Дмитрий Дмитриев - Два императора
Глава II
Была светлая, лунная ночь, тихая и тёплая. Дворовый сторож громко выбил по железной доске двенадцать часов и ушёл спать в свою конуру.
В Каменках давно уже все спали. Князь Гарин ложился спать по-суворовски — рано, и вставал с петухами. Этому порядку подчинялись и все в доме.
Тихо отворилась калитка, выходившая со двора прямо в поле; вышел Николай Цыганов и быстро направился по едва заметной тропинке, которая вела в находившийся вблизи усадьбы лес; шёл он задумчиво, наклонив свою голову.
В лунную тёплую ночь особенно хорошо бывает в лесу; воздух чистый, оживляющий, исполинские деревья стоят не шелохнутся, кругом тихо, как будто вся природа спит крепким сном; вдруг эта лесная тишина прерывается криком какой-нибудь ночной птицы, раскатистым эхом пронесётся крик и замрёт где-то далеко в беспредельном пространстве.
Николай не обращал никакого внимания на окружающую природу. Он, видимо, спешил. Вот он вышел из лесу и пошёл по просёлочной дороге; направо и налево высокою золотистою стеною стояла колосистая рожь; пройдя несколько по дороге, он стал спускаться в овраг, поросший густым кустарником и мелким лесом; из оврага Цыганов выбрался на небольшую поляну, которую пересекала узкая извилистая речка, с ветхою деревянною плотиной и с полуразвалившейся мельницей. Почти рядом с ней стояла старая хибарка мельника в два окна, крытая соломою и достаточно покосившаяся уже набок.
Клок земли, на котором стояла мельница, составлял полную собственность старика мельника Федота; прежде мельница эта, как и всё вокруг, принадлежала князю Гарину; Федот был его крепостным, но за какую-то особую услугу князь отпустил Федота на волю и подарил ему мельницу. И вот старик лет двадцать уже владеет ею. Но мужики избегали возить к нему хлеб на помол: суровый и нелюдимый Федот был не в славе; народ говорил, что старик знается с нечистою силою, и считал его колдуном.
Федот жил на мельнице не один — с ним была ещё дочь Глаша, чудная красавица, статная, полная, румяная, с огневыми глазами, с соболиными бровями и с длинною-предлинною, до самых пят, косою.
Она выросла у мельника совершенной дикаркой, почти никуда не показываясь с мельницы. Пробовала было Глаша в праздник ходить на село, но девки и бабы сторонились её и не принимали в хоровод, парни искоса посматривали и любовались редкой красотою дочки колдуна, но разговаривать с нею боялись. Так и коротала красавица свою невесёлую жизнь со стариком отцом. Глаша всё же не скучала.
Федот мало обращал внимания на дочь и предоставлял ей право жить, как она хочет.
Глаша, управившись ранним утром с небольшим хозяйством в доме, отправлялась на целый день в лес. Летом она проводила здесь всё время, собирая грибы и целебные травы. Не раз она встречалась здесь с чернокудрым Цыгановым; красивый парень прельстил девичье сердце. Глаша полюбила княжеского приёмыша глубоко и вся отдалася ему.
Подойдя к мельнице, Николай пронзительно свистнул. Как бы в ответ на этот свист быстро отворилась дверь хибарки, и красавица Глаша поспешила навстречу молодому парню.
— Здравствуй, милый! Пришёл-таки. Что так поздно? Ждала-ждала…
— Некогда было — в путь готовился, — сухо ответил Николай.
— Стало быть, едешь, Николай?
— Завтра вместе с молодым князем поедем на войну.
— Зачем тебе ехать?
— А что же мне тут делать? Надоело мне тут всё.
— И я надоела? — спросила девушка, не умея скрыть тревоги, давно охватившей её.
— И ты надоела! — нисколько не смущаясь, ответил Николай.
— Разлюбил, разлюбил!.. — Глаша горько заплакала.
— Будет… Помиловались с тобой — и довольно! Слышишь, девка, я другую полюбил.
— Бесстыжий ты человек, погубитель ты мой!
— Не сердись на меня, Глаша, не кляни: сам я не рад своей любви. Ведь кого полюбил — и вымолвить страшно. На пагубу себе полюбил… От этой любви я и на войну напросился, авось там шальная пуля или острая сабля прикончат дни мои! — грустно говорил Цыганов.
— Кого же ты полюбил? Кто разлучница моя, скажи?
— Не спрашивай. Умру и никому об этом не скажу. Да тебе не всё ли равно? Где отец твой? Мне бы его повидать.
— Дома, спит. Зайди в избу, я разбужу его.
— Не пойду — душно в избе. Лучше сюда пошли отца.
— Проститься-то зайдёшь? — с глазами, полными слёз, спросила Глаша.
— Приду, жди! Поговорим с отцом, и приду.
Глаша ушла в избу, и через несколько времени к ожидавшему Николаю вышел старый мельник. Сердито посмотрел он на парня и хриплым голосом спросил:
— Зачем пришёл на ночь глядя?
— Без дела не пришёл бы.
— Что ж дня-то для тебя не хватило? Зачем я понадобился?
— Слушай, старик! Говорят, ты знаешься с нечистой силой?
— Ну, а тебе какое дело? — крикнул мельник.
— Приворожи ко мне одну красотку, корня приворотного мне дай.
— Вот чего захотел!
— За такую услугу — жизнь свою отдам!
— Зачем мне твоя жизнь? Велика в ней корысть!
— Есть у меня два заветных червонца — возьми их, а мало — украду, так больше дам.
— Тороват ты, паренёк, нечего сказать! А Глаша стала уж не нужна? Разлюбил её? Другую полюбил? — допрашивал мельник.
— Не волен я в своём сердце.
— Забыл ты, видно, паренёк, что отцом я Глашке прихожусь и тебе в обиду её не дам!
С этими словами Федот быстро опустил руку за голенище, вынул широкий нож и замахнулся им на Николая.
— Не стращай ножом: у меня припасён для тебя гостинец получше.
Николай быстро вынул из кармана своего кафтана небольшой пистолет, подаренный ему молодым князем, и прицелился в старика.
— Запаслив, дьявол! — злобно проворчал мельник.
— Что ж, испугался? Позови-ка своих чертей да ведьм на подмогу, — издевался Николай. — Что же, дашь приворотного зелья или нет?
— Погоди, пёс, попадёшься мне, узнаешь тогда мою месть! Заманю к себе да в омут, к водяному, к русалкам длинноволосым. Не минуешь моих рук! — хрипел в бессильной злобе мельник, уходя в своё логовище.
Николай, проклиная старого колдуна, зашагал домой, так и не простившись с Глашей.
Бедняжка долго ждала своего милого, но он был уже далеко.
Федот, вернувшись в избу, ни слова не сказал дочери и молча полез на печку.
Глаша вышла из избы, надеясь, что Николай ждёт её у мельницы. Напрасная надежда! Кругом была полная тишина. Вблизи не было ни одного живого существа.
— Ушёл, ушёл и даже проститься не зашёл! Разлюбил меня, над моею любовью чистой, девичьей надругался! Бог тебе судья! Моя слеза сиротская горючим камнем падёт тебе на сердце! — плакала Глаша. — Что же делать, куда с тоской деваться? Лучше в воду, в омут головой. Чего жить — мучиться, терзаться! В воду, скорее в воду…
Глаша побежала к речке.
— Господи, прости мне грех мой!
Глаша готова была броситься в быструю и глубокую реку. Старик мельник, следивший всё время за дочерью, подоспел как раз вовремя.
— Ты это что задумала? — схватив её крепко за руку, спросил мельник.
— Отец! — испуганно проговорила Глаша.
— Да, отец. А ты, безумная, что с собою хочешь делать? На что решилась?
— Невмоготу мне, батюшка, стало жить на белом свете.
— Жизнь прискучила, так ты к чёрту в лапы захотела! Одумайся! Кого ты удивишь своею смертью?
— Тошно жить на свете, батюшка! — плакала молодая девушка.
— Полно, глупая, а ты живи, живи для отместки своему врагу.
— Люблю я его, крепко люблю.
— А ты любовь-то да в ненависть обрати! Пойдём-ка в избу, там и подумаем, что делать, как беду избыть.
Глаша молча пошла за отцом в избу.
Глава III
У князя Гарина была ещё дочь Софья, восемнадцатилетняя красавица, недавно окончившая своё образование в Петербурге. Это была очень умная и начитанная девушка, обладавшая отцовским характером. Такая же добрая и ласковая, Софья считалась любимицей старого князя.
Княжна, вернувшись из Петербурга в «родное гнёздышко» — в живописные Каменки, с утра до вечера безвыходно жила в саду, а иногда уходила и в лес; несмотря на предостережение отца — не ходить в лес без сопровождения лакеев, княжна отправлялась только вдвоём со своей горничной, наперсницей Дуней. Дуня была очень молоденькая, хорошенькая девушка из дворовых; она жила в Петербурге с княжной во время её занятий в институте. Софья не разлучалась со своей любимицей и посвящала её в свои девичьи тайны.
Когда Софья уехала в Петербург, Николаю Цыганову было не более пятнадцати лет. Вернувшись после шестилетнего пребывания в институте домой, княжна с первого раза не узнала Николая — так возмужал и похорошел он за это время. Софья встретилась с Николаем в саду, гуляя по тенистым аллеям. Дуни на этот раз с ней не было. Николай учтиво поклонился княжне; та с удивлением и любопытством посмотрела на молодого человека.
