Кетцалькоатль - Александр Васильевич Чернобровкин
Ждать пришлось долго и скучно, потому что я приказал своему помощнику молчать. От безделья он достал из сумки комок заставшего сока гевеи и половину предложил мне. Называлось это удовольствие чикле. Расположившись по обе стороны от входа, мы напряженно мяли зубами предка жевательной резинки и пялились на поля: я на расположенные справа от дома, Габор на расположенные слева.
Олень появился неожиданно и почти напротив входа на удалении метров сто двадцать. Мой помощник заметил его первым и показал мне рукой. Это бы белохвостый олень с ветвистыми рогами. Шерсть серо-бурая и морда длинная, значит, не молодой. Я таких много настрелял в Калифорнии. Там они крупнее. Олень постоял на опушке, осмотрел открытую местность, убедился, что опасности нет, и начал щипать траву, медленно двигаясь вправо от нас.
Я медленно и бесшумно встал, вынул из колчана стрелу с бронебойным наконечником. От него рана будет больше, чем от игольчатого, предназначенного для кольчуг. У меня было по пятнадцать штук тех и тех. Вроде бы собирался без спешки, но все равно забыл захватить хотя бы пару охотничьих. Я медленно натянул тетиву. Лук тихо скрипнул. Я замер. Олень не прореагировал. То ли не услышал, то ли скрип не относился к опасным звукам. На шлепок тетивы по защите предплечья тоже не обратил внимания, но полет стрелы услышал и вскинул голову. Целился я в сердце. Олень рванулся вперед, когда она была рядом, поэтому попала между ребрами чуть левее. Животное подскочило странно, вверх и вбок одновременно, после чего упало на подогнувшиеся передние ноги, встало, покачнулось и затрусило по прямой. Вторая стрела воткнулась в правую заднюю лопатку, чуть не сбила с ног. Олень устоял и затрусил, прихрамывая, дальше, подвернув к ближним зарослям.
Я погнался за ним, Габор — за мной. Обе раны были глубокие, крови из них лилось много. Алые капли на зеленой траве и бурой опавшей листве показывали нам, куда бежать. Подранок одолел метров пятьсот-шестьсот, пока не свалился на левый бок, ослабевший из-за боли и большой потери крови. Когда я подошел к нему, большие темные глаза начали уже стекленеть. Кинжалом я перерезал яремную жилу, прекратив его мучения.
К моей радости обе стрелы остались целы. Дав Габору подержать лук, я осторожно вытянул их, очистил листьями от крови. Пока делал это, юноша попробовал натянуть тетиву до уха, как делал я. Ему с трудом удалось до груди, что очень удивило. Не меньше поразил Габора и мой кинжал из дамасской стали, которым я срезал тонкое деревцо, быстро очистил от веток и укоротил метров до двух с половиной. Веревками, взятыми у юноши, я связал ноги добыче, после чего пропустил между ними жердь, чтобы нести вдвоем. Думал, что и этот способ переноски тяжестей будет ему в диковинку, но ошибся. Олень весил килограмм сорок, а в жарком влажном климате казалось, что все сто, поэтому я часто останавливался, чтобы передохнуть. Когда вышли на дорогу, ноша сразу стал легче.
Примерно на полпути к деревне встретили пацанов с собаками. Они набрали по большой вязанке валежника. Одна была для Габора. Каждый сидел на своей, дожидаясь. Завидев нас, побежали навстречу под радостный лай собак. Двое сразу напросились подменить меня и Габора, который взахлеб рассказывал им, показывая на лук, как я подстрелил оленя. Слушали его с открытыми ртами. Насколько я понял, аборигены редко добывают оленей. Близко эти пугливые животные не подпускает, бегает быстро, поэтому дротиком, не говоря уже о копье, не попадаешь. Изредка попадают в ловушки, поставленные на тапиров. Второй рассказ был про кинжал. Видимо, никто не поверил, поэтому Габор попросил показать. Я достал из ножен и дал посмотреть, даже разрешил каждому срубить по ветке или сделать насечку на стволе дерева. Радости и восторгу их не было предела. Я показал на низкое дерево с длинными и почти прямыми ветками и попросил нарезать их по одной на каждого и несколько штук про запас. Что пацаны с удовольствием и сделали, поражаясь, с какой легкостью острое лезвие рассекает древесину.
Неподалеку от дома, приютившего меня, росло молодое дерево сейба высотой метров семь. Благодаря ярким цветам, острым шипам на стволе и ветках и досковидным, выпирающим корням, его трудно перепутать. К тому же, я посещал гондурасский порт, названный в честь этого дерева. Еще его называют «хлопковым», потому что семена покрыты капоком — легкими, эластичными, плавучими ворсинками, которыми будут набивать мягкие игрушки, матрасы и, в том числе, спасательные жилеты. Увидев его вчера, я подумал, что надо будет подновить мой. Цветет сейба по несколько месяцев. Цветы бывают разного цвета, у этой — белые с желтым. Возле них кружились разноцветные бабочки.
Я попросил Куву развести костер в яме, после чего перекинул веревку через нижнюю ветку сейбы, подвесил убитого оленя для разделки. Видимо, сделал что-то не так, потому что женщина смотрела на меня с испугом и удивлением. Я не стал выяснять, что именно нарушил. Все равно уже сделано. Быстро сняв шкуру, выпотрошил тушу, отрезал голову и нижние суставы ног, которые вместе с кишками оставил собакам. Видимо, псы жили впроголодь, потому что передрались, выясняя, кто круче, кто имеет право на лучший кусок.
Взяв из туши мякоть, показал Куве и ее старшей дочери, чтобы своими кремневыми ножами порезали их на небольшие куски и нанизали на ветки, заготовленные пацанами, которые отнесли домой валежник и вернулись, чтобы внимательно наблюдать за моими действиями. Точнее, их больше интересовал лук, выгнувшийся в обратную сторону после снятия тетивы. Он вместе с кочаном и двумя помытыми в кадке стрелами стоял рядом с входом в дом, прислоненный к стене.
Когда костер перегорел, я сделал подставки из
