Вашингтон Ирвинг - История Нью-Йорка
Из этой массы разумных догадок и мудрых гипотез можно сделать множество ценных выводов, но я удовольствуюсь приведенным в Библии бесспорным свидетельством, что Ной породил трех сыновей: Сима, Хама и Яфета.
Иной любознательный читатель, не слишком осведомленный о том, как пишется история, может спросить, какое отношение имеют Ной и его сыновья к теме этого труда? Хотя я, строго говоря, не обязан удовлетворять претензии этих ворчунов, все же, так как я решил сделать мою книгу понятной для людей любых умственных способностей, чтобы она не только радовала ученого, но и поучала бы необразованного и служила назиданием для простонародья, я, не колеблясь ни мгновения, буду объяснять все, что может показаться неясным.
Различные, вполне достойные доверия, историки говорят нам, что Ной, став после потопа единственным оставшимся в живых наследником и неограниченным собственником Земли, как хороший отец разделил свои владения между детьми. Симу он дал Азию, Хаму-Африку, а Яфету — Европу. Тысячу раз приходится теперь пожалеть, что у него было только три сына, ибо, будь у него четвертый, тот несомненно наследовал бы Америку, которая по такому случаю была бы извлечена из тьмы; тогда многие, немало потрудившиеся историки и философы, были бы избавлены от несметного количества утомительных догадок в отношении открытия и заселения нашей страны. Впрочем, Ной, обеспечив своих трех сыновей, рассматривал ее, по всей вероятности, как страну дикую и необитаемую и ничего о ней не сказал. Этому непростительному молчанию патриарха мы можем приписать то злополучное обстоятельство, что Америка не появилась на карте земного шара столь же рано, как остальные части света.
Правда, некоторые авторы отрицают, что Ной совершил этот неблаговидный поступок по отношению к потомкам, и утверждают, что на самом деле он открыл Америку. Так, Марк Лекарбо,[78] французский писатель, отличавшийся тяжеловесностью мысли и глубиной суждений, столь характерными для его народа, придерживался того мнения, что ближайшие потомки Ноя заселили эту часть света и что старый патриарх, сохранивший страсть к морским путешествиям, сам руководил переселением. Благочестивый и просвещенный отец Шарлевуа,[79] французский иезуит, известный своей правдивостью и отвращением к чудесам, о которых любят распространяться все великие путешественники, решительно держится того же мнения; он даже идет дальше и со всей определенностью указывает, каким образом произошло это открытие: в результате морского плавания и под непосредственным руководством великого Ноя. «Я уже отметил, — восклицает славный отец с подобающим возмущением, — полную произвольность утверждения, будто бы внуки Ноя не смогли проникнуть в Новый Свет или никогда не думали об этом. На самом деле я не вижу никаких доводов, которые могли бы оправдать такое мнение. Кто может всерьез поверить, будто Ной и его ближайшие потомки знали меньше, нежели мы, и что строитель и кормчий величайшего корабля в мире, построенного для того, чтобы пересечь безграничный океан и благополучно миновать многочисленные мели и зыбучие пески, был бы несведущ в искусстве плавания по океанам или не передал бы это искусство своим потомкам?» Следовательно, они плавали по океанам, следовательно, они приплыли в Америку, следовательно, Америка была открыта Ноем.
Надо сказать, что всю эту изящную цепь рассуждений, исключительно характерную для славного отца-иезуита и адресованную скорей к вере, чем к разуму, решительно отвергает Ян Лаэт,[80] который считает предположение о том, что Ною когда-либо могла прийти в голову мысль открыть Америку, смехотворнейшим парадоксом; и так как Ян — голландский ученый, то я склонен думать, что он, наверно, был гораздо лучше знаком с почтенным экипажем ковчега, чем его соперники, и располагал, конечно, более достоверными сведениями. Достойно удивления, насколько тесное знакомство повседневно заводят историки с патриархами и другими великими людьми древности. Так как знакомство со временем становится все теснее и так как ученые мужи особенно любопытны и бесцеремонны в своем общении с древними, то я не удивлюсь, если будущие сочинители дадут нам описание допотопных людей и нравов значительно более обстоятельное и точное, чем в Библии; я не буду удивлен и тем, что через сотню лет судовой журнал старика Ноя будет среди историков в таком же ходу, как отчеты о путешествиях капитана Кука[81] или знаменитая история Робинзона Крузо.
Я не стану тратить время на обсуждение огромного количества других высказываний, предположений и догадок относительно открытия нашей страны, которыми злосчастные историки перегружают себя в попытке рассеять сомнения недоверчивой публики. Больно смотреть на этих тружеников; едва приступив к работе, они уже пыхтят, стараются изо всех сил и обливаются потом под огромной тяжестью, оказывающейся при ближайшем рассмотрении всего лишь громадным пуком соломы. Поскольку, однако, с помощью неустанного усердия им как будто удалось ко всеобщему удовлетворению установить тот факт, что наша страна была некогда открыта, я сошлюсь на их полезные труды и буду в этом вопросе чрезвычайно краток.
Итак, я не стану останавливаться на том, была ли Америка впервые открыта заблудившимся кораблем того прославленного финикийского флота, который, согласно Геродоту, совершил плавание вокруг Африки, или карфагенской экспедицией, открывшей, как сообщает естествоиспытатель Плиний,[82] Канарские острова; или же Тир в ней основал недолговечную колонию, как намекают Аристотель и Сенека.[83] Не стану останавливаться и на том, была ли она впервые открыта китайцами, как с большой проницательностью утверждает Фоссий,[84] или норвежцами в 1002 году под водительством Бьорна,[85] или же Бехаймом,[86] немецким мореплавателем, как мистер Отто[87] старался доказать ученым просвещенной Филадельфии.
Не буду я также рассматривать более поздние претензии уэльсцев, основанные на путешествии принца Медока[88] в XI веке; так как он не возвратился, то отсюда был сделан мудрый вывод, что он отправился в Америку, и причина тому очень простая: если он не отправился туда, то куда еще мог он деться? — вопрос, которым, по способу Сократа, исключается всякий дальнейший спор.
Итак, оставив в стороне все упомянутые выше догадки, равно как и множество других, столь же правдоподобных, я буду считать доказанным общераспространенное мнение, что Америка была открыта 12 октября 1492 года Кристобалем Колоном, генуэзцем, по неизвестной мне причине весьма неудачно прозванным Колумбом. О путешествиях и приключениях этого Колона я ничего не скажу, так как они уже достаточно известны. Я не стану также доказывать, что эту страну следовало бы назвать по его имени Колонией, ибо это само собой разумеется.
Благополучно доставив моих читателей по сю сторону Атлантического океана, я теперь представляю себе, с каким нетерпением они жаждут вкусить все радости обетованной земли, ни минуты не сомневаясь, что я немедленно передам ее в их владение. Но я навсегда потерял бы право называться настоящим историком, если бы поступил так. Нет, нет, мои любознательнейшие и трижды ученые читатели (ибо вы трижды ученые, если прочли все предшествующие страницы, и будете еще втрое ученее, если прочтете все последующие), нас ждет еще масса работы. Неужели вы думаете, что от первооткрывателей этой прекрасной части света только и требовалось сойти на берег и увидеть страну, готовно распростершуюся перед ними и возделанную как сад, в котором они могли спокойно наслаждаться жизнью? Ничего подобного: они должны были вырубать леса, выкорчевывать кустарники, осушать болота и истреблять дикарей.
Точно так же и я должен рассеять немало сомнений, решить ряд вопросов и объяснить парадоксы, прежде чем позволю вам разбрестись, куда глаза глядят; но после того, как эти трудности будут преодолены, мы сможем без всяких помех весело двигаться сквозь остальную часть нашей истории. Таким образом мой труд будет в известной мере отражать действительность, подобно тому, как звуки стихов, по утверждению некоторых тонких критиков, отражают чувства. Таково усовершенствование в исторической науке, заслугу введения которого я приписываю себе.
ГЛАВА IV
Показывающая те великие трудности и разногласия, которые философам пришлось преодолеть, чтобы заселить Америку. — А также показывающая, каким образом случайность способствовала появлению аборигенов — к великому удовольствию и облегчению автора.
Бог ты мой! Какая тяжелая жизнь у нас, историков, старающихся рассеять сомнения читателей! Вот я, пыхтя и мучаясь, писал эти три нудные главы, а читатель, пыхтя и мучаясь, следовал за мной по пятам; я вставал рано и ложился поздно, трудился над изъеденными червями, устаревшими, ни на что не годными книгами, заводил знакомства с тысячью ученых авторов, как древних, так и современных, которые, сказать по правде, являются самыми глупыми собеседниками в мире — и чего же мы в конце концов достигли? Конечно, чрезвычайно ценного вывода, что наша страна действительно существует и была некогда открыта. Очевидная истина, не стоющая и понюшки табаку. И что еще хуже, теперь мы, по-видимому, находимся от города Нью-Йорка так же далеко, как были в самом начале. Что касается меня, то мне на это наплевать, ибо я привык к скучной ученой компании; но я сочувствую моим несчастным читателям, которые, вероятно, окончательно пали духом и устали.
