Николай Садкович - Георгий Скорина
– Пустяки! – рассмеялся Георгий.
– Так говорит Марта, – повторил Вацлав. – Однако, Франек, ты еще ничего не рассказал о себе…
Георгий стал рассказывать. Вацлаву казалось, что он вместе с другом бродит по знаменитым городам Италии, беседует на вершине падуанской башни с московским богомазом, сидит у костра повстанцев-мужиков в чаще белорусского леса. В памяти его воскресла убогая каморка краковской бурсы… Зимние сумерки, красноватые отблески углей в жаровне. Двое юношей, мечтающих вслух. Кажется, совсем недавно это было, а сколько переменилось с тех пор в их жизни. Как различно сложились их судьбы!
– Итак, ты решил поселиться в Праге? – спросил Вацлав, когда Георгий умолк.
– Да. В этом городе, мне кажется, я смогу сделать многое. Есть в чешской земле искусные друкарни и резчики, можно всякие славянские литеры изготовить. Пойми, Вацлав, ничто нынче не нужно так народу, как книга. Книга на языке, понятном простому люду. Помнишь мой краковский диспут?
– Еще бы!
– А я и подавно не забыл. Теперь настала пора осуществить то, о чем мечтали мы тогда. Вы, чехи, давно начали это дело. Я продолжу его. Сам переложу священное писание на русский язык, напишу пояснения, примечания, чтобы читателю легче было понять. Оттиснем книги, разошлем по всей Руси, а также в города чешские, польские, сербские – повсюду, где понимают славянскую грамоту.
– Да, да, – сказал Вацлав, – давно пора!
– Гравюры по дереву вырежем, – продолжал Георгий, не слушая. – Я этому мастерству в Венеции хорошо выучился. Приходилось тебе видеть вашу чешскую Библию, отпечатанную в Венеции?
Вацлав утвердительно кивнул головой.
– Хороша! – сказал Георгий с восторгом. – Чудесно! Что и говорить. И все же можно сделать еще лучше. И сделаем, верь мне! Пусть книга будет прекрасной, словно картина или статуя, пусть радует душу человеческую. Хочешь работать со мной, друг?
– Хочу! – сказал Вацлав, восторженно глядя на приятеля, совсем как в дни юности. – Конечно, хочу… – Он внезапно осекся. – А деньги?.. – сказал он. – Затея эта дорогая.
– Деньги?.. Я привез из Полоцка некоторую сумму. Один, конечно, не осилю. Я рассчитывал на помощь купца Алеша, да вот беда – исчез он. Не знаю, где и искать… Но теперь это не страшно. Я потерял Алеша, но, слава богу, нашел тебя. Разве ты не поможешь мне деньгами?
– Франек, – сказал Вацлав, с испугом глядя на друга, – я ничего не смогу дать тебе…
– Как! – воскликнул Георгий. – Ведь ты богат, ты сам сказал. Или ты уже не друг мне, как прежде, Вацлав?
– Я богат, Франек, это верно. И я люблю тебя по-прежнему. Но я не волен распоряжаться моим состоянием. Им ведает Марта. Я поговорю с ней, объясню ей… Не думаю, чтобы она согласилась, но все же я поговорю с ней, Франек.
Весь следующий день Георгий провел в поисках Алеша, но так и не нашел его следа. Вернувшись на постоялый двор, где по приезде в Прагу он снял комнату, Георгий нашел записку от Вацлава. «Моя жена вернулась, – писал Вашек. – Приходи завтра утром, попытаемся вместе ее убедить».
Когда Георгий явился в назначенный час, Марта Вашек сидела в небольшой комнате за конторкою. Перед ней стоял какой-то старичок, по-видимому приказчик.
– Дорогая моя, – сказал Вацлав нежно. – Я привел моего друга, доктора Францишка, о котором не раз тебе рассказывал.
Георгий учтиво поклонился. Марта ответила вежливо, но холодно.
– Здравствуйте, пан доктор, – сказала она. – Садитесь! – Она кивнула приказчику, тот сейчас же вышел.
Марта взяла лежавшую подле нее книгу и принялась внимательно разглядывать. Георгий заметил, что это было знаменитое венецианское издание чешской Библии.
Он с любопытством смотрел на супругу своего приятеля. Пышная, белотелая, сероглазая, необычайно мощного сложения, эта женщина напоминала ему жен и дочерей именитых полоцких купцов.
«Так вот кто пленил нашего робкого Вацлава!» – подумал Георгий.
Марта отложила книгу и посмотрела на Георгия испытующим взглядом.
– Вы хотите открыть друкарню, пан доктор? – спросила она, не отводя от него холодных глаз.
– Да, госпожа Марта, – сказал Георгий просто.
– Я уже говорил тебе, дорогая, – торопливо заговорил Вашек, – что печатные книги весьма необходимы не только для нас, чехов, но и для родственных нам народов. Книга является средством…
– Погоди, Вашек, – спокойно остановила его жена. – Пану доктору надлежит знать, что я занимаюсь пивоваренным делом. Кое-что я смыслю и в кожевенном товаре. В книгах я разбираюсь слабо, хотя покойный отец учил меня грамоте.
– Мне приходилось встречать книгопродавцев, – заметил Скорина, – которые не знали и грамоты. Однако же торговые дела их шли весьма успешно…
Марта опять взглянула на Георгия; видимо, ответ пришелся ей по нраву.
– По вашему мнению, это хорошая книга? – спросила она, указывая на венецианскую Библию.
– Это – чудо книгопечатного искусства! – восторженно воскликнул Вацлав. – Пойми, дорогая Марта, что самый факт появления печатной Библии на чешском языке имеет огромное научное значение. Не кто иной, как наш великий мученик, Ян Гус, впервые осуществил перевод…
– Я не могу вкладывать деньги в дело, которого не понимаю, – снова прервала она мужа. – Что до Яна Гуса, то он был мудрым и святым человеком, и все-таки его сожгли. Я женщина простая и немудреная и вовсе не хочу гореть на костре.
Вацлав бросил другу взгляд, полный отчаяния.
– Книга, лежащая перед вами, – сказал Георгий спокойно, – продавалась в Венеции по полдуката за экземпляр. На эти деньги можно купить почти два бочонка пива.
– Это очень дорогая цена. – Марта с удивлением посмотрела на книгу.
– Тем не менее, – продолжал Георгий, – не прошло и года, как все издание было распродано. И ныне невозможно приобрести эту книгу дешевле, чем за пять дукатов.
– А! – произнесла Марта, явно заинтересованная этим сообщением. – Вы могли бы издать книгу наподобие этой, пан доктор?
– Надеюсь, – ответил Скорина, чувствуя, что затронул самую отзывчивую струну этой женщины. – Я думаю, можно даже превзойти ее. С тех пор прошло десять лет, в печатном деле появились некоторые новшества. К тому же число резчиков и друкарей увеличилось.
– Вот как, – сказала Марта, – значит, теперь можно платить им меньше, чем раньше, и, стало быть, книга обойдется дешевле?
Георгий улыбнулся:
– Полагаю, что так.
– Вашек говорит, – продолжала Марта, – что вы хотите печатать книги на своем языке. Кто же здесь станет покупать их?
– Я буду посылать их на родину: в наших городах нет еще ни одной друкарни.
– К тому же, Марта, – опять вмешался Вашек, – многие образованные люди в Чехии, в Польше, в южных славянских землях с большим интересом прочтут эти книги. Ведь я объяснил тебе: наши народы – родня друг другу, и стремления у нас общие.
– Ох, Вашек, Вашек! – со вздохом сказала Марта и так взглянула на мужа, что тот сразу поник головой. – Скажите, пан доктор, – снова обратилась она к Георгию, – какие пошлины взимают в вашей стране за привезенные книги?
Георгий с удивлением посмотрел на нее.
– Книг из чужих стран к нам привозят совсем немного… Какой смысл взимать с них пошлины?
Марта задумалась. Оба мужчины тоже молчали.
Глава IV
В дни, когда Георгий Скорина начал устройство своей друкарни, печатание книг имело весьма ограниченное распространение. Если и появлялись отдельные печатные книги, преимущественно церковного содержания, то пока еще они ценились наравне с рукописными, которые вообще были малодоступны простым людям.
Книгами пользовались те, кто держал в своих руках «земные и небесные блага». Князья церкви вкладывали в новые издания свое, угодное им содержание. Перестраивая и дополняя древние тексты, стараясь церковной проповедью и Евангелием оправдать насилие и грабеж, творимые феодалами, церковь грабила крестьян и мелких ремесленников не меньше, чем воеводы и шляхта.
Однако влияние церковной «науки» было в то время велико. Религия была идейным обобщением феодального строя, а церковь, особенно католическая, с ее жадными епископами и попами, широкой сетью монастырей, шпионажа и инквизиции – могучим оружием в руках земных владык.
Духовная жизнь человека еще находилась в тенетах религии и суеверия. Даже передовые люди той эпохи, восставая против вековой несправедливости, вынуждены были облекать свою борьбу в религиозную форму.
Не избавился от этого и Георгий Скорина. Живая и пытливая мысль, разумение лживости церковных догм привели его к сомнениям неожиданным и страшным. Изучая древние рукописные тексты, подготовляя их к печати, Георгий задумывался над описанием некоторых «божественных явлений».
«Море расступилось перед Моисеем, и он прошел по дну его, как по суше… Солнце остановилось на небе, и удлинился день… Звезда указала путь…»
