Сливовое дерево - Эллен Мари Вайсман
— Какими судьбами? — осведомилась Кати, убирая выбившиеся пряди волос с влажного лба. Она украдкой кинула взгляд в сторону и визгливо, неестественно хихикнула.
— Что с тобой? — в свою очередь полюбопытствовала Кристина. — Кто там у тебя?
— Я очень занята, не могу разговаривать, — заявила Кати. Из дома донеслось мужское бормотание, и Кати снова хихикнула. Затем, передумав, она проговорила: — Обещай, что никому не скажешь! А то мама будет кипятиться.
Кати была единственным ребенком в семье и страдала от излишней опеки со стороны матери — хрупкой женщины, подверженной головным болям и приступам дурноты, избавиться от которых помогало только долгое нахождение в темной спальне. Отец Кати держал пекарню и был старше отца Кристины на пятнадцать лег, он лишь закатывал глаза, когда жена излишне драматизировала события и не в меру тряслась над дочерью.
— Ты же знаешь: я — могила, — заверила ее Кристина, пожалев, что не пошла сразу домой.
Сияя улыбкой, словно выиграла ценный приз, Кати притянула к порогу молодого человека, вцепившись бледной рукой в расстегнутый воротник его белой рубашки. Его светлые волосы были взъерошены, полные пунцовые губы распухли; одежда его напоминала костюм, в котором Исаак ходил в университет: черные брюки и темно-синий жилет. Незнакомец обвил руками талию Кати, положив подбородок ей на плечо, и изучал Кристину взглядом мутно-голубых глаз.
— Это Штефан Эйхман, — представила его Кати. — Он учился в нашей школе на два класса старше, помнишь? Потом они переехали в Берлин. Но, к счастью для меня, он только что вернулся.
Кристина протянула руку:
— Guten Tag[13]. Извините, я вас не помню.
— Я вас тоже не помню, — ответил Штефан, оставив без внимания ее протянутую руку. С осовелым взглядом он притиснул Кати ближе и ткнулся носом в ее ухо.
Кристина сунула руки в карманы пальто и сжала в кулаке камушек, который дал ей Исаак.
— Мы со Штефаном столкнулись вчера в мясной лавке, — продолжала Кати, игриво отталкивая Штефана, целовавшего ее в ухо. — Выяснилось, что у нас много общего. Он учит меня английскому и пообещал отвезти в Берлин и сводить там в театр!
— Рада за тебя, — промолвила Кристина. — Ну, приятно было…
— Он может достать бесплатные билеты! — перебила ее Кати, визжа и подпрыгивая на месте. — Его отец раньше руководил одним из театров в столице!
— Ваш отец, должно быть, влиятельный человек, — проговорила Кристина, ища повод удалиться.
Вдруг Кати замерла, прикусила губу и взглянула на Штефана.
— Отец Штефана умер в прошлом году, — произнесла она бесцветным голосом. — Потому-то они с матерью и вернулись сюда.
Кристина немного оттаяла.
— Простите, — сказала она. — Bitte[14], примите мои соболезнования в связи с вашей утратой.
Штефан выпрямился и дернул головой в сторону, словно пытался развязать узел на шее.
— Он оставил меня и мать без гроша, — рот его искривился, как будто слова содержали яд. — Я не страдаю от утраты.
Кристина пришла в замешательство. Ей никогда не приходилось слышать, чтобы кто-то так отзывался о своем родителе, тем более покойном.
— Что ж, — она развернулась, чтобы уйти. — Мне надо бежать. Извини, что заскочила без предупреждения. Приятно было познакомиться, Штефан.
— Постой, — остановила ее Кати. — А что ты хотела?
— Ничего, — Кристина уже спускалась с крыльца. — Поговорим завтра.
— Хорошо, — согласилась Кати. — Auf Weidersehen![15]
Кристина пробежала четыре квартала, затем свернула за угол на главную улицу города, пересекавшую улицу, где она жила. Кати обладала порывистым характером, так что не стоило удивляться, что она целуется с парнем, которого едва знает. Но что-то еще в безрассудном поведении подруги настораживало Кристину, и поначалу она не могла разобраться, что именно. И вдруг ее осенило: Кати и Штефан вели себя так, словно встречались месяцами, а значит, Кати никогда бы не поняла, как много значил для Кристины первый поцелуй Исаака.
«Пожалуй, я пока не стану об этом распространяться», — подумала она, сворачивая на Шеллергассе.
Телега с навозом, влекомая волами, заняла всю ширину крутой узкой улицы, преградив Кристине путь. Девушка остановилась и тяжело вздохнула, раздумывая, сколько времени потеряет, обходя квартал кругом. Фермер в комбинезоне и заляпанных грязью сапогах слез на землю и тянул за хомут, стегая животных зеленой веткой. Волы похрапывали и переступали копытами, силясь тащить тяжело нагруженную подводу в гору, но каждый раз им удавалось сдвинуть ее всего на пару шагов. Хорошо, что фермер заметил Кристину и на время прекратил попытки, давая ей дорогу. Девушка кивком поблагодарила его и поспешила пройти мимо, опасаясь, как бы ее волосы не провоняли навозом. Пытаясь держаться как можно дальше от смрадного содержимого повозки, Кристина протиснулась между телегой и обветшалым амбаром, задним углом примыкавшим к дровяному сараю ее родителей.
Тут она заметила, что к деревянной стене амбара прикреплен плакат с надписью готическим шрифтом: «Первое распоряжение к Закону о гражданине Рейха». Обогнав подводу, она подождала, когда фермер проведет волов немного вперед, и вернулась, чтобы прочитать черно-белое объявление.
Под заголовком жирным шрифтом значилось: «Ни один еврей не может быть гражданином Рейха». В центре плаката были нарисованы схематичные изображения мужчин, женщин и детей, а под ними располагались вопросы: «Кто является гражданином Германии? Кто является евреем?» Черные фигуры представляли евреев, белые — немцев, серые — мишлингов, людей смешанной национальности. Чертежи в виде фамильных деревьев объясняли, кого считать немцем, а кого евреем, в зависимости от перекрещивания черных, белых и серых линий. Ниже, под условными рисунками банков, почтовых отделений и ресторанов, находился знак «Verboten!»[16] с черными и серыми фигурами рядом. А затем следовало предупреждение: «Нарушение запретов, изложенных в разделах 1, 2 и 3, карается каторжными работами, тюремным заключением и/или денежным штрафом». Далее шел длинный текст мелким шрифтом.
Исаак говорил ей, что положение евреев меняется, но до сих пор Кристина не принимала этого всерьез. В ее родном городке жизнь всегда текла мирно и размеренно, и ей было невдомек, какие последствия может иметь назначение нового
