Николай Задорнов - Гонконг
– Почему вы спрашивали? Да, я знаю: вы были близким другом... А вы знаете, что в Гонконге Сибирцева-сан задержали англичане за предоставление артиллерии Китаю.
«Что за чушь! Как это может быть?»
– А потом его выслали из Гонконга в числе других пленных в Англию. На переходе началась эпидемия, и он заболел холерой. Многие умерли. Я так думаю... Я узнал случайно от других. Приезжала с английской эскадрой англичанка из Гонконга, очень знатная, и искала его сына. Я удивился... Я совершенно не знал... и был поражен... Разве у Сибирцева был сын? Я до сих пор ничего не знал.
– Она нашла его сына?
– Да, она была очень настойчивая. Но японскому управлению ничего не известно.
«Так у Алексея Николаевича все же сын! А где же он сам? Жив ли?»
– А что это была за англичанка?
– Говорят, она в христианской миссии в Китае учит девочек.
– Старая? Как ее фамильное имя?
– Очень молодая и красивая. Ее зовут Энн, и больше мы не узнали. Вернее, я не слышал.
– Кто из переводчиков с ней встречался?
– Мориама-сан.
А Мориама, улыбаясь, стоял рядом и все слушал.
– Мориама, вы видели приезжавшую из Гонконга англичанку?
– Да, я помогал ей. Очень молодая и приятная. Когда она упоминала имя Сибирцев а, то краснела, и я решил, что она сестра Ареса-сан... Или... жена! Он ей не безразличен. Она очень хотела видеть его сына и готова была поднять на ноги всю японскую полицию и призвать западную религию и флот королевы. Она так и заявила, что имеет право говорить от имени королевы и что королева Виктория имеет много детей и всех сама кормит грудью и не отдает их нянькам. У королевы прекрасный муж, но не имеет власти. Кое-что мисс Энн удалось узнать. Я помог ей...
– Так что же она? Говорила об Алексее?
– Ареса-сан был якобы арестован в Гонконге английской полицией за перевозку самых современных артиллерийских орудий в Кантон. Но на самом деле это сделал не он, а какая-то шайка спекулянтов. Мисс Энн известила, что распространялись слухи, будто бы на переходе в Индийском океане Сибирцев заболел холерой, после высылки из Гонконга. Он был брошен в мешке в воду. Англичане якобы хотели его судить за доставление артиллерии Китаю.
Уэкава с сияющей физиономией взошел по трапу и кланялся встречающим офицерам. Сказал вахтенному офицеру, что желает видеть капитана господина Римского-Корсакова и обрадовать важным и приятным известием.
Посьет опять у Таунсенда Харриса в Гекусенди, а Хьюскен вместе с Колокольцовым сегодня на «Оливуце». Римский-Корсаков поспешно вышел на палубу. С Уэкава прибыла целая свита чиновников. Внесли на руках что-то вроде плетеного сундука.
«Что там?» – подумал Воин Андреевич, заметив таинственный багаж.
– Вот! Прибыло. Для вас! – улыбался Уэкава. «Можно с ума сойти. Неужели ратификация? Впрочем, быть не может!»
– Это из Эдо?
– Из Нагасаки... Это-о письма. – Любезно сказал и щелкнул каблуками Уэкава. – Из России, господам офицерам и матросам.
Чиновники достали из корзины настоящий почтовый мешок из грубой ткани, какие введены всюду для перевозки почты в Европе и Америке на пароходах и по железной дороге.
– Очень большая тайна! Охрана частной переписки. Спасибо! Получите... – сказал Уэкава-сан.
Ушли в салон и разобрали. Писем множество – и офицерам, и нижним чинам. Матросские отдали сразу же унтерам для раздачи.
Но у всех писем сургучные печати сломаны и письма открыты. Ельчанинову письмо от сестры Екатерины Ивановны Невельской. Они уже в Петербурге и собираются поехать в поместья в Смоленск и в Кострому. Еще письмо от сестры Саши из Красноярска.
На всех письмах штампы: Петербург, Амстердам... И японская печать тоже... Как они вперед шагают.
– Бог с ними, со сломанными печатями, – сказал Римский-Корсаков, передавая возвратившемуся Посьету целую пачку пакетов.
– Слава богу, что пришло. И незагрязненное и ненадорванное.
Хьюскен, гостивший на «Оливуце», развалясь на диване, хохотал до упаду, глядя, как офицеры, перечитав письмо, огорченно осматривают сорванные печати и как японцы извиняются за плохую работу голландской почты, которая так долго задержала корреспонденцию.
Вечером молодой американец записал в дневнике: «Русские офицеры получили письма через Нагасаки, и японское правительство не поколебалось вскрыть каждое из них, что доказывает, что не одни лишь европейские правительства виновны в такой недостойности».
Приехал Мориама Эйноске с пачкой газет под мышкой. Сказал, что подписался на гонконгские еженедельники и сегодня получил очередные номера через Нагасаки. Это ему разрешается.
Война в Китае в полном разгаре. Видимо, будет сильная бомбардировка Кантона. Слухи, о которых сообщал Уэкава, подтверждались.
Началось из-за лорчи[78] «Арроу». Ее хозяева гонконгские китайцы подняли британский флаг и пришли в Кантон. Там полиция опознала в команде беглых преступников из Кантона. Власти Кантона их задержали. К этому придрались англичане, объявили действия кантонских властей оскорблением флага – и пошло и поехало. Китайский вице-король извинился. Но не тут-то было.
– Ужасно, если в Японии появятся такие же представители. Поэтому приходится следить... – сказал Мориама.
– За нами!
– Да, да... пожалуйста. Газеты можете оставить себе. Конфиденциально... Посэто-сама, могу сообщить... что мистер Харрис с этой же почтой получил американские и французские газеты, но ему писем не было.
«Это в крови у них – хоть на кого-нибудь надо доложить «конфиденциально». Если не про нас, так нам про американцев. А то и про своих донесут что-нибудь да нужное! Не сидеть без дела, как их приучило их же собственное правительство из самых возвышенных побуждений».
– Кажется, в Кантоне англичане устроили резню, – добавил Мориама печально. – Это нельзя узнать из прессы Гонконга. А вы знаете, что американский молодой переводчик каждое утро... в саду скачет, как козел. Очень удивительно! Ему некуда девать силы.
На корвет приехал вице-губернатор с сообщением, что прибыла ратификация из Эдо.
– Мы на днях уходим. Завтра решим, когда обмен ратификациями. Что еще сделать для вас, Таунсенд? На прощание? Что бы вы хотели? – спрашивал Константин Николаевич, заехав в храм на берегу.
– Молока! Мне нужны молочные продукты, – вскричал пьяный Харрис. – Я в отчаянье! Я жить без них не могу. Я просил, но меня не понимают.
– Уверяю вас, что молоко будет, – ответил Посьет, – я же сказал японцам.
– Ничего не сделано до сих пор.
Харрис заговорил про Боуринга, что с ним самые лучшие отношения. Достал из стола его письма и прочитал отрывки. Действительно, тон дружеский.
– Но, дорогой коммодор! На все свои причины! Сэр Джон несколько раз говорил со мной, о чем я вас предупредил. Он хочет занять японский остров Хоккайдо и этим прочно изолировать Японию от России. Уверяет, что это в наших общих интересах. Базы английского флота вблизи берегов развивающейся Сибири! Он желал знать, каким будет отношение к этому Америки... и просил меня... о содействии. Их озаботил Севастополь.
Посьет поехал из Гекусенди обратно к губернаторам.
– Что же с доставкой коровы? Разве больше не доится в Хэде адмиральская корова?
– Корова? О-о, корова! – закачал головой Накамура-сама. – Нет, кажется, не доится. Оттуда сообщили, что она погибла.
– Почему?
– Она очень распухла. Выменем. Поэтому болела. А потом, может быть, сломала ноги – и ее прирезали.
– Почему у нее могло распухнуть вымя? Разве некому было доить?
– Да. Так.
– Но там оставалась жена у нашего скотника Берзиня. Она отлично доила.
– А-а! О-о! – Накамура смешался. – Знаете, это действительно так, но... Бакуфу приказало уничтожить всякие следы близких сношений с иностранцами. И Ябадоо-сан, вероятно, сразу выполнил.
Убить корову за связь с иностранцами! Ну, до этого еще никто и нигде пока не додумался.
– Знаете, господа, – сказал Константин Николаевич, – видно, без американцев вам не обойтись в вашей истории. Если добром нельзя, то они заставят.
Накамура слушал печально и кивал головой. Как Посэто-сама не видит, что его самого обманывают?
К Ябадоо в деревню Хэда явились чиновники от губернатора. Старого самурая требовали к ответу. Прибыл русский корабль, и срочно требуется по распоряжению правительства получить от Ябадоо сведения для Америки. Прибыли Посьет и Кокоро-сан. По этому случаю все пути в Симоду из Хэды перекрыты, охраняются, нет прохода и судам и людям. Никого и никуда не пускают, но почему – об этом никому не говорят. Знать запрещено.
У старика душа замерла. Но самурай – это воин. Никогда не боится, смело идет вперед. Кокоро-сан! О-о! Неужели начнется розыск снова? Ужасное положение! Неужели? Нет, не может быть. Кокоро-сан горд и молчалив, как воин, он все знает. А кто знает – тот молчит. Если он заявит, что у него тут должен быть сын, то на этот раз не вывернешься.
