Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Сошлись встречавшие и прибывшие. За спиной Шуйского и бояр теснились увечные, жаждущие исцеления. Многие взобрались на ограды, на крыши изб, на деревья, как когда-то здесь же, при встрече царицы Марфы с царем Дмитрием.

Тогда — обман, а ныне?

Монахи сняли крышку с гроба. Ждали чуда. В полной тишине люди затаили дыхание.Ни шороха, ни вздоха. Вдруг не так –то громко, но далеко слышно, раздался голос Марфы :

— А орешки-то откуда взялись?

Она тут же умолкла, но уже помчалось по толпе :

— Орешки-то откуда?

Эти слова перекатывались из конца в конец по толпам, а уже начались исцеления тех увечных, что поротиснулись к подводе с гробом. Один за другим увечные, коснувшись гроба, восклицали :

— Исцелен! Исцелен!

Во славу постаралась Екатерина Григорьевна.

Хромой, что приковылял на костылях, коснулся гроба, сделал шаг, еще шаг и возопил :

— Исцелен! Исцелен!

Тут его и окликнули из толпы :

— Крапива, а ну попляши! Ох, и плясать он горазд!

И еще возглас :

— А ну, Крапива, пройдись колесом!

Исцеленный, коего окликали Крапивой, попятился, попытался ускользнуть в толпу, но ему преградили дорогу.

— Братцы, — раздался возглас. — Так это ж наш скоморох! Люди, так то ж обман!

По толпе прокатился стон, переходящий в рев. Из толпы взметнулись камни. Воротынский успел пригнуться, Филарета камень сбил с ног. Разбегались увечные, получившее исцеление. Да, куда же убежишь ? Их избивали, топтали ногами, Камни летели и в царя.

Маржерет обнажил шпагу. Сделал ею знак, и иноземцы в доспехах, окружили царя и подводу с гробом. Алебарды опустились перед толпой сверкающей опояской. Послужили и стрельцы. Громыхнул залп из пищалей. Толпа попятилась, давя друг друга, люди побежали кто куда мог.

Поезд с мощами вошел на опустевшие московские улицы, и под охраной иноземных наемников прошествовал в Архангельский собор.

Шуйский ловил на себе насмешливые взгляды царицы Марфы. С Филаретом пришлось объясняться. Начал Шуйский :

— Вижу, спешишь мне сказать! Не спешил бы!

Филарет отвечал:

— Одуматься бы мне ранее! Не ходить бы в Углич. Ты стоял в церкви святого Спаса у гроба отрока. Разве ты видел, Василий, у него в руках орешки?

Шуйский нахмурился. Пора было оказать себя государем.

— Ныне оставим говорить о том, что было, надобно говорить о том, что будет. Нетленные мощи царевича Дмитрия будут совершать чудеса исцеления, а тебе бы, ростовский митрополит, пребывать в Ростове, а не в Москве. Ты привез в Москву нетленные мощи, а не я, сие уйдет навеки с твоим именем и твоим родом.

Молчанов добрался до Самбора. Пока раздумывал, как ему пробраться в королевский дворец, который занимало семейство Мнишек, Ядвига Тарло сама его призвала, узнав, что в Самбор явился какой-то москаль.

Посылая Молчанова в Самбор, Шаховской наказывал говорить, что царь Дмитрий остался жив и скрывается, никому не признаваться,что сие выдумка. И добавил:

— Гляди, коли признаешь, что царь Дмитрий убит, сам себя тем убьешь!

И без поучений Молчанов знал, раз солгавши, отступать от лжи гибельно. Первый спрос у Ядвиги Тарло не о царе Дмитрии, а о князе Юрии Мнишек и о падчерице Марине. Здесь ложь не надобна, но и сказать нечего. Молчанов ничего не знал о том, что произошло с польскими гостями. Расспрашивала Ядвига Тарло в присутсмтвии нескольких панов и ксендзов. Наступил и последний спрос:

— А теперь расскажи нам о царе Дмитрии,— предложила Ядвига. — Одни говорят убит, другие уверяют, что спасся. Ты сказал, что бежал вместе с ним. Почему ты, а не кто–либо другой?

— Кто выскользнул от убийц, те и бежали. С нами князь Шаховской, да еще и толмач жидовин Богданка. Он от нас в дороге отбился. Шаховской в Путивле собирает войско для царя Дмитрия.

— Почему же царь Дмитрий не явился в Самбор?

— Про Самбор не поминал, потому, как у царя с королем неурядица.

— Где же ныне царь Дмитрий?

Настала пора Молчанову усмехнуться.

— Плохо у вас думают о царе Дмитрии. Коли из-под ножа ушел, от убийц спасся, так не для того, чтобы каждый знал, где спасается. Царь Дмитрий знает, где ему искать Шаховского, знает и как меня найти, а мы с Шаховским того не ведаем.

Кто-то из панов одобрительно заметил:

— Он с молоду умел скрываться.

Молчанова понесло:

— В дороге, когда мы шли к Путивлю, царь Дмитрий говаривал, что объявится, когда люди сами позовут его на царство, изгнав Шуйского

Все тот же пан спросил:

— Думаешь ли ты, что это когда — нибудь случится?

— Не миновать тому случиться! — с уверенностью ответил Молчанов.

Ядвига Тарло отвела Молчанову комнату в людской. Молчанов расположился отдохнуть, беззвучно отворилась дверь, не постучавшись, вошел монах, что присутствовал  при расспросе у Ядвиги Тарло. Молчанов вскочил с изложницы. Своим чутьем уловил, что сейчас только и начнется серьезный расспрос. Монах сделал знак Молчанову, чтобы тот садился. Сам сел на лавку.

— Не благословляю тебя, московит, потому как мы разной веры, — молвил он тихим голосом, но с заметной властностью. И продолжал: — Апостольская церковь печалуется о заблудших в греческой ереси, и радеет о том, как бы вернуть московитов к свету  истинной веры. Я пришел к тебе не спорить о вере, я пришел услышать от тебя правду, дабы знать, что предстоит свершить апостольской церкви в Московии. Ты назвался Михайлой Молчановым. Известен ты нам, если не всклепал на себя чужое имя.

Ни тон строгий, ни взгляд пронзительный не испугали Молчанова. Изворотливости московскому ведуну не учиться, других мог поучить.Ответил спокойно:

— Мне чужого не надобно, своего про все хватает.

— Знаем мы, что ты Михайло Молчанов колдовством занимался при царе Дмитрии. У нас колдунов жгут на кострах. Теперь скажи, почему изо всех верных ему людей взял тебя царь Дмитрий?

— По случаю взял. С ним уходил князь Шаховской, а я из страха прибег на конюшню. Третий конь для Басманова был приготовлен, да Басманова успели убить.

Монах одобрительно усмехнулся.

— Себя ты не преувеличил. Сие похвально. Скажу тебе не в обиду, а чтобы ты знал истинную себе цену. Ты мелкий человечишка, Михайло. Попал ты, как малое зерно меж мельничных жерновов, меж Московией и польским королевством. Двинутся жернова, и останется от тебя пыль. Но в наших силах вытащить тебя из-под жерновов. Московит, Михайло, знать бы тебе, что нам не лгут. Ложь не будет тебе во спасение. Я спрошу тебя, ты должен ответить правду. Не спеши лгать! Первый спрос: жив ли царь Дмитрий, и если жив, где он?

Молчанов изготовился ответить, но монах остановил его жестом руки.

— Я слышал, что ты говорил княгине, то твое дело говорить, а ее слушать. Мое дело — знать правду! Повторяю: не спеши с ответами, не спеши, ради правды. Ты сказывал, что из Москвы ушли трое: ты, князь Шаховской и... — монах, помедлив добавил: — ... и царь Дмитрий. Если третий не царь Дмитрий, то кто он — третий?

И последнее: нас известили, что князь Шаховской поднял мятеж в Путивле. Что его побудило поднять мятеж?

Монах поднялся.

— Михайло, я уйду, а ты подумай, как отвечать? Не зови никого. На твой зов никто не придет. Я сам вернусь, дав тебе подумать.

Мужеством Молчанов не отличался, потому не пошел в ратные. В колдовство свое сам не верил, зная на каком обмане оно держится. Страх придавил его. Спокойный голос монаха испугал его не менее, если бы увидел у него в руках пыточные клещи. Михайло научился распознавать власть, почуял он огромную власть в монахе. Угадать бы, что этот монах хочет от него услышать, да для догадки намека не дано. Только теперь вступило в понимание, в какое дело вовлек его князь. И решил про себя: пусть князь тешится царем Дмитрием, а здесь — не потеха.

Монах вернулся, дав Молчанову вдоволь помучиться страхом. Присел на лавку и повелел:

— Отвечай на первый спрос!

— Того не видел — убит ли царь Дмитрий или жив остался. Ушли мы — убийства еще не свершилось С того часа, как ударили в набат, не видел его ни живым, ни мертвым.

— Спрос второй: кто же из вас третий?

Молчанов усмехнулся:

— О третьем при вашей милости непотребно. Жидовин Богданка, что при царе Дмитрии был толмачем. Ради жалости с собой прихватили.

— Где же этот Богданка?

— Мы в Путивль шли. Под городом на ночеве сбежал от нас.

— Куда сбежал?

— Нам об том не сказался.

— Спрос третий. Когда Шаховской мятеж ставил в Путивле, не собирался ли он объявить себя царем Дмитрием?

— Князь Григорий — дерзок. Он и Богу поклонится и с Сатаной обнимется. Да как объявить себя Дмитрием, коли вся Москва его в лицо знает.

— Именем царя Дмитрия мятеж ставит, а Дмитрия нет! Где он его искать собрался?

— Говорил — сам найдется. Людское мнение укажет!