Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь
– Сдавайся! – прозвучал голос Вильгельма из-под шлема. Крик получился приглушенным.
– Никогда!
Рыцарь выхватил меч и попытался отбиться от Вильгельма, но тот держался, уклонялся, избегая ударов, наносил ответные удары и все время тянул свой приз к рядам нормандцев. Второго французского рыцаря, который попытался помочь товарищу, отбил Гадефер де Лорис. Вильгельм салютовал ему с благодарностью, уклонился еще от одного удара пришедшего в отчаяние противника и пришпорил Бланкарта.
– Сдавайся, господин! – снова крикнул он, оттаскивая жертву далеко за линию нормандцев.
Рыцарь покачал головой, но скорее из упрямства.
– Сдаюсь! – наконец рявкнул он. – Я Филипп де Валонь и даю тебе слово чести заплатить выкуп, – он высокомерно взмахнул рукой. – Тебе повезло. Ты схватил меня до того, как я успел разогреться.
Его тон подразумевал, что яростная атака Вильгельма и мрачная целеустремленность, с которой он держался, не очень достойны рыцаря.
– Отпускай меня и давай заканчивать… И я хочу знать, кому я обязан заплатить стоимость моего коня.
– Меня зовут Вильгельм Маршал, господин, – ответил молодой человек. У него вздымалась грудь, а поводья рыцаря все еще были намотаны на кулак. – Я родственник Гийома де Танкарвиля, племянник графа Солсбери и кузен герцога Перча.
– А судя по твоему виду – один из молодых охотников за славой из отряда де Танкарвиля, не имеющий ни пенса за душой, – проворчал де Валонь.
– Не имел до этой минуты, господин, – любезно ответил Вильгельм.
Де Валонь неохотно оценил иронию и фыркнул.
– Я отправлю своего слугу со стоимостью коня и доспехов, когда будут делить трофеи, – сказал он.
Вильгельм поклонился и отпустил поводья. Де Валонь галопом поскакал назад, словно карп, спущенный с крючка и возвращенный в реку.
– Ха! – крикнул Вильгельм, снова направляя Бланкарта в центр событий, чтобы поймать еще рыбы.
* * *У Адама Икебефа дергалась щека, когда он расстегивал пояс с прикрепленным к нему мечом и протягивал Вильгельму.
– Ты выиграл спор, – милостиво пробормотал он. – Я никогда не видел, чтобы кому-то так везло.
Во время турнира Вильгельм заработал цену четырех боевых коней и еще половину одного, которого разделил с Гадефером де Лорисом. Эта сумма могла показаться небольшой людям вроде Филиппа де Валоня и Гийома де Танкарвиля, но для Вильгельма это было настоящее богатство и доказательство его способности себя обеспечивать. Он улыбнулся Икебефу и склонил голову.
– Некоторые говорят, что человек – творец своей судьбы, но кто знает? – Он взял в руки пояс с ножнами, но не вынимал меч. – Клинок изготавливается так, чтобы подходить под руку хозяина. Я возвращаю его тебе с пожеланиями всего хорошего.
Вильгельм вежливо поклонился и вернул Икебефу меч. Улыбка превратилась в ухмылку.
Если раньше Икебеф пытался проглотить свое унижение, теперь оно душило его. Он сдавленно пробормотал несколько слов благодарности, в которых не было искренности, схватил ножны, развернулся и широкими шагами пошел прочь.
– Помни, парень, что в жизни появляются как друзья, так и враги, – сказал де Танкарвиль, отводя Вильгельма в сторону, чтобы поговорить спокойно перед началом веселья. – У тебя редкий талант, и многим, менее способным людям, это не понравится.
– Да, господин, – Вильгельм выглядел обеспокоенным. – Меч Икебефа не принес бы мне пользы. Я подумывал, не попросить ли у него стоимость меча деньгами, но мне показалось более достойным просто вернуть ему его оружие.
Де Танкарвиль поджал губы.
– Я не могу не согласиться с твоими рассуждениями, но любезность не защитит тебя от злого умысла.
– Я знаю это, господин, – серьезно сказал Вильгельм, напряженно глядя на него. – Я много лет терпел клички «обжора» и «соня». Возможно, они частично заслуженные, но еще объясняются тем, что я ваш бедный родственник. Если нужно, я могу обходиться и без еды, и без сна.
– Я уверен, что можешь, – наместник откашлялся нарочито громко. – Что ты собираешься делать теперь?
Вопрос потряс Вильгельма. Он понял, что под этим подразумевается. Несмотря на мастерство, де Танкарвиль не собирался больше держать его у себя. Турнир принес ему большой успех, но он закончился, а у де Танкарвиля избыток молодых рыцарей. Вильгельму фактически было сказано: от тебя слишком много проблем, чтобы и дальше держать тебя при себе.
– Я думал о том, чтобы навестить семью, – сказал он, проглатывая разочарование.
– Ты много лет отсутствовал, они будут рады снова увидеть тебя.
Судя по тому, как Де Танкарвиль указательным пальцем тер украшенную драгоценными камнями ленту на шляпе, он явно чувствовал себя неуютно.
– Не исключено, что они меня не узнают, – сказал Вильгельм. – Как и я их, – Он выглядел задумчивым. – Турниры в Англии запрещены, а Гадефер сказал мне, что в трех днях пути верхом проводится еще один. Я думал вначале попытать счастья там – с вашего разрешения.
Три последние слова позволяли де Танкарвилю красиво и официально положить конец обязательствам, которые связывали его с Вильгельмом, а Вильгельма с ним на протяжении последних пяти лет.
– Я разрешаю, – сказал он. – И благословляю тебя. – Он сжал плечо молодого человека, потом поцеловал его в обе щеки и крепко обнял. – Я вырастил и снарядил тебя в путь. А теперь иди и докажи свое рыцарство миру. Я ожидаю в будущем услышать о твоих великих делах.
Вильгельм ответил на объятия, и на его глаза навернулись слезы. Гийом де Танкарвиль никогда не проявлял по отношению к нему отцовских чувств, но он научил его, как лучше всего воспользоваться жизнью, и Вильгельм признавал, что он в долгу у своего наставника.
– Я сделаю все, что смогу, господин, – сказал он после некоторых колебаний. – Но у меня есть к вам одна последняя просьба.
– Скажи, что это, и я ее выполню, – ответил де Танкарвиль, хотя его глаза явно добавляли: «В пределах разумного». – И давай больше не будем говорить про «последние просьбы».
– Я прошу вас отправить посыльного к графу Эссекскому вот с этим, – Вильгельм достал прекрасную, украшенную драгоценными камнями шлейку и подхвостник, снятые с одного из коней, выигранных им во время турнира. – Передайте ему, что Вильгельм Маршал платит свои долги.
Де Танкарвиль забрал позолоченные части упряжи и внезапно рассмеялся.
– Очень хорошо, что тебя сегодня не взяли в плен и не потребовали выкуп, – продолжая смеяться, сказал он. – Я сомневаюсь, что у тебя есть цена.
Вильгельм улыбнулся.
– Вы имеете в виду, что я бесполезен или, наоборот, стою слишком много? – спросил он.
Глава 3
Хамстед Маршал, Беркшир, осень 1167 годаВильгельм наелся, расслабился и огляделся. Он только что съел курицу, приготовленную со специями, и тушеное мясо с шафраном, которое подавали со свежим пшеничным хлебом. Запивал он это внушительным количеством меда. Хамстед казался маленьким и убогим по сравнению с Дринкуртом, Танкарвилем и другими большими нормандскими замками, в которых он проходил подготовку, необходимую для рыцаря. В центре зала в старом очаге, окруженном каменным барьером, горел огонь, а труб не было, но это не имело значения. Хамстед, стоящий на горе над рекой Кеннет, являлся сердцем семейного наследия, и это был дом.
– Итак, ты теперь великий победитель турниров, – заявил Иоанн, его старший брат. Улыбка не коснулась его глаз.
Брат унаследовал титул их отца два года назад. С тех пор он носил коротко подстриженную бороду, ухоженную и жесткую. Их отец всегда брился, заявляя, что мужчине не нужно стыдиться своего лица, пусть мир видит его. Однако Иоанн считал, что борода придаст его молодому лицу серьезность и солидность.
Вильгельм пожал плечами.
– Едва ли можно так сказать, – он улыбался робко и застенчиво. – Но мне повезло в тех немногих, в которых я участвовал.
– И даже очень повезло, если судить по лошадям, которых ты привел с собой, – с завистью заметил Иоанн. На фоне красавца Вильгельма с изысканными манерами он выглядел как бедный родственник, а не глава дома Маршалов и осознавал это.
– Я приобрел их совсем недавно. В конце лета у меня была лишь одна простая верховая лошадь.
Вильгельм любезно рассказал собравшимся за обеденным столом родственникам о битве за Дринкурт и своем плачевном положении после нее. Он говорил самоуничижительным тоном и проявлял осторожность, чтобы не хвастаться, но тем не менее Иоанн отвернулся и теребил нож. Правда, четырнадцатилетний Ансель жадно ловил каждое слово Вильгельма. Его глаза округлились, став огромными, как верхняя часть кубков.
– Тебя ранили багром? – слабым голосом переспросила мать.
Вильгельм расстегнул рубаху на шее, отвел ткань в сторону и показал ей тонкий розовый шрам.