам извинялся, отец саркастическим тоном продолжил:
— Ну извини меня… Я тебя обременил?… Такова уж моя деликатная натура. Слава тебе и почёт. Смилостивитесь над этими благородными людьми, попавшими в беду, о небеса! А ты, Кирша, будь скромнее и говори с этими благородными господами подобающе. А ты, госпожа Умм Хусейн, открой сокровищницу, что у нас в отхожем месте, и отсыпь ему столько, чтобы он мог жить в роскоши и быть довольным…
Хусейн не проронил ни слова, полный еле сдерживаемого гнева. Буря прошла стороной. Женщина принялась отводить душу, говоря самой себе: «О покровитель, защити нас!» Учитель Кирша же, несмотря на всю свою злобу и сарказм, был далёк от того, чтобы выгнать сына. Более того, в течение всего этого бурного часа ему было приятно от того, что Хусейн вернулся. Рад был он и его женитьбе. Поэтому он остыл и пробормотал:
— Всё в руках Аллаха. Возможно, Он примет моё покаяние и дарует покой от вас.
Затем обратившись к юноше, спросил его:
— Что ты планируешь для себя в будущем?
Юноша, почувствовав, что самое тяжкое испытание уже позади, сказал:
— Я найду работу, Иншалла, и у меня есть ещё драгоценности моей жены.
Мать тут же заинтересовалась словом «драгоценности», и почти автоматически спросила:
— Это ты купил их для неё?
Хусейн ответил:
— Некоторые купил я, а другие купил её брат.
И продолжая говорить, он повернулся к отцу:
— Я найду работу, как и мой зять Абду. В любом случае, он останется с нами не больше нескольких дней.
Женщина воспользовалась тишиной, установившейся после бури, и сказала мужу:
— Давай-же, учитель, поприветствуй семью своего сына.
И украдкой поглядев на сына, подмигнула ему. Юноша, унижаясь подобно тому, кто по своему характеру питает отвращение к заискиванию, сказал:
— Разве ты не окажешь мне честь, познакомившись с моей семьёй?
Мужчина секунду поколебался, затем с недовольством сказал:
— Как это — ты хочешь, чтобы я признал этот брак, на который я не давал своего благословения?
Не услышав ответа, он с отвращением поднялся, а жена открыла ему дверь и пошла впереди. Все вместе они пошли в другую комнату и
