Выбор Геродота - Сергей Сергеевич Суханов
А дело, со слов старейшин, было так.
Демократ Исагор призвал спартиатов в союзники против аристократа Клисфена. Афиняне тогда встали стеной на защиту Народного собрания. Спартиатам пришлось засесть на Акрополе. Эх, не делать бы им этого, потому что Клеомен с Демаратом вдрызг разругались во время осады.
Вроде бы Демарат еще раньше предостерегал соправителя от захвата Акрополя, чтобы не допустить свято-отношениях между женой Исагора и Клеоменом и будто бы это она нашептала любовнику напасть на священное место.
В результате спартиаты с позором вернулись домой, оставив афинян резать друг друга у себя за спиной. Но дальше дело обернулось еще хуже. Затаив злобу, Клеомен натравил на Аттику беотийцев и халкидян. Оказавшиеся между несколькими огнями афиняне от отчаяния выступили против Спарты.
Армии сошлись под Элевсином. И тут случилось чудо: сначала с поля боя ушли союзники спартиатов — коринфяне, затем строй покинул сам Демарат. Битва не состоялась, а непобедимая Спарта покрыла себя позором.
Недоброжелатели потом шептались, будто Клеомена постигла кара за вырубленную в Элевсине священную рощу. Так бесславно закончился четвертый поход Спарты на Аттическую землю. После этого случая эфоры издали указ о разделе верховной власти…
Вскоре гости Клеомена развалились среди подушек прямо на коврах. Не обращая внимания друг на друга, они предавались служению Эроту: целовали взасос юношей, лапали девушек.
Наездники и наездницы выгибали спину в сладкой истоме. Кто здесь раб, а кто хозяин, было уже не различить. Слуги осторожно пробирались между телами, вовремя подставляя таз, если кого тошнило.
Кимон плохо соображал. Он полностью отдался захватившему его возбуждению, в то время как флейтистки и кифаристы менялись местами, давая возможность гостям вносить разнообразие в оргию. Он пришел в себя после того, как Леонид со смехом вытащил его за руку из клубка сплетающихся тел.
— Брат хочет с тобой поговорить.
Клеомен и старейшины расположились в другом конце зала, чтобы не мешать молодежи развлекаться. Оказавшись среди одетых мужчин, афинянин смущенно прикрылся чьим-то брошенным хитоном. Геронтов нагота гостя не смущала — они продолжали как ни в чем не бывало обсуждать государственные дела.
— Я вижу, симпосий тебе по душе, — с ухмылкой обратился Клеомен к гостю.
Кимон закатил глаза, показывая свой восторг.
Тогда царь продолжил:
— Мы практикуем и другие развлечения. Например, сжигаем растения, которые при горении дают терпкий душистый дым. Вдыхая этот дым, можно разговаривать с богами. Но боги любят уединение, поэтому наказывают навязчивого собеседника головной болью. Так что это удовольствие скорее на любителя… Лично мне нравится охота. — При этих словах его лицо приняло хищное выражение. — Не простая охота — на человека.
Афинянин не знал, что сказать. После всеобщей любовной свалки он уже ничему не удивлялся. Но все-таки… Убийство — это не шутка. В Афинах за пролитую в мирное время кровь пришлось бы ответить, будь ты хоть простой магистрат, хоть эвпатрид.
Со времен Драконта убийство считалось серьезным преступлением. Отец многое знал о нравах Лакедемона и Мессении. но про такое ему не рассказывал.
Клеомен заметил замешательство гостя.
— Рабов по происхождению мы называем илотами, они живут отдельно от спартиатов, — сказал он. — Про то, что рабы бунтуют, тебе не надо рассказывать — ты и сам не знаешь. Но в Афинах бунтаря просто вздернут на виселице или утопят для примера другим. В Спарте мы не можем позволить себе такой роскоши, хотя и пустить дело на самотек тоже не хотим. Илоты за аренду земли расплачиваются половиной урожая, поэтому каждый пахарь на счету. Прикормленный староста всегда донесет, кто в деревне обозлен, кто подговаривает других на месть, а кто хочет сбежать. Чтобы на огороде вызрели овощи, грядки надо прополоть. Так и с непокорными илотами — рви их с корнем, словно это сорняки, пока они не испортили урожай. Поэтому время от времени мы устраиваем криптии. Ты знаешь, что так мы называем карательные вылазки против илотов. Тут двойная выгода. Во-первых, полезно вырезать бунтарей. Во-вторых, во время облавы достигшие совершеннолетия ирены учатся убивать. Сам понимаешь: чурбан хорош для отработки приема, но он не закричит от боли.
— Что, если илот даст сдачи? — спросил Кимон.
Царь поднял брови:
— Всякое бывает, тут уж ирен сам виноват. В бою кто сильнее, тот и прав.
Клеомен знаком подозвал слугу, чтобы тот наполнил ритон.
Выпив, смачно рыгнул, потом продолжил:
— Следующей ночью товарищество Леонида проведет облаву. Если хочешь, можешь принять в ней участие. Тебе еще нет двадцати, но думаю, что эфоры закроют глаза на это небольшое нарушение.
Он хохотнул, бросив взгляд в полумрак пиршественного зала:
— Им сейчас хорошо… Геронты точно будут не против, потому что сами любят вспоминать молодость. А в старину нравы были покруче… Имей в виду, я буду настаивать на твоем участии, потому что Мильтиад проспи меня об этом. Он разве тебя не предупредил?
В глазах царя проскользнула хитринка. Кимон нахмурился, вспомнив, как отец при прощании велел ему во всем слушаться Клеомена, даже если просьба покажется странной.
— Все, что он потребует, пойдет тебе только на пользу, — заявил Мильтиад. — Мы с ним так договорились.
Теперь все стало на свои места. Что ж, убивать ему еще не приходилось. Сердце в груди будто на мгновение замерло от охватившего Кимона азарта. Каково это — отнять чужую жизнь?
— Я согласен, — сглотнув ком в горле, заявил он.
— Молодец, — похвалил гостя Клеомен. — Ты пойми — именно так и закаляется характер. Ирен не имеет права распускать сопли. Тебе дали приказ — иди и выполни!
Кимон кивнул.
Царь хлопнул его по плечу:
— Из тебя получился бы отличный спартиат!
"Насчет спартиата не знаю, но лаконофил[6], кажется, получился", — с уважением подумал афинянин.
4
492 г. до н. э.
Спарта
На закате Леонид провел смотр товарищества-сисситии.
Каждую из трех пятерок-агел возглавлял друг детства престолонаследника. Все бойцы были одногодками и знали друг друга с семи лет. Раздав друзьям лоскуты красной материи, он протянул такой же Кимону.
— Повяжи на руку, чтобы тебя можно было отличить в драке.
Шестнадцать молодых мужчин обступили костер в поле. Шепотом прочитали молитву Зевсу Силланию и Афине Силлании. Всполохи высвечивали черные полосы на лицах, алые ленты на руках казались язычками пламени. В глазах карателей читалось недоброе.
Кимону стало не по себе. Он храбрился, но из глубины сознания — словно пузырь из болотной трясины — раз за разом прорывался вопрос: "Ты уверен, что тебе это надо?"
Сначала бойцы похвастались друг перед другом оружием. Каждый нахваливал
