Валентин Костылев - Иван Грозный. Книга 3. Невская твердыня
– Благодарение Богу! Опять домой! Дождался-таки. Куда ни ездишь, а дома все лучше.
Во время отвала играли трубачи.
Писемский, стоя на носу, около капитанского кресла, задумался. Далек путь на родину, труден и небезопасен, однако на душе радостно, как никогда.
Писемский перекрестился:
– Помоги нам, Господи, благополучно добраться до Москвы!
Вокруг суетились матросы, перекликаясь на своем языке, занятые работой на палубе. Англичане собирались на палубе кучками и о чем-то, размахивая руками, горячо между собою беседовали.
Посол королевы Боус и ученый англичанин Коль разговаривали с капитаном, указывая руками вперед – в морскую даль.
Кругом расстилалось на бесконечное пространство слегка колышущееся море, отливая цветом вороненой стали.
Итак, домой! Сердце билось от волнения при одной только этой мысли: что же будет, когда снова увидишь Москву?!
Ровно месяц плыл корабль до русской земли. Много бурь пришлось испытать в пути. У берегов Норвегии едва не погибли, корабль страшным ураганом бросило к скалам, он получил пробоину. К счастью, общими усилиями команды корабля опасность удалось миновать – пробоина была заделана.
После долгого пути корабль прибыл в бухту святого Николая [26]. Светило солнце. Гостеприимно приняло корабль спокойное море.
Нога Писемского ступила на русскую землю. И он и подьячий стали на колени и возблагодарили Бога за благополучное возвращение домой. Не сразу могли они оправиться от долгого морского плавания. Все еще казалось, что их качает на волнах, особенно ночью, во сне. Грезились громадные серые скалы, широкие безотрадные дюны...
Писемский и англичане, наконец, прибыли на судах по реке в Холмогоры. Здесь Боус и его провожатые расположились в домах английской торговой «Московской компании«. Дома в Холмогорах у англичан были большие, просторные. Боус привез с собою много вина и всякой провизии. Приезд земляков английские торговые люди праздновали несколько дней подряд. Писемский остановился в доме воеводы, князя Звенигородского. Князь рассказал Писемскому о недомогании царя.
– А я батюшке Ивану Васильевичу невесту высмотрел.
Звенигородский махнул рукой...
– Говорят, будто пухнет он, язвы на теле... Какая уж тут невеста...
В Холмогорах англичанам пришлось прожить пять недель, пока из Москвы не приехал посланный государем дворянин, который должен был встретить и проводить англичан, а также наблюдать за доставкой посольским людям вовремя и в потребном количестве провизии.
За две версты до Москвы посла Боуса встретили четыре дворянина в сопровождении двухсот лихих всадников. Они окружили послов королевы, размахивая в воздухе шапками. Дворяне предложили послу Боусу слезть с коня и, стоя, выслушать приветствие царя. Боус не захотел слезать с коня, считая это унизительным для Англии. Начались пререкания; наконец обе стороны пришли к соглашению слезть вместе одновременно с коней. Тут началось тоже затруднение: каждый боялся, чтобы нога другого не ступила на землю раньше. Однако все произошло к общему удовольствию: русская и английская ноги стали на землю одновременно. Ничья держава не оказалась опозоренною.
В Москву Боус прибыл только в конце сентября, а двадцать четвертого октября посол был приглашен явиться ко двору.
Его сопровождали сорок молодых дворян в парчовых кафтанах и шелковых голубых рубашках. По пути к дворцу по обе стороны были расставлены шесть тысяч стрельцов.
У дверей царской палаты посла и его людей встретил пожилой знатный боярин.
Войдя в палату, Боус увидел сидевшего на высоком троне царя Ивана Васильевича, окруженного белоснежной шеренгой юных рынд.
Около царя, на золоченых колонках, лежали три короны: Московская, Казанская и Астраханская. В палате, справа и слева, двумя полукругами сидели сто бояр в парчовых платьях.
Боуса подвели к целованию царской руки. После любезных расспросов о здоровье королевы Елизаветы царь указал Боусу на заранее приготовленное ему место в десяти шагах от себя.
Посол встал и хотел подойти к царю, чтобы передать ему королевину грамоту. Вдруг к нему подскочил думный дьяк, пытаясь взять у него грамоту.
– Не к тебе послана грамота ее величества, а к твоему государю, – с негодованием оттолкнул его посол и передал грамоту самому царю, который, видя поступок посла, с улыбкой покачал головой.
В тронном зале, в Столовой избе, царем был устроен торжественный обед в честь английских гостей. Во время обеда царь, поднявшись со своего места, выпил большой кубок вина за здоровье королевы, своей доброй сестры, и пожаловал из своих рук послу большой кубок рейнского вина с сахаром, чтобы он выпил за здоровье его, московского царя.
Боус с поклоном осушил кубок, провозгласив тост за здоровье царя...
На другой день посол был призван к царю на его половину, и там в присутствии ближних бояр царь повел беседу о делах.
После долгих споров и разговоров царь увидел, что его желания не удовлетворены. Боус заявил, что он не уполномочен решать королевины дела. Он может передать королеве требования царя, но сам решить их не в силах.
Царь вскочил со своего места и, сверкнув глазами, гневно крикнул:
– Коли так, я не считаю твою, английскую, королеву своим другом. Обойдемся и без нее. У меня есть друзья получше королевы!
На это Боус смело ответил:
– Королева – моя повелительница. Она – величайшая в христианском мире государыня, она равна тебе, московскому государю, считающему себя сильнейшим. Королева легко защитится от твоей, государь, злобы. Не имеет она ни в чем недостатка, чтобы напасть на всякого, кто решится быть врагом ее величества.
Царь удивленными глазами глядел на Боуса.
Бояре в страхе замерли на своих местах.
Боус дерзко смотрел в глаза царю.
– Ого! – усмехнулся царь. – Когда так, хорошо. Что ты скажешь о французском или испанском короле?
– Я почитаю, государь, королеву, мою государыню, столь же сильною, как и каждый из них, – отвечал Боус.
– А что ты скажешь о германском цесаре?
– Такова сила моей королевы, что король, ее отец, не очень давно давал субсидию, помогал денежно императору в его войнах против франков.
Услыхав это, царь пришел в крайнее возмущение.
– Ты не посол! – закричал он. – Я выгоню тебя из дворца.
Рассерженный вид царя Ивана привел в содрогание всех присутствующих, кроме английского посла. Он стоял перед царем, не теряя своего достоинства.
Громко он сказал царю в ответ:
– Великий государь, ты можешь поступать, как тебе угодно, по своему желанию, ибо я нахожусь в твоей стране. Однако моя государыня, питая любовь к своим подданным, безусловно сумеет отомстить тому, кто надругается над ее послом.
Царь побагровел от волнения, слушая дерзкую, прямую речь иноземца.
– Иди к себе домой, – сказал он, вдруг притихнув.
Боус поклонился и вышел.
После его ухода царь обратился лицом к боярам:
– Похвалы нашей достоин посол королевы! Сей посол не мог допустить ни одного обидного слова о своей государыне. Это ли не похвально?!
Иван Васильевич погнал дьяков вдогонку за послом.
Вскоре тот вновь предстал пред царем.
– Слушай! – сказал Боусу царь. – Известна моя любовь к сестре моей, королеве Елизавете! Скоро вновь позову я тебя, и мы посоветуемся с тобой, чем полезен будет вашей стране московский государь и чем вы будете нам полезны.
Царь распорядился увеличить послу жалованье на корм. Дьяк Савва Федоров явился в посольский дом и объявил об этом Боусу.
Однако корм оказался так обилен, что посол стал просить отменить его. Несколько раз Боус обращался к царю с этой просьбою, но царь ни за что не соглашался на это.
Роспись нового корма: На каждый день: 1 четверик муки, 2 живых гуся, 20 кур, 7 баранов, 1 бок поросенка, 70 яиц, 10 ф. масла, 70 белых хлебов, 12 хлебов, 1 галлон уксуса, 2 бочонка соленой капусты, 1 гарнц луку, 10 ф. соли, 1/4 бочонка вишневого меда, 1/2 галлона горячего вина, затем много всяких других медов и вин. На 3 дня: 1 бык.
Бояре, дьяки и всякие служилые посольские люди, видя особую милость царя к послу, старались показать ему свое дружеское внимание.
Просьбы английской королевы о привилегиях для английских купцов царем были частью удовлетворены, посол отправил в Англию свое донесение королеве, а сам стал готовиться к обратному путешествию на родину.
Царь Иван с грустью сказал царевичу Федору, сидя в его комнате:
– Чего-чего не делал я ради Варяжского моря! Аглицкой королевне воздал непомерную честь, изъявив свое согласие на ее требования. Тоже ради моря. Имею мысль: в союзе с ней отбить обратно Лифляндское побережье. Пошлю нового посла к ней. Без моря на западе не быть России! Так заповедал нам сам Господь. Не отступлюсь я от той мысли. А коли меня Господь приберет, – добивайся и ты, чтоб то море стало нашим. Во сне я вижу его. Спать не ложусь, чтобы не думать о нем.
