Александр Лавинцев - Трон и любовь
Павел заметно смутился, а потом взволнованно ответил:
— Делай что хочешь, государь!.. Казни или милуй — твоя царская воля, но скрывать от тебя не буду. Есть у меня брат старший, Михайлой зовут; так вот он-то на тебя и наводит.
— Твой старший брат? — с удивлением посмотрел на Павла молодой царь. — Так что ж я ему сделал такого? За что на меня злом пышет? Ведь я ни вас, ни вашего отца никогда и в глаза не видал и никогда не слыхивал о вас… Или и твой брат руку моей сестры Софьюшки держит? Ну, говори же правду до конца, ежели начал.
Царь вскочил, пнул ногой табурет. Он видел, что смущение Павла разрасталось; лицо юноши покраснело, он стоял пред Петром, потупивши взор.
— Будь по-твоему, государь великий, — наконец сказал Каренин, — скажу тебе все, не потаив, а ты потом не гневайся. Частенько мы тут, на Кукуй-слободе, с братом бываем. Женщина тут живет одна, немчинка, а была она долгое время нам обоим вместо матери. Привыкли мы к ней, как к родной, и вот, как батюшка на Москве поселился, мы первым своим делом решили разыскать ее; с тем и стали бывать здесь, в Немецкой слободе. Да, часто мы бывали, и приглянись брату, на его беду, здешняя девица одна. Просто сохнуть по ней стал, а тут вдруг показалось ему, что ты, государь, на эту девицу взглянул ласково… Вот и лишился разума мой большак.
— Кто эта девица? — в упор сверкающим взором посмотрел Петр на своего молодого собеседника. Кровь ударила ему в лицо. Ему показалось, что сейчас он услышит имя Анны, и гнев так и заклокотал в нем. Ишь, какие резвые молодцы! Ишь, как приловчились! Да как они смели, молокососы!
Царь уставился в лицо Каренину, прямо в глаза его. Глаза как у телка, ласковые… Тьфу!
— Говори же, проклятый! — надвинулся он на Павла. — Говори, что же эта девица ответила твоему брату?
— В том-то и дело, государь, — вздохнул молодой Каренин, — что и она полюбила его, а тут, говорю, ты появился между ними…
— Полюбила… а-а!.. — неистово вскрикнул Петр, хватая Каренина за плечи. — Говори, говори, кто она такая? Имя ее! Ну?!
— Здешняя, пасторова, фрейлейн Лена, — не пытаясь даже отбиваться, пролепетал перепуганный юноша. — Помилуй, государь! Ведь в сердце своем никто не волен!
Но Петр уже и сам отпустил его.
— Лена, Лена Фадемрехт, — повторял он в порыве безумной радости, — ха-ха!.. Эх, вы, телята молодые!.. Ну, а все-таки же, значит, скверное дело задумал твой брат, из-за чего бы то ни было на царя своего покуситься. Ну да ладно, посмотрим, что там будет, и по справедливости это дело рассудим.
— Чу, государь, — насторожился Павел. — Ты разве ничего не слышишь?
Петр прислушался.
— Шумят там, — равнодушно сказал он, о своем думая, — видно, пьяные дерутся.
— Нет, нет! — испуганно заговорил Павел. — Как бы не ворвались в слободу стрельцы, которые тебя поджидали… озорной народ, сам, поди, знаешь. Так и есть, ишь галдят… Государь, послушай ты меня, пойдем со мной! Слышишь? Ведь они сюда идут. Пойдем, пока еще можно!
— Мне, бежать? — выпрямился во весь свой огромный рост Петр. — Разве нет при мне сабли острой, ножа за поясом? Пусть идут! Я смогу отбиться.
— Ой, государь, в таком деле кто за что поручиться может? Ведь стрельцы пьяны… Молю тебя, государь, последуй за мной! Я всю слободу знаю, так укрою тебя, что никто не найдет!
Петр заколебался: много правды в словах Павла, но все-таки не решался последовать за ним.
— Государь! — вбежала перепуганная Елена. — Московские стрельцы возмутились, идут сюда… спасайтесь, государь!..
Губы Петра побелели, однако он сдержался: царь все-таки! И потом… что скажут эти милые девушки?..
— Не бойтесь, фрейлейн Лена, — успокаивал он девушек и себя самого. — Не надо бояться…
— Не за себя, государь, не за себя. Вы знаете, как они буйны. Нет возможности ни за что поручиться… Вспомните ваше детство.
Огонь факелов как бы дохнул ему в лицо. Вспомнился остро запах стрелецких сапог, запах их потных тел, орущих лиц. Все завертелось перед глазами Петра. Копья смотрят прямо на него… Летит дядя Нарышкин на копья, борода растрепана…
— Государь, государь! — дергает его за руку Елена.
Едва заставил себя улыбнуться. Ну, погодите, Федька Шакловитый да подьячий Шошин, да звери Милославские, да царевна-правительница Софья и ее «мил сердечный друг Вася», князь Голицын, Васильев сын. Сорвались звери с цепи, кровь почуяли…
Шум и галдеж все разрастались. Степенные, пожилые обитатели Кукуя заперлись в своих домах, за толстыми стенами. Что это? Откуда? Крики, вопли, топот, зловещие огни факелов на улицах, блеск копий. Откуда на тихих слободских улицах вдруг появилась пьяная стрелецкая ватага? Куда ворвутся первые убийцы? Молодежь с оружием выбегала на улицы, во тьму. Сбивалась в кучки, слушала.
— Изведем оборотня! — слышались неистовые вопли. — Младшим царем прикинулся, черную смерть пущает!
— Долой Нарышкиных! Перебьем всех, чтобы на семя не осталось!
— На копья их! Милославские нам милы!
— Ищите оборотня, забьем его!
Крики, сливаясь в один общий гул, слышались все ближе и ближе. Петр решился на что-то ужасное. Это было видно по его лицу.
— Государь великий! — кинулся к нему Павел Карелин. — Доверься мне, я укрою тебя!
Царь не шевельнулся, только его рука все крепче и крепче сжимала рукоять ножа.
— Государь, — мягко сказала Анна, — безрассудство не есть геройство… Вы слышите, что кричат там? Вы будете убиты, прежде чем подоспеют наши алебардисты. Я хочу, чтобы вы жили… Идемте!
Она смело схватила молодого царя за руку и повлекла за собой.
Петр не сопротивлялся, он покорно следовал за Анною, с восхищением глядя на нее, длинные ноги его цеплялись за ковры и пороги. Совсем мальчишка!
— Я буду прикрывать! — воскликнул по-немецки Павел. — И мы убережем его.
Дверь закрылась. Елена стала действовать: спешно погасила огонь в кабинете, спрятав пред этим скелет. Сердце молодой девушки билось: она прекрасно понимала, какая страшная опасность грозит пасторскому дому в эти мгновения, но раздумывать было уже некогда. В одну ночь могли сломаться многие судьбы — и малые, и великие. И виною тому — любовь боярского сына Михаила, что дерзок нравом, необуздан в порывах и горд духом. Он весь в отца. Боярин Родион Лукич тоже удержа не знал, когда попадал под власть какого-нибудь чувства — любви или ненависти. А полюбил юную Елену Фадемрехт Михаил и что ему теперь царь, что народ, что отец… Для него Петр теперь не помазанник Божий, не царь московский, а соперник в любви, ровня ему. А раз так — созывай, веди на Кукуй-слободу, спасай милую!
XIII
Робкое признание
Когда молодой царь и его юная спутница вышли из пасторского дома, сопровождаемые Павлом Карениным, на церковной площади уже кипела жестокая свалка. До оружия еще не дошло, дрались кулаками, хрустели скулы, страсти с каждым мгновением разрастались. Слободская молодежь и ворвавшиеся в слободу стрельцы шли стенка на стенку. С обеих сторон оглушительно орали. Слышались родные российские словечки.
— Ишь, сволочь подлая! — презрительно усмехнулся Петр. — Одного полка моих потешных хватит, чтобы разметать всю стрелецкую орду! Вот вызову их сюда…
— Тише, царь! — схватила Петра за руку Анна. — Вы так неосторожны…
Горяча ее рука, близки алые губы…
— Сердце кипит, фрейлейн Анхен…
— Верю, но нужно все-таки быть разумным! Идемте! — увлекала она его в темный переулок.
Там не было никого, и путь оказался совершенно свободным.
— О, фрейлейн! — шало воскликнул Петр. — Я счастлив, что вы обратили на меня внимание! Чем могу отплатить за услугу?
— Услуга небольшая, — весело рассмеялась Анна, — но если вы считаете, что я вам в чем-то помогла, то отплатите мне потом…
— Когда потом?
— Когда будете настоящим царем!
Эти слова были произнесены хоть и весело и ласково, но ударили Петра, словно кнут.
«Как! — вихрем пронеслось у него в мозгу. — Она не считает меня настоящим царем?… Кто же я тогда?»
Однако он подавил вспыхнувший было гнев и только пробормотал:
— Ни теперь, ни тогда, ни после я не забуду вас.
— Меня? — засмеялась Анна. — Только меня?
— Только вас! — ответил юный царь, и в его голосе задрожала страсть. И руки стиснули ее плечи, железные руки…
— Какой вы! — вспыхивая, проговорила Аннушка. — Ну, посмотрим, так ли это и умеют ли цари говорить правду.
Она потихоньку выскользнула, пахнув на него запахом то ли трав, то ли духов…
Вдруг чья-то тень надвинулась.
— Вот он, вот оборотень проклятый! — раздался хриплый голос. — Он со смертью был и на Москву ее напускал. Стой-ка!
Это хитрый Кочет расстарался — нашел оборотня на спою голову.
— На! — размахнулся Павел Каренин, и Васька, охнув, рухнул на землю, сбитый страшным ударом молодца.
