Роберт де Ропп - Если я забуду тебя…
— Я поклялся вернуться к тебе, — сказал я. — И сдержал обещание. Однажды я уже просил тебя бежать со мной из Иерусалима, и ты отказалась. Теперь я прошу тебя вновь. Неужели ты откажешься вторично?
Она содрогнулась и прижалась ко мне. Само имя Иерусалима стало для нее символом ужаса и смерти.
— О Луций, забери меня отсюда и как можно дальше. Давай поедем туда, где воздух чист, ветер свеж, где не нужно дышать запахом смерти. О Луций, я не стою тебя, но если ты любишь меня, я пойду с тобой на край света, и в этот раз, — добавила она, бросая многозначительный взгляд на Элеазара, — на этот раз мне не нужно будет бояться твоей мести, Элеазар?
Не глядя на нее, он склонил голову.
— Делай, что хочешь, — ответил он. — Моя душа устала от жизни. Если у тебя после всего, что ты видела, еще сохранился к ней вкус, тогда живи, где хочешь и с кем хочешь. Мне все равно.
— Пора возвращаться, — заметила Мариамна. — Пошли, нам надо идти.
Я взял Ревекку за руку и повернулся к темному проходу, а Мариамна подняла лампу и приготовилась вести нас к крепости Антонии. Здесь было четыре разных перехода, выходящие из потайной палаты, и в одной из них я неожиданно увидел свет. Не зная, приближаются ли друзья или враги, я бросился с Ревеккой в тень одного из туннелей, и как раз в это время в помещении ворвалась группа вооруженных людей. Впервые с ночи разрушения нашей виллы я смотрел на ненавистное лицо Симона бен Гиоры. Он стоял, бешено глядя на Мариамну, в одной руке горящая головня, в другой — меч. Его проклятое лицо было пунцовым и искажено гневом.
— Где она? — кричал он. — Где она? Куда ты ее спрятала?
Я схватил Ревекку и потащил дальше в тень. Мариамна смотрела на Симона бен Гиору без всякого страха.
— Опусти меч, — сказала она. — Разве ты еще не достаточно пролил крови?
— Где она, где она? — кричал Симон. — А ты, предатель, что за заговоры ты плетешь? Сын Ананьи готовится сдать Святилище римлянам? Разве нет, мерзавец?
Элеазар не двигался. Его плотной стеной окружили люди Симона бен Гиоры, которые нашли путь через лабиринт, после того, как подвергли пыткам Иуду бен Ари. Они пытали его, пока он не поведал им о заговоре Мариамны. Но Симон, по прежнему охваченный страстью к Ревекке, больше интересовался открытием ее местонахождения, чем планом Элеазара сдать Святилище. Он как безумный кричал на Элеазара, требуя, чтобы тот ответил, где прячется Ревекка, а так как Элеазар молчал, ткнул в его лицо принесенную горящую головню. Раздался мучительный крик, а затем последовала дикая схватка. Элеазар вырвался из рук державших его людей и выхватил свой меч. Горящая головня ослепила его, но он ринулся на врагов, не видя их. Сикарии словно волки сомкнулись над ним. Они изрубили его тело, а затем повернулись к Мариамне, которая молча стояла, глядя на Симона бен Гиору.
И тут случилось нечто странное и ужасное, что и сейчас, когда я обо всем вспоминаю, заставляет мои волосы шевелиться от страха. Сикарии, их руки были обагрены кровью Элеазара, приблизились к Мариамне, намереваясь свести с ней счеты, когда неожиданно они остановились, словно обратились в камень, и я увидел на их бледных лицах признаки ужаса. Потому что Мариамна, которая стояла безоружная, подняла руки над головой и странным, ужасным голосом, ничего похожего на который я никогда раньше не слышал, стала вызывать в это мрачное место мстительные души умерших. Одного за другим вызывала она их, благороднейших людей среди еврейского народа, которых уничтожил Симон бен Гиора. Она вызвала первосвященника Ананью и его брата Езекию, она вызвала их приемников, священников Анана и Ехошуа, который стремился спасти город, но был жестоко убит. Она вызвала Маттафия, который пригласил в город Симона, а в награду был разорван крючьями палачей вместе со своими тремя сыновьями. Она вызвала Элеазара, чье изувеченное тело все еще лежало на камнях перед ними, и чья душа только-только достигла обиталища мертвых. Когда она вызывала их, ее голос перешел в крик, ее изможденное тело дрожало от неестественного напряжения.
— Идите! — кричала она. — Идите! Стекайтесь сюда во множестве, убитые вожди Израиля. Идите в это обиталище мертвых и взгляните на своих убийц!
Ужасное зрелище! Мои зубы стучали, пока я смотрел. Ревекка в ужасе спрятала свое лицо у меня на груди. Потому что вокруг мы ощущали движение мертвых, словно призраки, вызванные Мариамной, толпились в темном, тускло освещенном помещении. Сикарии стояли, словно превратились в камень, а призрачные лица обретали форму в полутьме, кривились и искажались в смертельной агонии. Это призрачное присутствие было слишком сильным испытанием даже для Симона бен Гиоры, который закрыл руками лицо, словно для того, чтобы отогнать свирепые взгляды их потухших глаз. Он крикнул своим людям:
— Прирежьте ее. Убейте проклятую ведьму!
Но никто не двигался. Тогда Симон бен Гиора сам прыгнул вперед и не глядя нанес удар. Я увидел, как Мариамна пошатнулась и упала на землю. Вызванные ею призраки растаяли в темноте. Симон и сикарии ушли по тому пути, по которому пришли, а мы с Ревеккой посмотрели на бледные лица друг друга и прокрались в комнату, чтобы помочь Мариамне. Случайный удар ранил ее в шею, из раны струилась кровь, растекаясь лужей на полу. Ее глаза уже затуманились в преддверии смерти.
— Это конец, — слабо произнесла она. — Забери Ревекку. Иди в святилище. Не старайся вернуться в Антонию. Ты никогда не найдешь дорогу. Жди прихода римлян. Прощай, мой Луций.
Ее голова упала в лужу собственной крови, глаза навеки закрылись. Я наклонился и поцеловал ее в губы, затем закрыл ее лицо краем ее одежды. Ревекка взяла меня за руку и указала на ступени, ведущие из убежища в Святилище, но как только мы двинулись к ним, в одном из тоннелей мы услышали шаги. По-видимому услышав наши голоса этот проклятый Симон бен Гиора возвращался назад. Теперь было бесполезно пытаться прятаться в Святилище, потому что сикарии наступали. Нашей единственной надеждой было бегство в туннель, и как только мы бросились туда, мы услышали крик Симона, заметившего Ревекку, перед тем как она исчезла в темноте. Не смотря на страх, мы бежали во тьму, поворачивая то туда, то сюда, чтобы оторваться от преследователей. Но поступая так, мы добились лишь того, что заблудились. Я совершенно забыл дорогу, по которой мы шли, забыл, сколько поворотов мы совершили во время бегства. У меня было чем разжечь огонь, чтобы осветить окружающее нас подземелье, так как Мариамна мудро настояла, чтобы перед тем, как мы покинули Антонию, я взял кремень, огниво и свечу. Однако не зная, на сколько близко может находиться Симон бен Гиора и его разбойники, я не мог решиться позволить себе пообную роскошь. Со всех сторон нас окружала абсолютная тьма, и мы не имели ни малейшего представления, в каком направлении идти, чтобы выбраться из нашей тюрьмы.
Чай за часом мы шли по туннелям, держась руками за скользские стены, то и дело спотыкаясь о тела тех несчастных, что пробрались сюда в надежде обрести безопасность, а обрели лишь смерть. Время в этой тьме почти остановилось. Не знаю, как долго мы брели по лабиринту, по ползком, то выпрямляясь, а запах смерти все время окужал нас. Я уже примерился с мыслью, что мы никогда не выберемся из этого проклятого места, и эти переходы станут нашей могилой. Ослабев от голода и жажды, мы в конце концом будем еще живыми съедены крысами — вид смерти мало привлекательный. Я был рад, что со мной меч. По крайней мере я мог прекратить агонию.
В конце концов, пробравшись через множество необыкновенно узких ходов, я почувствовал нечто, что оказалось каменной дверью, которая под давлением моих рук открывала проход и тихо скользнула назад, словно опрокинулась на стержне. Я приободрился и радостно потянул за собой Ревекку в это, столь неожиданно появившееся отверстие. Ощупью изучив место, я понял, что мы попали в какое-то помещение, заполненное множеством предметов, которые были гладкими и холодными на ощупь. Я вытащил из-плд туники кремень и огнево, потому что мне казалось, что пора воспользоваться драгоценным светом. С трудом я зажег свечу и высоко поднял ее над головой, быстро оглядевшись вокруг. Возглас удивления сорвался с наших уст, когда мерцающий свет открыл нам окружающее. Мы находились в большом, но низком помещении, вырубленном в скале, стены которого были скрыты за сияющей массой золота. Везде, куда бы мы не смотрели, мы видели драгоценности, цепи и золотые нагрудники, золотые шлемы, прогнившие шкатулки из кедра, рассыпавшие свое содержимое по каменному полу — изумруды и аметисты, нитки жемчуга, великолепные агаты, сияющие топазы и сардониксы, горящие рубины. И среди всего этого сияющего великолепия, словно для того, чтобы напомнить нам о нашем отчаянном положении, на вершине той горы сокровищ покоился человеческий череп, пожелтевший от времени, через пустую глазницу которого смотрела крыса.
