Нина Молева - Ошибка канцлера

Бестужев-Рюмин получает милостивую реабилитацию, былое состояние, былые чины и знаки отличий. Былые! Бывший канцлер думает о новых, заслуженных его преданностью вчерашней великой княгине. На глаза Екатерине должны попасть портреты в рубище и нищете – живое напоминание того, что пришлось ради нее претерпеть.

Он не какой-нибудь изменивший бывшему императору приближенный его камердинер, от которого можно откупиться деревнями.

И то, что Степан Карнович получил в свое время от своего монарха чин генерал-майора голштинской службы, был возведен в бригадиры, а там и назначен командиром Стародубского полка, не могло его сравнять в заслугах с былым канцлером. У Карновича все просто. Шестого июля он примкнул к заговору великой княгини, восьмого уже получил вотчины в Ярославской губернии – плата быстрая и, по понятиям предателя, справедливая.

Но Бестужеву-Рюмину нужно место и влияние в государственных делах. Не довольствуясь намеком, который содержал в себе портрет, он быстро издает в Москве – лишь бы уложиться за время пребывания здесь двора! – сочиненную им книгу «Утешение христианина в несчастии, или Стихи, избранные из Священного Писания», не останавливается перед расходами повторить издание и в Петербурге. Обыкновенные читатели могут оставаться равнодушными, лишь бы книга попала на глаза императрице.

Спору нет, Екатерина не замедлила вызвать его по восшествии на престол в Петербург, обнародовать указ о невиновности, переименовать в генерал-фельдмаршалы. Не где-нибудь – в Ораниенбаумском дворце, в малом Китайском кабинете, будет помещен большой портрет молодого Бестужева-Рюмина кисти Г. Гроота. Екатерина найдет и другой способ проявить доверие к старику.

Теперь она отделывает для себя ораниенбаумский дворец, и Бестужев-Рюмин должен, пользуясь своими былыми дипломатическими связями, поручить ехавшему на китайскую границу подполковнику Якобию приобрести в Китае самые редкостные и дорогие шелковые комнатные обои. Услуга обычного царедворца – не дипломата, каким продолжает себя чувствовать Бестужев-Рюмин.

Настоящего дела у него нет. Тогда старый дипломат обращается к портрету, который должен напоминать о годах его служебной славы. Именно холст Луи Токе, снова многократно повторенный, снова разосланный по тем местам, где ему легче всего привлечь к себе внимание Екатерины. Не частные владельцы – о них Бестужев-Рюмин не думает, – но учреждения должны помочь в решении непростой задачи.

А. П. Лосенко. Портрет Павла I.

Новая группа копий помечена 1765 годом. Откуда знать былому канцлеру, что следующий год будет последним в его жизни. За первым повторением, выполненным тем же Бутковским, выстраиваются работы учеников бестужевской школы: Федор Мхов, Федор Родионов, Алексей Казатов…

Лондон

Министерство иностранных дел

Правительство тори

– Итак, это полный состав русского посольства на конгрессе в Утрехте.

– Если не считать Бестужева-Рюмина.

– Того самого? Почему же вы не поставили его в числе первых? Он не показал себя выдающимся дипломатом – и тем не менее.

– Нет, милорд, его сына.

– Кто он такой?

– Алексей Бестужев-Рюмин. Девятнадцать лет. Воспитывался в западных странах, преимущественно в Вене. Владеет в совершенстве четырьмя языками. Отличный наездник и танцор. Фехтует, хотя избегает поединков и ссор. Расположен к Англии.

– Еще один дворянин-переводчик при посольстве.

– Полагаю, милорд, царь делает именно на него большую ставку.

– Доказательства?

– У Алексея есть старший брат Михаил, воспитывавшийся вместе с ним, также владеющий иностранными языками и не менее образованный. Однако выбор царя пал на Алексея.

– Обратите на него внимание. Хотя возраст юноши исключает возможность сколько-нибудь серьезных дипломатических поручений. Надеюсь, вам не надо напоминать, какое значение для нашего королевства будет иметь предстоящий Утрехтский конгресс. Конец войны за Испанское наследство – это не только мир, но и перспективы наших отношений со всеми европейскими государствами далеко вперед. Русские никак не представляют исключения. К тому же их войска успешно действовали в Финляндии, Померании, Дании.

– Не сомневаюсь, милорд, переговоры затянутся надолго, и мы успеем составить личное представление о каждом из русских дипломатов, независимо от их положения и возраста.

– Кстати, какова судьба Бестужева-сеньора?

– После участия в свадьбе царевича Алексея в Торгау назначен гофмейстером к герцогине Курляндской.

– Да, Курляндия остается для русских неразрешенной задачей. Герцогиня Анна прав на власть не имеет, зато постоянно там живет, герцог Фридрих, дядя ее супруга, права имеет, но пребывает постоянно за пределами страны. Если бы Анна обладала политическими амбициями…

– Но ими может обладать ее куратор.

– Тем более возможный супруг.

– Если русские дадут согласие на ее повторный брак.

– На политической ярмарке все варианты, в конце концов, оказываются возможными. Полагаю, Бестужев-сеньор заслуживает неменьшего внимания, чем его подающий надежды младший наследник.

– Время покажет, милорд.

– Время! Это не позиция для дипломата. Мы обязаны знать, чем именно собирается поразить наше воображение время, иначе наш проигрыш неизбежен или, во всяком случае, слишком вероятен. Я могу ошибаться, но мне представляется по вашим же докладам, что Бестужев-сеньор не просто слепой исполнитель царской воли. Он способен на самостоятельные действия.

– Очень может быть.

– Остается предугадать – когда и какие.

Митава

Дворец герцогини Курляндской

Герцогиня Курляндская Анна Иоанновна и П. М. Бестужев-Рюмин

– Петр Михайлыч, батюшка, не чаяла тебя в наших краях увидеть! Год с небольшим прожил – и след простыл.

– Воля государя, ваше герцогское высочество, хотя душою все время пребывал у ног ваших.

– Ну уж – душою! Больно много захотел, чтоб я в то поверила.

– Как не поверить, государыня, отпросился из Гааги к твоему двору, а ведь дела досматривал там важные, политические. Государь Петр Алексеевич не так легко согласие дал.

– Чем же тебе Митава-то показалася?

– Тебе хотел служить, государыня, твоей державе.

– Так и государю сказал?

– Так и сказал. Осерчал он было, да потом поостыл, согласился.

– Ты, Петр Михайлыч, не обижайся, только уж не девка я неразумная, чтоб в каждую байку, как в святой образ, верить. Не иначе пришло дело государское, коли тебя из Гааги да сюда. Чего дяденька государь-то измыслил? К нам не будет ли? Сколько лет Курляндию стороной обходит.

– Не гостевать ведь ездит, государыня. Пока полтора года в Утрехте об мире толковали, где только не побывал – войска наши в Померании и Мекленбурге смотрел, в Карлсбаде и Теплице на водах лечился, Дрезден и Гамбург навестил, Ганновера не миновал, в Берлине с новым их королем совет держал. А дальше, гляди-тко, в финляндский поход ушел, с флотом победу при Гангуте одержал – легко ли? Как Бог силу дает?

– А нынче где пребывает?

– На флот балтийский собирался, да с Катериной Иоанновной, сестрицей твоей, забот хватает. Сама знаешь, в Мекленбурге женишка ей сыскал.

– Слыхала. Вот и Катерина станет герцогиней, в чужих краях окажется. Каково-то ей с мужем поживется. Собой-то хорош? Обходительный?

– Вот уж чего не скажу, государыня. Знаю только: от живой жены под венец идет.

– Господи помилуй, да как же можно?

– Была бы воля государская, а там все можно. Развод Петр Алексеевич хочет устроить, значит, и устроит. Кто ему в Европе теперь перечить станет, да из-за таких пустяков: та жена, эта ли.

– Друг дружке-то полюбились ли?

– Откуда ж им встречаться, герцогинюшка? Персону для порядка жениху показали, а за Катерину Иоанновну государь сам все вызнал. Будет ей герцог шесть тысяч ефимков шкатульных платить, а Петр Алексеевич за то герцогу помогать город Висмар воевать.

– Свадьбу-то где играть станут?

– Толковали, в Данциге. Туда и жених, и король Польский приехать должны.

– Вона как Радуется, поди, Катерина. И то сказать, засиделась в девках – тремя годами меня старе. А ну как герцог Мекленбургский Прасковью бы присмотрел, вот когда слезы лить горючие. Да помиловал Бог, обошлось. В Москве-то не побывал, как сюда ехал?

– Не довелось, государыня, хоть и нужда. Двор у меня там в Замоскворечье. Скоро уж и дорогу к нему забуду.

– А мне все Москва по ночам снится. Измайлово… Как куранты часовые над воротами бьют – звон мягкий, бархатный, за Серебрянку плывет, словно марево над садом стоит… Узнать бы, щуки с колокольцами не перевелись еще…

– О каких щуках толкуешь, государыня?