Слав Караславов - Низверженное величие
Как человек, который знает мысли противника, князь Кирилл начал отчаиваться, но, поскольку обстановка вокруг смерти царя становилась все более напряженной и все более насыщенной грозовыми разрядами, постольку он все ощутимее улавливал, что приходит его время. Он узнавал это и от тайных доброжелателей. Первым, кто пришел к нему, был архитектор Севов. Они не любили друг друга. Он имел о нем (не без влияния сестры) особое мнение. Князь думал, что архитектор — шпион, который следит за ним, нанимает людей подслушивать его разговоры, и считал Севова способным на любые подлости. Несмотря на огромное доверие, которым Севов пользовался у Бориса, князь допускал мысль о том, что этот бездарный архитектор служит не только интересам дворца. Князю казалось, что севовские нити тянутся и в Берлин, и в Лондон. Севов попал в окружение царя по высочайшей рекомендации и постепенно, не имея никаких званий и чинов, вытеснил всех самых близких советников. Князь не удивился, когда тот заговорил с ним первым. Это было за два дня до кончины царя. После очередного совещания врачей они оба задержались в рабочем кабинете Его величества. Смеркалось, в кабинете становилось все темнее, и предметы утрачивали свои привычные очертания. Немецкий доктор вышел, чтобы сообщить последнее заключение консилиума о состоянии здоровья Его величества. Оно было неутешительным. Врачи предсказывали близкий конец. Доктор предложил зажечь лампу, но Кирилл не пожелал. Этот сумрак напоминал ему детство, когда власть еще не встала между братьями, и все представлялось в завуалированном, заманчивом свете. Детьми они любили приходить сюда и трогать различные предметы. Такую же слабость он заметил и у детей брата. Симеончо и Мария Луиза часто прибегали в кабинет после окончания рабочего дня, и не раз он заставал их за перестановкой вещей. После ухода доктора князь хотел встать, но голос Севова остановил его. Архитектор предложил ему встретиться на улице. Князь Кирилл не спросил зачем, а только уточнил место встречи. Чтобы скрыть любопытство, он решил переменить тему разговора и, не придавая своим словам особого смысла, сказал:
— А вы, архитектор Севов, как думаете, не надо ли пригласить царицу из Бистрицы? Пришло время и ей узнать, что происходит с царем…
Этот неожиданный вопрос, судя по всему, поставил Севова в затруднительное положение. Наступила долгая пауза, и князь понял, что он обдумывает ответ. Затем Севов сказал:
— Не худо бы подождать еще немножко. Во-первых, мы избавим ее от лишних тревог, и, во-вторых, встреча, на которой я настаиваю, затрагивает вас двоих…
— Кого?
— Царицу и Ваше высочество…
Загадочность ответа побудила князя предположить, что встреча будет очень важной. Он поднялся и ровным, размеренным шагом направился к двери. В коридоре он увидел сестру. Она разговаривала с одним из врачей, но, заметив князя, прервала беседу и догнала его. Князь свернул в столовую, она последовала за ним. Евдокия понимала, что приходит время, решающее для ее судьбы, и старалась быть вместе с братом, чтобы вдвоем обсуждать то, что преподносит жизнь. Смерть царя развязывала руки и своим, и чужим. Царица относилась к чужим, и от нее в немалой мере зависело, какое место будет отведено им во дворце, среди достойных наследников царства. Евдокия считала себя умнее брата, и сейчас он нуждался в ее поддержке и в ее уме. Врачи постепенно теряли надежду на спасение царя.
Князь Кирилл, отметив про себя, что они сидят в глубине столовой, без стеснения рассказал о предложении Севова.
— Иди! — сказала она.
И он пошел. Пошел и не пожалел. Его вовлекали в большую игру. Севов предложил князю сделку, которая в первое мгновение потрясла его, но затем повергла в лихорадочные раздумья. Кириллу было сказано, что, если он хочет, Севов передаст ему царское завещание, разумеется, ежели с Его величеством, не дай бог, случится худшее, и не только с ним, но, добавил архитектор, и со всеми нами. О завещании князь думал довольно давно, связывая его обыкновенно с решением о Марии Луизе, принятым вскоре после ее рождения. Когда было сделано нынешнее завещание, Кирилл не знал. Наверное, после рождения Симеончо. Удивительно, но о завещании вообще не говорили в царском доме, несмотря на тревогу за династию. Зная намерения брата, Кирилл не сомневался, что завещание существует. В свое время царь попытался — в нарушение Конституции — закрепить права Марии Луизы, что же говорить о Симеончо, к которому он относился с истинно отцовской заботой.
— А царица знает о нем? — спросил князь.
— Догадывается. Но вряд ли…
Этот ответ насторожил его.
— Значит, догадывается… А есть ли там что-нибудь обо мне?
— Есть! Там говорится, что при подборе регентов надо соблюдать Конституцию…
— Ну и?..
— А она отлучает вас, Ваше высочество, от управления.
Это давно было известно Кириллу, но он хотел еще раз удостовериться. Значит, брат списал его, продолжая считать негодным для дела. При этой мысли князь почувствовал, как от неожиданного гнева кровь прилила к голове и запылали скулы.
— А кто, господин Севов, знает о завещании, кроме вас?
— Крестный отец престолонаследника, генерал Николаев, генерал Луков, я и, возможно, этот, его Тень. Николаев и Луков мертвы, остаемся мы вдвоем с его Тенью…
— А как же этот, господин Севов?..
— Я заставлю его молчать, Ваше высочество…
— Хорошо! В принципе я согласен, господин Севов, но у вас, наверное, есть какие-то условия…
— Условий нет, есть просьба, Ваше высочество…
— Мог бы я узнать какая, господин Севов?
— Как я служил Его царскому величеству, так хотел бы служить и вам, Ваше высочество…
— Только это, господин Севов?
— В каком смысле? Слишком много, Ваше высочество?
— Напротив, очень мало, господин Севов…
— Значит?..
— Считайте, что мы договорились, господин Севов… Остальное я предоставляю вам…
Под остальным князь Кирилл понимал, что завещание будет взято и единственного свидетеля — Тень, человека, который всегда был с царем, — вынудят молчать. Когда князь рассказывал сестре о встрече и разговоре, его не покидало ощущение, что он участвует в заговоре против еще живого брата, но Евдокия поспешила его успокоить. Это серьезные вопросы, сказала она, и для их решения требуется время. По ее мнению, хорошо бы и Филова подготовить к тому, что вместе с ним регентом будет и Кирилл. Князь не догадался обсудить этот вопрос с Севовым, но был уверен, что архитектор сделает все как надо. И если Филов попытается сопротивляться, Севов наверняка использует связи с Берлином, и оттуда ему дадут нужную рекомендацию. А как быть с царицей? Главное противодействие, несомненно, придет с ее стороны. Если она согласится, то только против своей воли. По сути дела, ее надо спросить лишь в знак уважения. Дела в Италии обстоят плохо. Король, ее отец, достаточно низко пал в глазах немцев, и она не может не учитывать этого в своем поведении. Только бы сам царь не сказал ей о завещании, только бы…
Таковы были тревоги князя, но все обошлось. Об отношении к нему Богдана Филова он узнал еще перед кабинетом мертвого царя. Филов обнял его при встрече — подчеркнуто дружески, и стало ясно, что дела идут так, как хотел князь. Немцы также проявили большую заинтересованность в том, чтобы князь вошел в регентский совет, — это означало, что Севов и тут предварительно неплохо поработал. Царица дала свое согласие. Причин было достаточно, но он не хотел доискиваться корней, главное, что она не возразила. Он не сомневался, что и Конституция будет нарушена, чтобы его избрать. И, видя себя победителем, впервые дал волю чувствам по отношению к брату и царю. Начальство — так говорили о царе в семейном кругу; и царь не сердился. Вопреки всему он был для них хорошим братом, плохо было то, что он страшно ревниво относился к власти, никого не подпускал к ней. Он хотел обладать ею один, и только один. Секретная записная книжечка, в которую он регулярно заносил впечатления о разных лицах, говорила о том, что ко всякому, даже незначительному случаю, связанному с властью, он относился очень серьезно. Эта книжечка была теперь в руках у Кирилла. Когда ему Филов вручил ее в присутствии Евдокии, в нем пробудился археолог и историк. И князь сказал:
— В свое время константинопольский патриарх Фотий послал князю Борису I обширный трактат о том, как ему надо управлять… Этот блокнот, оставшийся от нашего премудрого царя Бориса III, напомнил мне о тех годах Великой Болгарии, когда так же, как и сегодня, сбывалась народная мечта об объединении…
Князь не очень-то знал историю Болгарии, но это сравнение возвысило его в собственных глазах и отвлекло внимание от одной заботы. Его отец пожелал присутствовать на похоронах. Кирилл принес телеграмму, чтобы спросить Филова, как следует поступить в этом случае. Сначала премьер-министр был склонен разрешить, но потом передумал и настоял на отказе. Он опасался, что факт участия отца в похоронах будет ошибочно истолкован народом и союзниками — как намерение снова занять вакантный трон. Было решено просить князя Кирилла послать отцу письмо: дескать, он, князь, не член правительства и не имеет права решать государственные вопросы без согласия премьер-министра. Если отец желает, может прислать телеграмму и, сославшись на здоровье, извиниться за свое отсутствие на похоронах. Такое письмо снимало с князя сыновнюю ответственность, и он почувствовал, что освободился от досадной тревоги.
