Вера Крыжановская - Фараон Мернефта
Но размышлять об этом я не могла, слишком много волновалась в эту ночь и лишилась чувств.
Когда я очнулась, то увидела, что Шенефрес стоит у меня в ногах постели, а Мезу, прощаясь, поцеловал мою руку и вышел; это была наша последняя встреча при моей жизни. С того дня я начала чахнуть и, не вставая с постели, с часу на час ждала своего освобождения. Вечером, когда я снова лежала на плоской кровле, беспокойство, мучившее меня с утра, превратилось в леденящий холод, охватывавший все мое тело. Все вокруг меня кружилось, будто освещенное пламенем пожара, затем меня ошеломило сильное потрясение.
«Я восхожу к Ра», — подумала я. Затем сердце мое сжалось: нет, я иду на суд, страшные безжалостные судьи царства теней будут судить мои сердце и дела.
В эту минуту предо мной явилось сияющее существо. Его спокойный величественный вид выражал благодушие.
— Дух Термутис, — молвил божий посланник, — прежде чем идти на суд, ты отправишься к своему сыну, храни его, покровительствуй ему, пусть твоя любовь поддерживает его и поможет восторжествовать над самим собой, ибо велико его испытание. Такова теперь твоя земная миссия.
Верной тенью я сопровождала сына на войне, оказавшейся для него неудачной. Он испытал поражения, которые враги приписали не трудным обстоятельствам, а злой воле выскочки-еврея, достигшего незаслуженного величия.
Когда Мезу вернулся домой, царь выразил серьезное недовольство, на что мой сын ответил холодным равнодушием.
С грустью я наблюдала, как мрачное озлобление наполняло его душу; он чувствовал, что его едва терпят при дворе, где он должен был блистать, и яростная месть, которую он питал к Египту и Рамзессидам, смещалась с непомерным честолюбием.
Не имея возможности завладеть венцом фараонов, он решился стать царем презренного, но многочисленного народа, к которому принадлежал его отец. Он мечтал осрамить и покарать египтян, забывая, чья кровь течет в его жилах.
Он ухватился за эту мысль, посвящая ей все силы своего гения, все свои познания, но Мезу был одинок и чем чаще сталкивался с еврейским народом, тем более находил его низким, трусливым, коварным и вероломным. Другой на месте этого железного человека потерял бы мужество; он же ожесточился и решил, что страхом и неумолимою жестокостью дисциплинирует племя и вдохнет в него мужество.
Для того чтобы находиться ближе к центру действия, он отправился в Танис, в имение, завещанное ему мной. Шенефрес жил там после моей смерти, но, питая друг к другу глубокую неприязнь, они редко виделись.
Однажды Мезу, любивший те места, где я жила, захотел прогуляться во дворцовых садах в одиночку. Он прошел через виноградник, где евреи-работники собирали виноград под наблюдением надсмотрщиков. В отдаленном месте он заметил еврея, пытавшегося взвалить себе на спину тяжелую корзину, и надсмотрщика, который, злясь за его медлительность, осыпал его ударами.
При виде этого кровь бросилась в и без того горячую голову Мезу.
Он поднял тяжелую палку и так ударил египтянина по голове, что тот мертвым упал на землю. Спустя мгновение Мезу опомнился, бросил труп в находившийся неподалеку ров, прикрыв землей и сухими листьями. В ту минуту на место происшествия явился Шенефрес.
Мезу, сложив руки, ждал приближения врага, а рабочий притворился, что нагружает корзину. Старик подошел и, взглядом указывая на лужу крови на песке, спросил строгим голосом:
— Что это значит, еврей, где твой надсмотрщик?
Испугавшись грозного вида господина, еврей бросился к его ногам и, указывая на Мезу, воскликнул:
— Это он убил, видя, как надсмотрщик бил меня. Но я заслуживал, чтобы меня били, и никогда не осмелился бы поднять руку на моего доброго и благородного надзирателя. Пощади, я невинен и не знаю, зачем вмешался этот чужой господин.
Мезу отступил назад, словно ему был нанесен удар прямо в грудь. Затем с пылающим лицом он сделал шаг к Шенефресу.
— Да, — сказал он, — я убил.
— Долой с глаз моих, жалкая тварь, — произнес египтянин с отвращением, и еврей исчез, как тень.
— Вот каков народ, который ты хочешь освободить, — с иронией сказал Шенефрес. — Безумный, я давно слежу за тобой и только в память о той, которая была мне дорога и, по слабости своей, призналась тебе в твоем происхождении, не иду к фараону, не доношу ему об изменнике, собирающемся возмутить подданных, чтобы создать себе царство. Ты знаешь, как закон карает убийство египтянина евреем? Иди домой, нагружай верблюдов самым дорогим для тебя и спасайся. Пусть нога твоя никогда не ступит на землю Кеми! Вне страны есть дикие народы, которых ты можешь победить и просветить, поэтому не отчаивайся носить венец. Теперь уходи, глаза б мои тебя не видели. Твое бегство я объясню убийством египтянина, за которое ты сложил бы голову на плахе.
Злой старик замолчал и, с презрением взглянув на врага, наконец побежденного, отвернулся и исчез.
С пылающей головой, с сердцем, кипящим яростью, Мезу поспешно вернулся домой. Не теряя ни минуты, он приказал навьючить несколько верблюдов своими сокровищами и с наступлением ночи покинул Танис в сопровождении нескольких слуг.
Луна освещала путь небольшого каравана, верхом на одном из верблюдов сидел мрачный и молчаливый Мезу. Отъехав на некоторое расстояние, он остановился, долго смотрел на огромный город, расстилавшийся со своими дворцами, садами и огромными храмами на необозримом пространстве. Нил извивался, сверкая, как широкая хрустальная лента, и отражая в серебристых струях пальмовые рощи, раскинувшиеся по его берегам.
Удрученный тоскою, Мезу не мог оторваться от грандиозного зрелища: каждая подробность отпечатывалась в терзавшемся сердце изгнанника… Он должен был покинуть место своего рождения, египетскую землю, полную деятельности и богатства, величия и науки. Какой дорогой показалась она ему в этот час! Но, скрежеща зубами, он подавил в себе все чувства и с угрозою прошептал:
— Я вернусь, и тогда Египет и фараон заплатят мне за эти муки.
В первые дни пути изгнаннику, несмотря на мрачные мысли, пришлось подумать, и его деятельный ум вскоре определил, чего держаться.
Мезу вспомнил об одном старике, которого он встретил в Фивах и приютил у себя. Человек рассказывал о далекой волшебной стране, колыбели науки и законодательства Египта. Он был там жрецом, но за какой-то проступок вынужден был бежать и после долгих странствий прибыл в Фивы. В той богатой и плодородной стране, в храмах более старинных, чем египетские, хранились древние, как мир, документы науки и тайны.
Он решился идти в далекую Индию: там он найдет высшее знание, которое даст ему оружие, чтобы восторжествовать над фараоном, освободить и сплотить евреев.
Не стану вдаваться в подробности этого долгого опасного путешествия, преисполненного случайностями; скажу только, что Мезу достиг Индии и в одном старом брамине нашел друга, учителя и советника.
Будучи невидимой, но верной спутницей любимого существа, я видела, как он отдался науке со всем пылом своего характера, внимательно слушая и тщательно записывая все, что переводил ему из древних Вед благосклонный наставник относительно происхождения мира и вселенной. Часто беседовали они в уединенном, окруженном роскошной растительностью жилище ученого.
Мезу рассказал ему обо всем, о своем прошлом, о жизни, о планах отмщения, а индус, волосы и борода которого были седы, но глаза сохранили задорный блеск юности, давал ему советы, учил, передавал глубокие познания и опыт.
Однажды старец сказал:
— Сын мой, ты хочешь основать государство, освободить своих угнетенных братьев и сплотить их в народ, который повиновался бы твоей воле и исполнял твои веления? Чтобы достигнуть цели, ты должен дать им законы, которые годились бы для них, так как каждый народ, равно как каждый человек, нуждается в правилах, приспособленных к его душе. Египтяне сильны, мудры, дисциплинированны, а евреи трусливы, невежественны и огрубели от рабства. Но как у тех, так и у других мозг согрет жгучим солнцем, и все они боятся того, чего не понимают. Поэтому, если ты сумеешь воспользоваться неизвестными им силами природы, то получишь возможность заставить египтян страхом возвратить свободу твоему народу, а евреев следовать за тобой, полагаться на таинственную и страшную силу своего вождя…
Мезу прервал его:
— Научишь ли ты меня, как пользоваться этими силами, посвятишь ли в неизвестные тайны?
— Такова воля невидимых, — ответил старый мудрец.
Часто повторялись подобные беседы, и мало-помалу созревал гигантский план, который должен был освободить народ еврейский и поразить египтян. Мезу учился пользоваться силами природы и был посвящен в их тайны.
В таком состоянии покинул он Индию и зажил в пустыне, обдумывая и готовя гигантский план, который он выполнил, вырвав свой народ из-под египетской власти ценою тысяч жертв.
