Михаил Ишков - Марк Аврелий
Это называется пустить козла в огород…
– Достаточно, Витразин. Если желаешь занять почетную должность, сначала освободись от дурной славы, которая сопутствует тебе.
– Но, император! – Витразин закрыл лицо руками, однако сквозь чуть растворенные пальцы внимательно следил за правителем.
Наконец он оторвал руки, сделал долгую паузу и, подражая трагическому актеру Меруле (видно, брал у него уроки), воскликнул.
– Никогда!
Парик, искусно прилаженный у него на голове, чуть сдвинулся и обнажил левую сторону головы.
В первое мгновение Марк почувствовал омерзение, затем его нестерпимо потянуло в хохот. Тихо вошедший в палатку секретарь, изумленно глянул на просителя, потом едва успел зажать рот рукой. Это было смешно – громила с рассеченной щекой и отрезанным ухом, отсутствие которого ранее прикрывал роскошный, теперь сдвинувшийся на одну сторону парик – Марк и догадаться не мог, что Витразин прибегнул к услугам искусного цирюльника, – с глазами, полными слез, вздевший руки, провозгласил еще раз:
– Никогда не оставлю моего императора. Я буду ловить его взгляд, первым брошусь исполнить любое его желание. На своей спине я перетащу его через реки и болота, овраги и чащи, пока он не убедится в моей преданности.
– То есть ты хочешь сказать, что останешься в лагере, пока я не распоряжусь выбрать тебя в коллегию.
– Да, цезарь из цезарей.
– А если я прикажу выгнать тебя из лагеря?
– Я же сказал – буду бродить по окрестным лесам в тоске и печали и громко стенать, взывая к твой доброте.
Это уже не смешно. Марк прищурился, с этого станется. Будет досаждать, пока не добьется своего. Если же ему улыбнутся боги, и он действительно окажет услугу императору или кому-нибудь из членов его семьи; если приглянется кому-то из обладающих властью и тот начнет ходатайствовать за него, Марк вынужден будет уступить. Отослать с охраной? Он и ее подкупит. Зевс, великий космос, животворящая пневма, разве у повелителя великого Рима нет других забот, как разбираться с Витразином? Я не сержусь, я спокоен, ведь наглость и неутоленное тщеславие бывшего гладиатора куда в большей степени причиняют терзания и неудобства ему самому, чем мне, вынужденному выслушивать дерзкого. Его – не моя! – душа глумится над ним самим. В этом его наказание, а для меня лучший способ защититься – не уподобляться!
Но и не пренебрегать!
– Александр, – принцепс обратился к секретарю, – ты выяснил, кто пропустил его первым?
– Сегестий Германик, из бывших гладиаторов. Он стоит на часах возле вашего шатра.
– Сколько ты заплатил ему, Витразин, чтобы он оттолкнул женщину?
– Мы старые приятели, император. Сегестий многим мне обязан. Я никого не отталкивал. Я упросил несчастную уступить мне очередь, ведь мое дело не терпит отлагательства.
– Я жду честного ответа, Витразин, ведь я все равно узнаю, на какую сумму ты потратился.
Посетитель принялся тяжело вздыхать, крутить головой. Парик окончательно сполз на одну сторону и полностью обнажил омерзительную рану на правой стороне черепа.
Ухо Витразину отрезал несравненный боец, кумир публики, Публий Осторий, одержавший победу в более чем в полусотне поединков. По крайней мере он сам так утверждал.
Наконец Витразин решился.
– Двадцать сестерциев, цезарь.
Марк приказал.
– Позови Сегестия.
Стоявший на часах воин вошел в шатер. Сегестий был из германцев. Ростом преторианец был под стать Витразину, только более сухопар и подтянут, но силой обладал немереной. Он оказался одним из немногих гладиаторов, кто проявил себя в армии с самой лучшей стороны.
Сегестий получил свободу и прижился в армии несколько лет назад, в начале войны с маркоманами, когда Марк Аврелий, чтобы спасти Италию и пополнить ослабленные легионы, провел набор рабов и гладиаторов. За эти годы он стал лучшим копьеметателем в Двенадцатом Молниеносном легионе.
Уже полгода, как переведен в когорту охранявших императора преторианцев. Ему уже светило звание центуриона и возвращение в свой легион в качестве примипилярия[17]; входил в члены военного совета легиона и получал при назначении всадническое достоинство).
Вскинув руку, он приветствовал императора, на лице его была ясно видна озабоченность.
– Сегестий, Витразин утверждает, что дал тебе двадцать сестерциев, чтобы ты пропустил его вперед. Сегестий, ты взял взятку на посту? Знаешь, чем это тебе грозит?
Солдат растерялся, громко и протяжно вздохнул, потом кивнул.
– Да, император. Я готов понести наказание. Нечистый попутал…
– Сегестий, я приказал Витразину покинуть лагерь и отправляться в Рим, однако он – свободный римский гражданин, и я не вправе указывать, где ему находиться, чем заниматься. Он требует должность члена постоянной коллегии, надзирающей за порядком в Риме. Он пригрозил, что останется в лагере и будет ежедневно молить меня о милости. Скажи, это будет справедливо, если человек, поступающий подобным образом, будет оберегать общественный порядок в Риме?
– Император, если ты прикажешь, чтобы ноги этого негодяя не было в нашем лагере, клянусь, к полудню его и след простынет. После чего я готов принять наказание.
– Ты слышал, Витразин? Чтобы к полудню тебя не было не только вблизи лагеря, но и в Корнунте. Сегестий проводит тебя до задних ворот.
Витразин искоса, с ненавистью глянул на легионера и достаточно громко, чтобы слышал принцепс, выговорил:
– Христианская собака… – после чего многозначительно глянул в сторону Марка.
Тот, однако, оставил донос без внимания.
Когда Витразин покинул шатер, Марк спросил:
– Значит, ты христианин, Сегестий?
Старший солдат кивнул.
– Да, император. Мне так легче. У меня детишки утонули. Семья была, мальчик и девочка. Близняшки, – он сделал паузу, потом добавил: – Может, встречусь с ними на небесах.
Марк с недоумением глянул на солдата.
– Не понял. Ты же всего три года как получил свободу. Какая же семья у гладиатора?
Сегестий промолчал.
– Говори, – приказал император.
– Когда я махал мечом на арене, – Сегестий отвечал, не глядя на принцепса, – Виргула полюбила меня.
– Она свободнорожденная?
– Да, император. Дочь вольноотпущенника.
– Что только творится в Риме! – всплеснул руками Марк. Он повернулся к секретарю. – Слыхал, Александр?
Затем вновь обратился к Сегестию.
– Ну-ка расскажи подробнее.
Сегестий кашлянул, чуть расслабился – чему быть, того не миновать, потом на его лице нарисовалась странная усмешка.
– Виргула сбежала из дома, я поселил ее у… в общем, стали мы жить тайно. Денег у меня хватало. Если бы не Витразин, я, может, и раньше получил бы свободу. Если бы мне позволили сражаться копьем, но этот жлоб убедил хозяина школы, что так никакого интереса. Пусть, мол, германская собака учится владеть мечом. Я не жалуюсь, нет. Витразин, правда, подкармливал меня. Если бы мне в ту пору дали копье!.. Одним словом, зажили мы, как муж с женой. Денег у меня хватало, чтобы подкупить стражников из городской когорты и надзирающего за кварталом префекта. Они в мои дела не лезли, а Виргулу соседи полюбили и не выдавали. Я мечтал о свободе, а тут война с маркоманами. Я первый записался в войско, а уж как попал на войну, так постарался, что никто не мог упрекнуть меня, что я пренебрегаю. Когда наши дела пошли на лад, я вывез Виргулу из Рима, подальше от ее родственников и злых языков. А тут на тебе, в прошлом годе дети утонули. Близнятки. Такие дела…
Наступила тишина.
Первым ее нарушил император.
Он спросил тихо, сквозь зубы:
– Кто тебе сказал, что вы можете встретиться на небесах?
– Проповедник, звали его Иероним. Перед тем как отправиться в земли квадов, он заглянул к нам в Карнунт. Переправился через реку и сгинул.
– Ты ему поверил?
– Император, во что мне еще верить? Я любил их, детишек, мальчика и девочку. Совсем маленькие были.
Слезы потекли по лицу солдата.
– Тебя накажут плетьми, Сегестий, отправят на тяжелые работы. Будешь валить лес.
– Чему быть, того не миновать, император.
– У тебя еще дети есть?
– Нет, император.
– Иди, Сегестий.
Когда он вышел, Марк подумал, что теперь можно быть спокойным за Витразина. Если тот до вечера не покинет лагерь, солдаты когорты, в которой до перевода служил Сегестий, тут же придушат домогателя должностей.
Но каков Бебий Корнелий Лонг или, как его теперь кличут, Иероним? Римский всадник подался в варварский край, а ему, принцепсу, императору, охранителю империи, ничего об этом не известно! Дочери вольноотпущенников сходятся с рабами, а префект квартала закрывает на это глаза. Странные дела творятся в государстве!
Он приказал Александру.
– Пригласи Матидию.
– Она с сыном, повелитель.
– Пусть войдет с сыном.
Матидия, мало похожая на смешливую девицу, какой ее раньше знал Марк, вошла в шатер в сопровождении молодого, выше среднего роста, юнца. Она заметно располнела, на лице некоторая озабоченность. Марк поднялся и после приветствий взял ее за руку, провел к креслам без спинок, помог сесть.
