Кровь богов (сборник) - Иггульден Конн

– Если мне дадут месяц на ремонт и подготовку новых команд для галер, которые мы не сожгли, то – да, Меценат, – ответил Виспансий. – Я думаю, мы сделаем это снова. Мы должны.

Глава 25

Марк Брут улыбался. Он обнаружил, что молодая жена принесла в его жизнь множество преимуществ. Это был стимул оставаться крепким и подтянутым, не сдаваясь возрасту. Кроме того, в Портии начисто отсутствовал цинизм, который с годами только накапливался в нем. Она часто и много смеялась, причем так заразительно, что и он не отставал от нее. И даже когда Брут просто думал о жене, его настроение, обыкновенно мрачное, сразу улучшалось.

– Ты надо мной смеешься. – Портия надула губки, зная, что мужу это нравится. Ночами, которые они проводили вместе, он иной раз нежно кусал нижнюю губу юной женщины, наслаждаясь ее полнотой.

– Я бы не посмел, – ответил Брут. – Я салютую твоему римскому духу, который и проявляется в желании заботиться о муже во время военной кампании. Но должен сказать, что я уже пробовал твою готовку, и это занятие лучше оставить слугам.

Женщина ахнула в притворной ярости и подняла котелок, словно хотела швырнуть им в супруга. Одета она была в наряд греческой крестьянки, то есть в простую белую тунику, перехваченную широким поясом, и темно-красный плащ. Когда она говорила, ей нравилось проводить руками по дорогой материи, которая буквально оживала и становилась ее частью, пребывая в постоянном движении. Брут с любовью смотрел на свою жену, которая стояла перед ним в украшенных драгоценными камнями сандалиях, стоивших дороже любого из крестьянских домов, мимо которых они проезжали каждый день. Ножки у нее были такие маленькие, и она так мило шевелила пальчиками… В темные волосы Портия вплела серебристые ленты, и эту моду уже начали копировать римские женщины из лагеря, одеваясь проще и не злоупотребляя косметикой, – будто надеялись, что станут такими же красавицами, как супруга Марка.

– Я буду приглядывать за своим мужем! – заявила она.

Брут шагнул к ней вплотную и обнял за талию.

– Ты знаешь, я бы не хотел ничего другого, но, возможно, кровь твоего мужа кипит постоянно, и ей надо немного остыть, – улыбнулся он.

Портия оттолкнула его:

– Ты не пробовал мою курицу, тушенную с травами, муж. Если бы попробовал, не стал бы смеяться надо мной.

– Я тебе верю, – сказал мужчина, но в его голосе слышалось сомнение. – Если хочешь, я не буду жаловаться. Каждый кусочек станет нектаром, и я с улыбкой прожую самое жилистое мясо.

– О! Ну я тебе покажу! Ты пожалеешь, что произнес эти слова, когда этой ночью будешь спать в одиночестве!

Портия отошла, размахивая рукой, в которой держала котелок, и зовя слуг. Брут с любовью смотрел ей вслед, а потом его взгляд сместился на огромный лагерь. Он увидел, как некоторые легионеры улыбаются, заметив молодую женщину, и оценивающе оглядывают супругу командующего. Лицо Марка на мгновение потемнело. Конечно, от этого никуда не деться. У него не было уверенности, что какой-нибудь молодой петушок не рискнет головой, решив приударить за ней, руководствуясь похотью или романтикой и утопив здравый смысл, как щенка в ведре с водой.

Брут глубоко вдохнул, позволив теплому воздуху наполнить легкие, и медленно выдохнул через нос. Ему нравилась Греция. Молодым солдатом он уже проходил по этой самой земле, где сейчас собирались его легионы. Тогда его спутником был умудренный опытом ветеран, которого звали Рений, вспыльчивый и безжалостный сын Рима, уже долгие годы покоящийся в могиле. На мгновение Марк со всей ясностью увидел, как они маршировали к месту встречи легионов. Он покачал головой, наслаждаясь этими воспоминаниями. Каким же он тогда был молодым! Тогда еще не умер никто из тех, кого он любил, а с Юлием они дружили, рассчитывая оставить яркий след в этом мире.

Оглядываясь в прошлое, Брут едва узнавал того молодого человека, каким он был, когда впервые пересек Грецию. Юлий в то время обретал политическую власть в Риме, но ему требовалась мощная армия. Марк хотел стать его генералом и оказывать ему максимальную поддержку. Тогда он и представить себе не мог, что придет день, когда он нанесет своему другу смертельный удар.

Под лучами солнца, еще стоявшего достаточно высоко, Марк Брут сел на упавшее дерево, за которым заканчивался сад крестьянского дома, где они с женой остановились на эту ночь. Перед его глазами проплывала юность, и он растворился в ней. Вспомнил Тубрука, управляющего поместьем Юлия неподалеку от Рима. Брут не хотел увидеть разочарование в глазах этого человека, если тот еще не покинул этот мир. Тубрук никогда бы не понял, как они могли разойтись так далеко. Да, некоторым лучше умереть раньше, чтобы у них не разбилось сердце от случившегося после их смерти.

Мать Брута, Сервилия, была еще жива – старая женщина с седыми волосами, но сохранившая былую осанку. Цезарь любил ее, и Марк не мог этого не признавать, хотя его многие годы задевала близость матери и его друга. Но в конце концов Юлий бросил ее ради египетской царицы, единственной женщины, которая родила ему сына.

Брут вздохнул. Он видел, как его мать состарилась буквально за одну ночь, перестав притворяться молодой. Он даже думал, что она зачахнет и умрет, но Сервилия выдержала удар. Годы только закалили ее, как тик или кожу. Он дал себе слово повидаться с ней по возвращении в Рим, возможно, в компании молодой жены, хотя и понимал, что Сервилия с Портией тут же сцепятся, как кошка с собакой.

– О чем ты думаешь? – внезапно раздался у него за спиной голос его молодой супруги.

Марк не слышал, как она подошла, и вздрогнул, раздраженный тем, что кто-то может оказаться так близко к нему без его ведома. «Возраст крадет все достоинства», – подумал он. Тем не менее Брут улыбнулся жене:

– Ни о чем. Ни о чем важном.

Портия нахмурилась. Это тоже ей шло.

– Хочешь, я покажу тебе мой шрам? Доказательство, что мне можно доверять? – спросила она внезапно.

И прежде чем он ответил, молодая женщина откинула плащ, обнажив длинное, загорелое бедро. Другой рукой она потянула наверх греческую тунику, открыв розовый шрам длиной чуть ли не с его руку. Брут огляделся, чтобы убедиться, что никто не смотрит, наклонился вперед и поцеловал шрам, отчего Портия шумно вдохнула и провела рукой по его волосам.

– Не следовало тебе этого делать. – Марк чуть осип. – Я видел, как люди умирали от менее тяжелых ран.

– Этим я показала тебе, что я не какая-то пустоголовая куртизанка, которую можно игнорировать. Я римская матрона, муж, с римской силой духа… и прекрасно готовлю. Ты можешь доверять мне свои мысли, целиком и полностью. А сейчас ты был очень далеко…

– Я думал о Юлии, – признался Брут.

Его жена кивнула, сев на бревно рядом с ним.

– Я так и подумала. Когда ты думаешь о нем, у тебя меняется лицо. Становится таким грустным.

– Что ж, мне довелось увидеть много грустного, – ответил Марк. – И я отдал слишком большую часть своей жизни на поиски правильного пути. – Он указал на легионы, лагерь которых тянулся на многие тысячи шагов. – И я только надеюсь, что нашел его. Я хотел бы вернуться в Рим, Портия. Хотя я люблю эту землю, мой дом не здесь. Я хочу вновь пройти по Форуму, возможно, какое-то время послужить стране консулом…

– И я этого хочу… для тебя – не для меня, муж, ты понимаешь? – закивала юная женщина. – Я счастлива там, где находишься ты. Ты достаточно богат, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая, тебя любят и уважают. – Она замялась, не зная, как далеко можно на этот раз зайти в споре, который возникал у них неоднократно. – Я не хочу тебя терять. Ты знаешь, я умру в тот же день.

Брут повернулся к ней, привлек к себе. Рядом с ним она чувствовала себя такой маленькой, а он даже сквозь одежду ощущал жар ее кожи, вдыхая аромат волос.

– Ты, конечно, злишься, знаю, – пробормотал он, – но я все равно тебя люблю. И я не проиграю, Портия. Я свалил тирана, царя. Что же мне теперь, преклонять колено перед мальчишкой, который называет себя тем же именем? Я знал настоящего Цезаря. Октавиан не имеет права на это имя. Никакого права.