Аркадий Савеличев - Последний гетман
Российский двор не знал, что происходит в Малороссии. Когда прознали, малость разгневались. Сия нескладуха побудила Государя послать в Малороссию стрелецкого голову Артамона Матвеева с выговором – как так получается?!
– Вот так, Великий Государь, казацкий бунт учинился, не успели донести сию новость до ваших пре-светлых ушей… Не велите казнить – велите миловать!
Только тогда, вслед за Матвеевым, прибыли в Москву казацкие посланники с известительным письмом от Виговского: об избрании его в гетманы. Золотом Богдана склонил на свою сторону старшин, которые скоро забыли и заслуги умершего гетмана, и свои обещания.
Государь не имел причины противиться избранию войска Запорожского. По доброте своей – и доверчивости излишней! – прислал ближнего окольничего Хитрово для приведения к присяге. Почему бы и не присягнуть, раз Государь просит?..
А меж тем договор с польским королем: употребить все усилия, чтобы разорвать мир с московитами… После Смутного времени слабо еще было Московское государство, жаждало мира.
Виговскому обещали титул удельного малороссийского князя – без всякого гетманства. Он тайно поклялся королю – присоединить Украину к Польше. Стал окружать себя чужеземными телохранителями. Своим не доверял – как можно!…
Потайно жил Виговский. Всячески скрывался перед верными казаками. Но проницательный полковник полтавский, Пушкарь, все-таки разгадал вторую личину новоявленного гетмана. Он-то и отправил к царю гонца своего. В Москве вначале удивились, потом возмутились, потом боярину Хитрово повелели исследовать донос Пушкаря.
Но деньги?.. Старания верного пушкаря остались безуспешны. Он получил строгий указ царя о послушании Виговскому. Возможно ли сие?..
Полтавский полковник решился с оружием выступить к Переяславлю, где на то время обретался Виговский. С ним был 20-тысячный отряд. Все за те же деньги Виговский склонил Хитрово – уговорить Пушкаря к послушанию. Но – не тут-то было!
В таких случаях прибегали к помощи крымского хана. Пограбить несговорчивых малороссов – для него одно удовольствие. Да и сам Виговский выступил с наемным войском к Полтаве. Силы неравные. Татарская орда грабила все окрестности и отрезала дороги, а на стены лезли свои же прикормленные казачки, валашцы, мадьяры и прочие искатели чуждого добра. Но гарнизон Полтавы ни на какие уговоры не шел. Более того, сделал отчаянную вылазку, во время которой Пушкарь даже отнял гетманскую булаву у негодника… и все же пал в бою…
Тут екнуло сердце и у добродетельного царя. Полтава-то не сдавалась. Пошло на Украину русское войско под началом Григория Ромодановского. Но опять же – Виговский уговорил и этого воеводу. Царский гонец прискакал – с приказом воздержаться…
Только следующий воевода, Василий Шереметев, побил татар и поляков. Да и то с помощью казанского воеводы Алексея Трубецкого. Два года длилась эта кровавая смута. После многих битв, раненный, попал Трубецкой в плен, но и там продолжал укорять Виговского в измене… после чего и был казнен.
Тогда молодой Хмельницкий начал собирать заднепровские полки – там он был провозглашен гетманом, ибо еще были люди, помнившие воинскую доблесть его отца. С помощью заднепровских отрядов и очистили казаки заполоненную Малороссию.
Но дальше – опять смуты, а Юрий не был таким полководцем, как его отец. Кровь лилась еще несколько лет, ибо Юрий метался между союзом с Польшей – и Россией… А на двух конях никому не удавалось усидеть!
Кончил он свои дни в монастыре, куда сбежал от всех бед. Позорная плата за малодушие!
Еще более тяжкая доля ожидала Шереметева. Разбив отряды Юрия Хмельницкого, поляки вместе с татарами окружили лагерь русского воеводы. По примеру казаков он связал цепями обозные телеги, так называемые «ужи», и за этим прикрытием восемь недель отражал приступы намного превосходивших сил врага. Но голод, болезни и отсутствие воинских припасов вынудили его, после переговоров, выйти в чистое поле с распущенными знаменами. Поляки обещали русским свободный проход в свои земли, но договор нарушили. Шереметева вероломно взяли в плен и отдали татарам – как плату за их службу. Русский воевода двадцать лет провел в тяжком плену, искупая малодушие и бесхарактерность Юрия Хмельницкого…
Куда смотрел ты, Господи, когда пригрел на груди старшего гетмана – льстеца и двуедушника Виговского?!
V
Обо всем этом думал Кирилл Разумовский после приезда в Батурин. Для него не было секретом, что некоторые полковники, в том числе и ставшие по родству свояками, нет-нет да и обронят:
– Все мы под Богом ходим, Кирилл Григорьевич… да продлит он дни твои!…
Это под первую рюмку, а под другую яснее:
– Семья-то у тебя, ясновельможный, какая? Случись что, по миру ведь пойдут!
Дальше совсем открыто:
– Не дурак был собиратель наших земель, Богдан-то Хмельницкий. Взял да и передал гетманство сынку своему!
И хоть мало что знали помышлявшие о наследстве родственнички, но рассуждение свое имели. Здравое, надо сказать. За гетманом как за порогами днепровскими сидели. А ну как пороги-то возьмут да и уплывут вниз по Днепру? Ищи-свищи счастьица!
Сам гетман о наследстве, может, и поболе их размышлял, но мысли свои таил, за зубами слова тревожные держал. Добро бы Елизавета, но теперь Екатерина. Нрав ее твердый и коварный он достаточно изучил. Молчи, гетман, и мысль свою зряшную не выказывай!
Когда уж слишком разошлись родственнички-полковники, он Кочубея в одну руку за чуб ухватил, Галагана в другую и без прикрас крикнул:
– Геть у меня! Разболтались! Еще на улице гвалт поднимите!
Улица – это вся степь казацкая…
Родственнички притихли, а у него что – других дел нету? Кругом хвастовство да воровство. Один Хорват чего стоит! Тоже, поди, о наследстве рассуждает. Прилетел из Сибири гол как сокол, а теперь повсюду поместья скупает да своих приживальщиков сажает. Чуяла душа: еще придется с ним не на сабельках, так на бумагах сенаторских повоевать… В Петербурге-то все продается и покупается. Сейчас не при Елизавете Петровне, не побежишь к ножкам царским: мол, матушка, ратуй! Другим ножки-то в наследство отданы…
Не хватало ему сейчас Григория Теплова, чтоб бумажный поток укоротить. Что делать, учитель самой Государыне потребовался, а уж тут не поспоришь. Хват парень! И то сказать: при гетмане он вроде как в услужении, а там в случае нужды гетман ему кланяйся. Чиновник, он, может, и повыше гетмана! Такую степную вьюгу поднимет, что не знай, куда головушку спрятать. Тот же Хорват – он что, без таких вот чиновников дела свои вертит? Уж если пройдоха Хорват деньги через сенаторов самому императору подсовывал – куда дальше пылить по степи?
Требовалось прежде всего свою канцелярию упорядочить. С бегством Гриши Теплова бумажная волна буквально захлестнула. Не любил он бумаги, что делать. Собираясь в Малороссию, не к кому иному, как к Михаиле Ломоносову постучался. С такими словами:
– Скажите, Михаил Васильевич, где мне толкового человека подыскать?
Немало удивился профессор вопросу:
– Да разве есть в России толковые люди?
– Я зрю перед собой одного из таких.
– Это от того, что всю жизнь делаю глупости.
– Тем не менее я надеюсь, Михаил Васильевич, получить от вас ответ.
В прибавку к вежливости слуга уже тащил большущий короб. Одного взгляда было довольно: в пять минут не покончить…
Славно они посидели с профессором! И наконец сошлись на одном студенте, уже закончившем курс университета. Имя у него было дивное: Аристофан Меркурьевич Соседкин. В заграничных университетах нынешний президент что-то слышал и об Аристофане, и о Меркурии, но как-то не соединял это с Соседкиным. Сейчас вот слилось в единое лицо. Даже не поповское или там разночинное – дворянское. Разумеется, от корня промотавшихся родителей. Имечко подобающее подобрали, а о деньжатках не позаботились. Ну да ладно, если гусей пасти не будет, так, может, и на коня пересядет. Был бы человек подобающий, а уж гетман о том позаботится. Он несколько стеснялся его столь высокого имени, но постепенно привыкал. А потому без обиняков дал задание:
– Хорват, запомнил? Тоже не прозвище – имечко. Найди в моей канцелярии все, что относится к этому имени, раскопай всю подноготную. Дальше – путь в Новую Сербию. Недалеко тут, за Киевом. Мнится мне, ободрал он своих сербов, как липок, а им жить да жить на нашей окраине. В канцелярии возьмешь бумагу за моей печатью, чтоб тебя как должно встречали. Все ли понятно?
– Пока далеко не все, ваше сиятельство, – без показной бравады признался господин Соседкин. – Но я раскопаю этого Хорвата!…
– Раскопай, милый, раскопай, а я потом его… закопаю! – сам подивился удачной шутке.
Две недели всего и прошло, как откланялся господин Соседкин, а уже явился с объемистым отчетом. И с пожеланием вполне разумным:
