Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Потемкин, вскочив со своего места, горячо воскликнул:
– Не надобно никакой дешперации, Ваше Величество! Я завсегда готов умереть за свою государыню и Отечество! Одно ваше слово, и я поскачу на край света, за ради нашей Северной Семирамиды, – последовал дерзкий ответ.
Императрица, улыбаясь, смотрела благосклонно на паки склоненную над ее рукой, голову отважного храбреца.
– Не так далеко, генерал! – молвила она. – Достаточно того, что вы будете давать зрелые советы, сей воюющей на два фронта Семирамиде здесь, в Северной Пальмире. Ибо о том, что делать с сложившимся положением я думаю уже не один месяц. Учиненные нами решения, как оказалось, неудачны. Мне надобна помощь мужественного и зрелого ума. Вы ведь знаете, что и мудрым людям надобен иногда совет.
– О, да! Я знаю, государыня-матушка, все подробности о втором фронте и о бунтовщиках в Поволжье. Мой друг, пиит Гаврила Державин, воюет в рядах нашего общего друга генерал-аншефа, Александра Ильича Бибикова. Он прописал мне о действиях генерала против Пугачевского движения. Я бы сказал, что, имея всего-то полтораста кавалеристов и около трех тысяч пехотинцев, Александр Ильич уже более месяца не токмо тщится защитить город, но и делает наступательные вылазки.
Глаза императрицы весьма оживились:
– Он необыкновенный человек! – воскликнула она. – И я всегда об том знала! – Полная противоположность, отстраненному мною, злосчастного генерала Василия Кара, коий и звание-то генеральское не должон иметь, – добавила она с презрением.
Екатерина замолчала, видя, что Потемкин что-то желает сказать. Тот не замедлил:
– А каково! Бибиков организовал в Казани дворянскую милицию! Город, почитая его, сформировал в помощь ему вооруженный корпус из дворян в триста человек, да и магистрат не подкачал – выставил конный эскадрон гусар!
Екатерина, удивляясь его осведомленности, с грустью добавила:
– Паче того, родственник Бибикова, генерал-майор Ларионов, взял на себя командование оными корпусом и эскадроном. Я была в Казани шесть лет назад, не поверю, что сей мощный город, сдастся на милость подлому самозванцу.
Она помолчала, ожидая, что скажет генерал, но тот смотрел на нее, и всякий раз, при встрече с ее взглядом, не отводил глаза.
– Однако, – прервала молчание Екатерина, – результатов пока нет. Мятежники, продолжают наступать. Трудно, особливо, с башкирцами. Подполковник Лазарев понес большие потери в схватке с ними.
Потемкин вдруг дерзко, но твердо заявил:
– Надобно выбить пугачевцев из Оренбурга и Татищева, переломить ход противостояния. Тогда, полагаю, легко будет овладеть бунтовщиками. Нужны дополнительные войска.
Озадаченная его искренним напором, Екатерина, взглянув на него с улыбкой, оглянулась на свой стол, заваленный бумагами и депешами. Позвонив в колокольчик, приказала принести кофе на двоих.
* * *
– Вы ведь, Григорий Александрович, любите кофе? – спросила государыня, обращаясь к нему с легкой улыбкой.
– Люблю крепкий кофе, Ваше Императорское Величество, – живо ответствовал генерал.
– Вот и ладно! Вкусы у нас здесь совпадают, – сказала Екатерина с некоторой ироничностью.
Потемкин не замедлил возразить:
– А я давно заметил, государыня Екатерина Алексеевна, у нас во многом вкусы схожи!
Екатерина паки иронично ответствовала:
– Схожи? Любопытно! – но тут же перевела материю разговора:
– Завтрева собирается Государственный совет, будем решать каковые войска слать против Пугачева и под чьим командованием. Я думаю о генерал-майорах Павле Мансурове и Петре Голицине.
Екатерина смотрела внимательно в лицо Потемкина, ожидая его реакцию.
– В князе Голицыне я не сомневаюсь, – заметил тот, – о Мансурове тоже слышал похвалы.
Императрица удовлетворенно кивнула.
– Однако, – добавил Потемкин, – я бы туда сразу направил генерал-поручика Суворова. Сей генерал покончил бы с бунтовщиками одним махом.
– Я такожде высоко ставлю Александра Васильевича, но война с турками еще не окончена. Турецкий фронт – моя главная болячка, понеже никак не можем заключить с ними достойный для нас мирный договор. А унижение России мне не с руки.
Лицо Потемкина сразу омрачилось.
– Согласен, милостивая государыня, согласен!
Оба паки помолчали, затем Екатерина молвила:
– Тяжело, вестимо, Александру Ильичу Бибикову, надобно поспешествовать ему помощью. Слишком дорог он государству нашему.
Потемкин вскочил:
– Ваше Величество, пошлите не медля меня к нему!
Екатерина Алексеевна посмотрела на него укоризненно.
– Полноте, генерал! Не для того я вас вызвала из пекла осажденной Силистрии! Нет у меня желания, дабы вы теперь воевали с чернью. Отдохните, придите в себя, а там мы найдем для вас и, кстати, для вашего брата, достойное применение.
Проговорив еще полчаса и выяснив все касательно армейских дел, императрица встала. Потемкин явно не хотел уходить, вымученно улыбнувшись, он приложился к руке.
Над головой своей услышал слова:
– Жду вас нынче, генерал, на представлении русской комедии в придворном театре. Сядете по левую от меня руку.
Потемкин вскинул повеселевшие глаза.
По лестнице он, можно сказать, скатился в самом радужном настроении. Остановившись на первом этаже, он убрал с лица улыбку: нечего выставлять свои чувства на обозрение всем встречным. Тем паче, что впереди у него должна была состояться сериозная встреча с первым, после императрицы, лицом государства – Никитой Паниным, надобно было передать ему письмо из Москвы от его брата генерал-аншефа Петра Панина. Ему же, малоизвестному генерал-поручику, будет полезно свести знакомство с сим вельможей. Авось, не станет мешать в будущем его сближению с государыней Екатериной Алексеевной. Тем паче, что тот, как ему известно, всегда был в оппозиции к Орловым.
Григорий Потемкин видел, что императрица не спешит приблизить его, во всяком случае, никакие знаки на оное он не приметил, чего он, впрочем, и не должон был ожидать, но на что в тайниках своей души весьма надеялся.
Записки императрицы:
После недавней смерти султана Мустафы Третьего, 21-го генваря сего 1774, года на трон взошел его родной брат, живший в продолжительном затворничестве, вдали от государственных дел, султан Абдул-Гамид.
Ныне имела место продолжительная аудиенция с генералом Григорием Александровичем Потемкиным.
* * *
Панин за чашкой кофе, вел, можно сказать, партикулярный разговор с коллегами о событиях внутри страны и за ее пределами, когда доложили о прибытии генерала Потемкина с пакетом для него. Встав и приняв пакет из рук генерала, Панин жестом пригласил его присесть рядом с братьями Чернышевыми и коллежским секретарем Фон Визиным.
– Думаю, вас не надобно представлять, давно друг друга знаете, – молвил он, многозначительно глянув на присутствующих. Потемкин согласно кивнул. Чернышевы улыбнулись. Серые выразительные, немного заплывшие глаза Фон Визина, смотрели изучающим взглядом. Читать послание брата Никита Иванович при всех не стал: положив его на стол, и приказав принести кофе прибывшему генералу Потемкину, он, тяжело ступая, вернулся к своему креслу, и, разместив поудобнее свое тучное тело, обратился к нему со