Валерий Ганичев - Ушаков
20 октября он отдает приказ капитану 1-го ранга Сенявину следовать на соединение с эскадрой к острову Корфу. В этот же день он отдает приказ капитану 1-го ранга Селивачеву с кораблями «Захарий и Елисавета», «Богоявление Господне» и с фрегатом «Григорий Великая Армении», а также с кораблями турецкой эскадры следовать к острову Корфу.
Приказ был четок и конкретен. «Старайтесь как наивозможно приходом Вашим туда поспешить и облегчить его блокадою, чтобы прибавку войск на него и провоз провиантов ни отколь не допустить, старайтесь все к нему приходящее от французов брать в плен, если из Анаконы сделана будет какая-нибудь оному острову помощь, ровно и то, ежели узнаете в близости находящееся…»
Вице-адмирал требует всякую коммуникацию с оным островом французам пресечь, предлагая действовать по законам военного времени: противящихся «наказывать огнем и мечом» и брать в плен. Яснее не скажешь.
24 октября «Богоявление» занял северный пролив, другие корабли — южный. Началась блокада.
74-пушечный французский корабль «Женеро» и два других корабля решили прощупать ее прочность: 27 и 29 октября вступили в бой с «Захарием и Елисаветой», а также с «Богоявлением». Нападение было лихим, у «Богоявления» даже сбило бизань-мачту. Но и русские артиллеристы стреляли метко, разбили у «Женеро» палубу, расщепили бушприт. На «Женеро» поняли — свободно разгуливать вокруг острова больше не придется. Отныне французы плавали только между островом Видо и крепостью.
Ушаков понимал, что для штурма крепости у него не хватает сил и средств. Что надо для успешной осады и взятия такой крепости, как Корфу (ныне Керкира)? Конечно, большое количество войск и осадной артиллерии. Но их у русского вице-адмирала не было. Нет? Значит, надо достать ее, добиться, придумать, как выйти из положения, — таков был его постоянный принцип, внутренний закон. В этот момент он развивает бурную деятельность, пытаясь привлечь к выполнению главной задачи турок, особенно подвластных им пашей на Балканах. К самому влиятельному из них — Али-паше Янинскому — посылает он личного порученца, лейтенанта Егора Метаксу. Надо собрать войско для штурма. Ведь Порта обещала это ему в Константинополе. Но паши не спешат, отделываясь обещаниями и льстивыми словами. Ушакова это раздражает. «За выражаемую вами дружбу покорно благодарю, — отвечает он Али-паше. — Я не имею времени объясняться подробно, но тогда дружбу вашу почту совершенною, когда войска требованные пришлются, о которых я повторяю мою просьбу ни одного дня не замедлить, также и не препятствовать другим, которые желали к нам войска послать…В вашей воле зависит прислать те войска, которые Блистательною Портою назначены от ваших детей,[17] так же и от других пашей, и я предвижу, что за упущением времени может произойти вред невозвратный».
Очень точно выражался Федор Федорович, вред действительно был «невозвратный». Время штурма затягивалось, наступала штормовая, ветреная зима.
Блистательной Портой предписано требовать от Мухтара и Вели-паши по три тысячи человек. Скутарийскому Ибраим-паше — пять, паше Авлонскому — три. Паши стали войско посылать, Али-паша сразу вторгся в их владения, грабил, разорял, как бы намекая — не спешите помогать русскому адмиралу. Сам же с ним вступал в сладчайшие переговоры и тоже намекал: имей дело только со мной, я хозяин побережья, без меня Корфу не взять. Ушаков еще одного грозного противника не хотел иметь — вел переговоры, старался примирить пашей во имя общей цели: разгрома французов и взятия Корфу. Али-паша изворачивается, виляет.
«Переписка его всегда ко мне учтива, — пишет командующий эскадрой Павлу I, — но на деле верного соответствия незаметно, кроме поманки замысловатых его предприятиев». Ушаков видит, что Али-паша «имеет особое намерение, несходное с нашим расположением», имеет сведения, что тот хочет сделать, перебравшись с войсками, «замешательство и еще что-либо важное». Ну и союзники! Но ведь и без них не обойтись. Ушаков действует так, чтобы Али-паша понял: перед ним все понимающий, твердый и решительный человек, который не простит предательства. Приглашает вместе с Кадыр-беем доверенного Али-паши Гасан-эфенди и требует прекратить козни, задержки, сопротивление указаниям султана. Гасан стал уверять, что Али-паша пришлет немедленно войска для штурма, «а более того посылать не будет». Это тоже было важно, ибо разнузданное воинство Али-паши вызывало страх и ужас у греков.
Вот так и балансировал в своих действиях Ушаков перед штурмом, стягивая войска и корабли к Корфу и затягивая узел блокады.
Понимал, что войск мало, эскадра тоже не мощна, собирал силы в единый кулак. 9 декабря подтянулись два фрегата — «Св. Михаил» и «Казанская богородица» капитана Сорокина, что до того крейсировали у берегов Родоса. 30 декабря подошли из Севастополя корабли «Св. Михаил» и «Симеон и Анна» под командованием контр-адмирала Пустошкина. Началась осада.
Примерка…
24 октября перед крепостными стенами Корфу прошли русские корабли «Захарий и Елисавета», «Богоявление Господне», «Григорий Великая Армении». Стали поодаль. Якоря сбросили. Запахло варевом. Было ясно — не уйдут…
Иван Андреевич Селивачев, что возглавлял весь отряд (турецкие корабли подошли позднее), проводил на берег священника, который вез и сюда послания константинопольского патриарха. Решил ждать островитян: так ли будут рады, как на других островах, эскадре? Гром канонады прервал его спокойные размышления. Ядро проскакало по палубе, разбрасывая в разные стороны щепу, и плюхнулось с противоположной стороны в воды моря. Изящный французский корабль «Женеро» выскочил из-под стен крепости, «поймав ветер», промчался вдоль линии русских кораблей, осыпая их ядрами.
— Великий рискун, однако же, сей французский капитан, — проворчал Селивачев, отдавая приказ артиллеристам достойно ответить лихачу. Ядра прочертили воздух. Знакомство состоялось.
Утром на палубу «Захария и Елисаветы» поднимались шумноватые жители Корфу.
… — Мы просим вас, — протягивая руки к Селивачеву, перебил всех доктор Папонис, — не высаживайте на остров турок. Сейчас у нас почти все единодушны, все благосклонны к вашему императору. А имя господина Ушакова давно прославлено на наших островах и гремит по всему Средиземноморью. Не посылайте на острова турок!
Селивачеву было неловко, турецкий офицер сидел рядом. Иван Андреевич потер подбородок, покряхтел и спросил:
— Сколько сможете выставить ополченцев? Корфиоты зашумели, перебивая друг друга.
— Пять… Семь!.. Десять тысяч!.. Возьмем штурмом крепость…
Граф Булгарис величественно поднял руку, надеясь, что все сразу замолчат. Но корфиоты были уже другие, почтения к сановитости не испытывали, они продолжали спорить, доказывать, не обращая внимания на поднятую руку. Граф не выдержал и тоже стал кричать, стараясь, чтобы русский капитан услышал его…
— Ну пятнадцать, так пятнадцать, — успокоительно ответил ему Селивачев. И другим: — Вот прибудет командующий, и о всех остальных делах договоримся. Главное — французов в крепость, как в котел, загнать, так Федор Федорович сказал, и там сварить их, как раков. Так, соименник? — обратился он с улыбкой к Ивану Андреевичу Шостаку, командиру фрегата «Григорий Великая Армении», что присутствовал на встрече. Тот улыбки не принял, скептически посмотрел на островных гостей и раздумчиво сказал:
— Крепость — орешек твердый, крови прольется немало. Может, им предложить почетную капитуляцию?
Селивачев с удивлением посмотрел на своего соратника: он тоже об этом думал.
— Пожалуй, что и так, Иван Андреевич. Давай завтра испробуем. Ты и язык знаешь отменно. Съезди, авось уговоришь.
Выпроваживая гостей, приговаривал:
— Главное, не дать им на острове хозяйничать — вот приказ адмирала. Загнать в крепость! Загнать в крепость!
На следующий день на острове повсюду собирались дружины повстанцев. Французы к вечеру везде сняли свои предмостные посты и гарнизоны, отступив в крепость. Оставаться лицом к лицу с бушующей массой было небезопасно…
…В доме у командующего французским гарнизоном генерала Шабо было тепло и уютно, горел камин, из окошка виднелся красивый изгиб бухты. Генерал, снявший мундир, вытянул ноги, поставил на поручни кресла стакан с вином и с безразличием вслушивался как в болтовню комиссара, так и в прибаутки капитана «Женеро» Ле-Жоаля, который поддразнивал кота кисточкой от шпаги. Кот пытался ухватить ее, зацепить коготками, но капитан ловко выдергивал кисть из цепких кошачьих лап. Игривость кота сменилась злостью, ему было обидно, что этот громадный человек успевает раньше его.
— Перебродят. Обломают зубы о крепостные стены и повернут свои косы против нобилей. Корфу снова запылает. Вот тогда мы и соединимся с повстанцами, — говорил, ощупывая висевший на стуле мундир генерала, комиссар Дюбуа. На досуге он любил портняжничать, поэтому всегда оценивал одежду на людях.
