Владимир Шигин - Битва за Дарданеллы
10 сентября эскадра вице-адмирала Сенявина, получив способный ветер и оставив за кормой неприступную россыпь кронштадтских фортов, вышла в повеленное плавание. Под началом вице-адмирала был 84-пушеч-ный «Уриил» капитана Михаилы Быченского, 74-пу-шечные «Ярослав» капитана Митькова (на котором держал флаг сам Сенявин), «Святой Пётр» капитана Баратынского и «Москва» капитана Гетцена, 32-пушечный фрегат «Кильдюин» капитана Развозова, чьи трюмы были загружены запасными мачтами, стеньгами и реями.
Вместе с командиром «Уриила» Михаилом Бычен-ским в плавание отправился и его младший брат. Братья Быченские были очень дружны между собой и большие хлебосолы. Обычно старший Быченский, приглашая гостей к накрытому столу, предупреждал:
– Кто хочет быть пьян, садись подле меня! Кто хочет быть сыт, садись подле брата! Под стать Быченским были и все остальные капитаны.
Помимо собственных команд, на кораблях были офицеры и матросы, предназначенные для комплектации команд легких судов, которые надлежало заполучить на Корфу для эскадры во главе с капитан-лейтенантом Сульменевым. Там же пребывали начальствующие лица будущей портовой администрации Корфу: главный контролер капитан 2-го ранга Шельтинг, хозяйственник капитан-лейтенант Лисянский, обер-аудитор Черепанов и их помощники.
В трюмы, помимо всего прочего, загрузили три тысячи ружей, амуницию, медикаменты.
На выходе брандвахтенный фрегат «Архипелаг» дал сигнал «Счастливого плавания» и разогнал дремавших на волнах чаек прощальной салютацией.
В течение дня тихий переменный ветер держал эскадру в виду Кронштадта, но перед захождением солнца подул, наконец, попутный вест, и корабли пошли, имея до восьми узлов. В двадцать часов мичман Броневский заступил на свою первую вахту на «Петре». Вахтенный мичман – первый помощник вахтенного лейтенанта. Его обязанность – следить за носовыми мачтами и вести параллельно со штурманом счисление. А потому бегал Володя Броневский от борта к борту, пеленговал пелькомпасом приметные места, чертил от них противные румбы. Следил, как матросы бросают с кормы лаг. Каждые полчаса записывал ветер, ход и дрейф.
Капитан Баратынский, выйдя на шканцы, подозвал к себе новоявленного офицера.
– Мичман Броневский! – представился тот.
– Ну-с, господин мичман, посмотрим, чему вас учили на «Гаврииле». Говорят, что на флагманских кораблях готовят мичманов с особым тщанием?
– Мы имели ежедневный практикум с первым лейтенантом и ежемесячный экзамен с флаг-капитаном.
– У нас такого тщания не имеется, однако и наши мичманы кое-чего стоят. Что же касается вас, то не скажите ли вы мне преимущества меркаторскои проекции над всеми иными?
Володя Брокевский призадумался. Надо хотя бы несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
– Я спросил что-то слишком сложное? – саркастически улыбнулся капитан.
Стоявшие поодаль вахтенный лейтенант и старший офицер заинтересованно прислушивались к беседе. От того, как она пройдет, зависело для нового мичмана очень многое, причем не только в отношении с капитаном, но и в отношениях со всеми офицерами корабля.
– В меркаторскои проекции градусы меридиана уменьшены в той соразмерности, в какой параллельные круги отстоят от экватора. Сама карта представляет земной шар, разогнутый на плоскость.
– Ну что ж, для начала неплохо даже для мичмана! – улыбнулся капитан.
Взяв в руки зрительную трубу, Баратынский окинул взором походный ордер эскадры. Как там у других?
Род Баратынских на флоте российском известный. Служат верой и правдой еще с петровских времен. Так уж повелось, что все в роду – моряки. Да и впоследствии лишь один решит избрать себе иную стезю, став великим поэтом России. Евгению Баратынскому командир «Святого Петра» будет родным дядей, не потому ли в поэзии племянника будет столько много морской стихии?
Самого Илью Андреевича на флоте любили и офицеры, и матросы. Был он требователен, но. не придирчив к офицерству, а к младшим чинам и вовсе имел сострадание. В шведскую войну, будучи при Голландском сражении еще лейтенантом, был Баратынский тяжело ранен и лежал на палубе без признаков жизни. Хотели было выбросить его матросы за борт с остальными погибшими, но, любя, решили еще раз проверить, жив ли. Расстегнули мундир и, приложив ухо к груди, услышали, как едва-едва бьется сердце. Так Баратынский остался жив. С тех пор стал он матросам как родной отец. Служилось, по этой причине, на «Святом Петре» легче и веселее, чем на многих иных кораблях.
Итак, первое испытание было уже позади. Командир, да и остальные, кажется, остались ответами довольны! Это Броневский понял, уловив краем глаза, как, показывая на него, что-то говорил вахтенному лейтенанту старший офицер, а тот в ответ согласно кивал головой. На каждом корабле флота свои собственные порядки. На одних мичманы варились в своей среде, на «Петре» их иногда приглашали за лейтенантский стол, чтобы приобщались к умным разговорам.
Вечером после вахты Броневский представился в кают-компании по всей форме при накрытом столе, выпивке и закусках. Лейтенанты водку оценили как хорошую, а закуску как сносную. После ужина мичмана пригласили в лейтенантскую выгородку, где ему было объявлено:
– По знаниям ты вполне достоин служить на «Петре», что же касается практики, то для этого скоро будет свой случай! Считай, что отныне ты в нашу «петровскую» семью принят! Чти старших, дружи с равными, а службу бди неослабно! Понял ли?
– Все понял, господа лейтенанты! – кивнул мичман. – Не сомневайтесь!
– Мы и не сомневаемся! – ответил за всех лейтенант. – Мы воспитываем!
К ночи попутный ветер усилился, и корабли взяли ход. По старому морскому поверью, коки выбрасывали с наветренного борта в море свои колпаки на удачу! Шли ходко, и к вечеру следующего дня эскадра была уже на высоте Ревеля. Ночью отстаивались между Наргеном и Суропским маяком. С рассветом открылась хорошо знакомая всем балтийцам колокольня Олай-кирки.
Пришедшие корабли приветствовал старший на рейде капитан-командор Бодиско, готовивший к отправке караван транспортов с десантом на остров Рюген.
– Желаю вам удачи, Дмитрий Николаевич, в Средиземноморских водах! – пожелал он Сенявину.
– А вам в водах Балтических! – отвечал тот со всей благожелательностью.
В Ревеле приняли на борт пять сотен морских солдат. Залились свежей водой из речки Бригитовки. Свезли в местный госпиталь несколько тяжелобольных.
Пополнили припасы, кроме этого, пополнили недостающими матросами и команды. Новому пополнению особенно не радовались. Вместо обещанных просоленных штормовыми ветрами марсофлотов Сенявину дали толпу рекрутскую. Многоопытных забрал себе по праву старшинства адмирал Тетт. Пришлось довольствоваться тем, что дали. Догнал эскадру в Ревеле и надворный советник Сивере, командировочный к Сенявину Министерством иностранных дел для сношений с правительствами и послами. Надворному советнику, несмотря на всю тесноту, выделили отдельную каюту, гость, как никак!
Пользуясь стоянкой, Сенявин заскочил домой. Последний вечер в кругу семьи пролетел как мгновение. Утром супруга, Тереза Ивановна, собрала вещи в неблизкую дорогу. На прощание перекрестила:
– Только бы все вышло благополучно! Я же буду денно и нощно молиться за тебя! Пусть Господь хранит тебя и твои корабли!
В гавань Сенявин попросил супругу не ездить: долгие проводы – долгие слезы. Поцеловал жену, потом детей: Николеньку, Лёвушку, Константина и Машутку с Сашенькой.
За кормой уходящих в неизвестность кораблей тревожно кружили чайки. Вдалеке исчезали берега российской земли. Когда-то доведется их увидеть вновь?
Ревельский рейд эскадра покидала сразу же за конвоем, везшим войска на Рюген. К вечеру первого дня он был уже едва виден. Прошли маяк Оденсгольмский, затем мыс Дагерот. Мыс Дагеротский – самый западный конец всех владений Российских. Дальше уже было открытое море.
Предовым шел «Ярослав» под флагом вице-адмирала, за ним в кильватер остальные. Вид эскадры под всеми парусами всегда впечатляет. Традиционно корабли, построенные в Петербурге, выглядят красивее и изящнее архангельских, но архангельские зато славятся крепостью своих корпусов.
Сильный противный ветер продолжался без малого неделю. Будучи моряком многоопытным, Сенявин учения и авралы приказывал играть беспрестанно. Команды, состоявшие большей частью из рекрутов, впервые попавших в столь дальний поход, спешно учились артиллерийским и парусным премудростям.
– Пусть не сразу, зато наверняка! – говорил вице-адмирал самым нетерпеливым из своих капитанов. Скидок на молодость и неопытность не делал никому.
– Эко бредут от Ревеля по морю, ровно стадо коровье! – ругался он, выходя по утрам на шканцы. – Так дело не пойдет, господа хорошие! Где вахтенный лейтенант? Готовьте сигнальные флаги, будем учиться совместному маневру!
