Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев
— Дело было так. Федра влюбилась в пасынка. Без памяти влюбилась, будто не замужняя женщина, а глупая девчонка.
— Он красивый был? — спросила у неё Лаонома, которая собирала по полу бусинки.
— Не знаю точно, ведь я же эту историю от мужчины услыхала. Куда ему понять. Но молодой, разумеется, моложе мужа. Выходит, Тесей жене наскучил, а может всё гораздо хуже. Может, она его всю жизнь ненавидела, жила с ним и ненавидела. Ведь он же её дом на Крите разорил. Да, я думаю, в том и была причина.
— Не только в ненависти, — не согласилась с ней Алкмена, — без страсти здесь не обошлось. Ведь если отца ненавидишь, то и к сыну нет причины относится хорошо. Значит, любовь была.
— И ещё какая, истинная страсть, от которой теряют голову, — Перимеда вовсе не намерена была спорить, увлёкшись пересказом новостей, — она сама ему в любви призналась! И требовала ответной страсти. Вы представляете? А он ей отказал!
— Почему? — удивилась Алкмена.
— Да, я тоже удивилась. Неслыханное дело, мужчине предлагают переспать, а он отказывается! Вроде бы, потом он ссылался на обычаи и веру, которые он унаследовал от матери своей. Из-за них и отказался Ипполит спать с мачехой.
Перимеда откинулась на спинку кресла и начала обмахиваться шерстью, наподобие опахала. От новостей она раскраснелась, и словно бы не чувствовала холода. Настолько её увлекли новости и внимание слушательниц. Они с нетерпением ждали продолжения, потому царица и не стала медлить:
— Вроде бы, не смог он нарушить обычаи и оскорбить богов. Ведь веру матери он, все слышали, ставил куда выше, чем иные установления. Говорят, что так. Но это не точно! Знаете, там такой скандал был! Мне мастер пересказывал, будто все Афины слышали, как Тесей с сыном друг на друга кричали. Ох, они друг другу и наговорили, всё припомнили! И мать, первую жену Тесея, и всё, всё! Такой скандал! Мне и не передать!
Но Перимеда попыталась, она пересказывала содержание скандальных речей, которыми обменивались Тесей и Ипполит. Словно становилась на сторону каждого, меняя и голос, и выражение лица. Миухетти следила за её рассказом, не проронив ни слова.
— А он сейчас о том нисколько не переживает, — заметила Алкмена, — чего ему из-за женщины переживать, когда все земли ахейские гудят, как пчелиный рой потревоженный? Все сбор героев в Фессалии обсуждают. Вот и он в поход собрался.
— В поход? — спросила Миухетти.
— Ну да. С нашими. Вчера новость мне рассказали.
Лаонома закончила собирать бисер. Она отряхнула с юбки пыль и подала Миухетти её коробку для бус.
— Амфитея! Что с тобой?! — ахнула девушка.
Миухетти сидела бледная, будто кровь в одно мгновение покинула её тело. Казалось, ещё немного, и она потеряет сознание. Миухетти изо всех сил вцепилась в подлокотники и смотрела прямо перед собой, будто видела нечто ужасное, невидимое для остальных.
Огонь возникает из ниоткуда, в мгновение ока. Ничто не в силах его удержать.
— Аристиада! — кричит отец. Дым течёт, струится. Поднявшийся ветер гонит его и раздувает языки пламени,
— Девкалион!
— Мама! Это мама!
Отец будто взрывается изнутри.
— Мерихор! Уведи её, спаси!
— А ты?!
— Девкалион!
Меж колонн появляются ещё человеческие фигуры в доспехах. Один из воинов тащит за волосы женщину. Это предводитель вражеского войска, остальные приветствуют его, выкрикивают имя — Тесей!
— Аристиада!
Девкалион бросается на помощь, взмахивает лабрисом. Падает, будто срубленный дуб…
Больше она их не видела. Не видела… Все сошли тенями в царство Аида, Дия подземного.
И тому причиной — он. Трезенец, сидящий ныне в Афинах, именующий себя басилеем.
Он убил отца и мать Амфитеи. Погубил, бросив на острове Наксос Ариадну, дочь Миноса, сестру Девкалиона, что влюбилась без памяти в убийцу своих родичей.
И вот из-за него умерла Федра. Вторая сестра Девкалиона, самая младшая из детей Миноса. Тётка Амфитеи. Родная кровь. Последняя.
В Доме Прялки началась суматоха. Царица позвала на помощь служанок, которые суетились без всякой пользы. Они метались по комнатам, не могли найти ни чашу, ни вино, ни воду, чтобы налить Миухетти. Перимеда прикрикнула на них, но вышло только хуже. Вино и чаша нашлись, но при попытках налить, вино тут же расплескалось. Да прямо на платье Миухетти. Никто не знал, чем помочь ей.
Алкмена, перепуганная не меньше остальных, нашла правильное решение:
— Лекаря ищите! Пусть лекаря найдут! Есть ли у нас в городе лекарь?!
Словно сама мудрейшая Владычица Атана, покровительница обитателей дворцов, внушила Алкмене эти мысли. И тут же пришла на помощь.
На пороге появился Ассуапи.
— Кто звал лекаря? Кому здесь плохо? — спросил он у женщин.
— Амфитее плохо! — сказала Лаонома.
Врач подошёл к Миухетти, которая не упала в обморок только потому, что сидела в кресле. Ассуапи взял её за запястье, и начал считать биение жилки. Рука у Миухетти вздрагивала, она никак не могла прийти в себя.
— Как ты вовремя, достойнейший, — сказала Перимеда, — когда ты вернулся?
— Только что. И к вам первым делом, а вы тут в обмороки падаете.
— Мы не падаем! — возмутилась Лаонома.
— Это всё от худобы, — уверенно заявила Алкмена, — бедняжка совсем мало ест.
— Что случилось, госпожа моя? — спросил лекарь.
Однако Миухетти ответить не могла. На помощь ей пришла Лаонома. Она довольно связно пересказала Ассуапи, что Миухетти сделалось худо после рассказов о происшествии в Афинах. А потом, следуя указаниям лекаря, открыла настежь ставни, предварительно закутав Миухетти в тёплый плащ. И налила воды, и принесла ей миску с мёдом.
Ассуапи одобрительно поглядывал на девушку, такой помощницы давно ему уж не хватало. И говорил, будто сам с собой:
— А то, что, как видите, вовремя — так потому, что лекарское дело для меня не ремесло, а воля благих Нетеру, не иначе. Ведь не первый раз я вот так оказываюсь, в нужное время в нужном месте. В Афины ехал землю предков повидать, а нежданно узнал кое-что полезное для Верховного Хранителя.
— Что? — прошептала Миухетти.
— Мы тут с посольством, и враги наши тоже, как оказалось. Свёл я в Афинах знакомство с посланником хета!
Ассуапи внимательно взглянул на Миухетти, но она смотрела на него безо всякого выражения. Не впечатлилась новостью. Однако спросила:
— О чём вы говорили с ним?
— О разном. Он молод, но настырен. Хитёр. И говорит прекрасно. Со всем обхождением и участием. Хочешь, не хочешь — всё ему расскажешь и не заметишь, во всём признаешься! — Ассуапи хохотнул, — в чём и замешан не
