Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша
Шаммурамат с ходу отвергла это предложение.
— Это не выход! — заявила она. — Надо действовать, а не отсиживаться в обороне. В первую очередь попытаться привлечь переселенцев на свою сторону. Для этого великий царь, — она обратилась к Шамши, — в добавок к изданному указу должен объявить — когда законность будет восстановлена, он отменит все дополнительные поборы. Налог ни в коем случае не будет больше того, что был назначен Ашшурнацирапалом и Салманасаром. Никто, ни местная община, ни храмы, не имеют права требовать с переселенцев оброк или исполнения каких-либо повинностей без разрешения центральной власти. Гражданство будет представляться в прежнем порядке — первое поколение за личные заслуги, второе по праву рождения.
Вопросы, касавшиеся планов предстоящей кампании, были вынесены на совещание, на которое Шаммурамат допустила только проверенных командиров царского полка, двух командующих городскими эмуками и командиров конных отрядов, в том числе и Партатуи-Бурю.
Прежде всего, женщина потребовала от нового туртана разъяснить, чего можно добиться, отсиживаясь за крепостными стенами Ашшура?
Нину развел руками.
— Шами, ты не понимаешь, в Калахе слишком много тех, кто зависит от Шурдана. Мы не сможем заткнуть им глотки, следовательно, не исключено предательство. Ашшур — моя вотчина, там все единодушны в поддержке законной власти.
— Я не о том, — возразила Шами. — Зачем вообще нужно отсиживаться за крепостными стенами?
— Нам не выдержать столкновения в поле. Мы вынуждены отступать! — объяснил Шамши. — Что у нас есть? Пятнадцать тысяч пехоты и двенадцать тысяч конницы. Колесниц раз — два и обчелся. Саперных частей нет, припасов мало. Мятежники окружат нас и перестреляют из луков.
Шами возразила.
— Вы берете пример с Бен-Хадада, однако Ашшур — это не Дамаск. Его можно взять, значит, его возьмут. Как только Шурдан приступит к осаде, Бау дожмет отца, и вавилонский корпус поспешит ему на помощь.
— Что ты предлагаешь? — спросил Нинурта. — Дать сражение в поле? Имея такое численное преимущество, они перестреляют нас еще до того, как бросятся в атаку.
Буря осмелился подать голос.
— Это в том случае, если мы будем стоять на месте. У них же нет конницы! Если мы будем вести огонь верхом, еще неизвестно, у кого первого не выдержат нервы. Всадник выше пехотинца, его стрела летит дальше. Попасть труднее, но по сгрудившейся массе не промахнешься.
Его поддержал самый старший по возрасту командир одной из эмук.
— Это важное преимущество, — подтвердил он, затем спросил. — Чего боится наша пехота?
Он сам себе ответил.
— Ассирийская пехота никого и ничего не боится, ведь у нашего воина есть все, что есть у противника, а умения и опыта у него куда больше чем у паршивого сирийца или дикого горца. Но вот с чем ассирийский воин никогда не сталкивался в бою — это со стреляющими на ходу, конными лучниками, способными действовать сплоченно, организованной массой. А я сталкивался со скифской атакой. Никому не пожелаю попасть под их огонь.
— Они все это испытали в Сирии! — воскликнул Нинурта.
— Нет, благородный туртан. Одно дело — наблюдать со стороны, другое — испытать на себе. Помните, как они насмехались над всадниками, которые после каждого выстрела падали с коней. Теперь им будет не до смеха.
Его мысль развил старший из командиров царского полка.
— Дельное предложение, но оно не решает проблему. Победа добывается только в результате прямой атаки, в рукопашном бою. Учтите, у врага нет не только конницы. У врага нет воспитанницы Иштар…
Тут произошло то, чего никогда не бывало в ассирийском войске. Шамши-Адад, Нинурта, присутствовавшие на совете офицеры — все как один перевели взгляды на Шаммурамат.
Сердце у нее дрогнуло, но Иштар, следившая за ней с высоты, подсказала — не робей! Веди к победе!
Шамши-Адад обратился к женщине — Что будем делать?
— Искать решение.
Этим и занялись. Когда никто не перебивал, когда избавились от профанов и соглядатаев, вояки осмелели. У каждого нашлось дельное предложение и толковый совет. Прежде всего, сошлись на том, что необходимо обмануть врага, заставить Шурдана поверить в собственную непобедимость. Для этого действительно необходимо оставить Калах и отступать к Ашшуру, якобы для того, чтобы укрыться за его стенами. Это решение напрашивалось само собой.
Двигаться следует неторопливо, постоянно огрызаясь. Конница, особенно отборный отряд Бури, всадники которого, пусть и не в полной мере, овладели искусством стрелять на ходу, не должны давать врагу и часа передышки. Неприятель должен быть в постоянном напряжении. По совету одного из редумов было решено выбить у Шурдана возничих на колесницах и уничтожить конную разведку. Каждый отставший вражеский отряд отсекать от основных силах и добивать на месте. С нами Ашшур и Иштар! Отправим врагов в страну мертвых. Объявить в войсках — тот, кто поднял мятеж, не соплеменник.
В конце обсуждения слово взял самый пожилой из командиров эмук. Он еще раз напомнил, что отступление само по себе еще никогда не приводило к успеху. Без решительной схватки не обойтись!
Он указал на лежавший на столе чертеж местности, расположенной между двумя великими реками. На пергаменте была изображен неправильный треугольник, образованный Тигром и его притоком Нижним Забом. В этом треугольнике помещалась вся коренная Ассирия. Палец двинулся вдоль русла Тигра и уперся в его малый приток, сбегавший в великую реку в нескольких беру севернее Ашшура.
— Здесь кругом болота, а это овраги. Местность пересеченная, в доспехах не набегаешься, а конь пройдет, пусть и шагом.
Все прильнули к рисунку, изображавшему земную твердь, окруженную Мировым океаном. Предложение было интересное, но как заманить врага на этот участок?
Ветеран продолжил.
— Шурдан никогда не командовал большим войском. Он ни разу не испытал на собственной шкуре, что такое дневной переход, когда в движении находятся сразу несколько многочисленных отрядов. Его тешит собственное превосходство, царское величие застит ему глаза. Лазутчики докладывают, враги уже наперебой делят добычу, и командиров не только эмук, но и мало — мальски значительных кисиров палкой не выгонишь из его шатра. Значит, кисиры поведут редумы. Когда младшие командиры начинают командовать войском, добра не жди. Чтобы заманить врага в ловушку, от нас требуется только одно — не повторять ошибки врага. Командовать должен только один человек. Ты, Шамши! — он указал на нового царя. — Но ты должен дать клятву, что каждый твой приказ будет согласован с этой женщиной. Ты не сделаешь шага без одобрения дочери Иштар.
Он обратился к Шаммурамат.
— Я верю, ты — дочь Иштар! — заявил он, и все, кроме царя, встали. — Ты даруешь нам победу. Ты будешь испрашивать волю богини, и никто больше.
Все взглянули на Шамши. В его глазах загорелись искорки. Он коротко ответил.
— Даю слово царя!
* * *Осень в том году выдалась дождливая, почва намокла, так что отступление было трудным, на грани человеческих сил, тем более что по приказу царя было решено вывезти из Калаха все припасы, чтобы они не достались Шурдану.
Враг, узнав, что Шамши-Адад оставил Калах, двинулся следом. В эти дни отчетливо сказалось преимущество тех, кто, стиснув зубы, спасал свои жизни над теми, кто желал обзавестись богатством. Конному отряду Бури удалось безнаказанно выбить у Шурдана конную разведку, и армия наследника скоро потеряла единое направление. К тому же непролазная грязь добила колесницы.
За семидневку царское войско осилило не более тридцати беру пути. Люди предельно вымотались, но сумели сохранить порядок, чего не скажешь о противнике, который, едва догнав отступавшие колонны, тут же безнадежно отстал. Солдаты мятежного принца разбрелись по окрестностям, занялись грабежом. Как докладывали перебежчики из переселенцев, Шурдан вовсе не стремился ускорить движение колонн или хотя бы призвать к порядку разгулявшихся мародеров. «Горшечник», уверенный в том, что Шамши стремится укрыться за стенами Ашшура, пустил дело на самотек. Кое-кто из опытных военачальников пытался привлечь его внимание к необходимости немедленно пресечь разброд и беспорядок. Они настаивали — пора остановиться, заняться ремонтом колесниц, на что Шурдан, занятый планами штурма Ашшура, высокомерно заявил.
— При штурме города колесницы не потребуются.
Эти слова привели в замешательство многих из тех, кто примкнул к его войску по зову долга или в связи с обязанностями вассала, и не столько по причине недопустимой самонадеянности, сколько из соображений причастности к «общине Ашшур». Неужели царский сын всерьез намерен штурмовать священный город, колыбель их племени? Даже те же, кто примкнул к более сильной стороне в надежде нажиться на войне, испытал смущение. Ворваться в город не трудно, ассирийцы и не такие крепости взламывали. Что потом? Что останется от священных храмов, от алтарей и святилищ? Какая сила способна удержать солдат, только что рисковавших жизнью и вдруг обнаруживших, что они живы, от того, чтобы хватать все, что попадет под руку? Кто способен оградить священный город от кровавого разгула? Как отец небесный, вечный и грозный Ашшур, посмотрит на такое святотатство?
