Нина Соротокина - Прекрасная посланница
Шамбер не успел выстрелить. Чья-то рука с силой схватила его за запястье, и глухой голос совсем рядом, как давеча под вязом, произнес:
— Огюст Шамбер, вы арестованы.
Нет, он не дал схватить себя, как барана, он бился из последних сил, даже нож успел выхватить и с восторгом всадил в чью-то живую плоть, но солдат было больше, и они дрались так, словно на карту была поставлена их жизнь. Шамберу не просто связали руки, его укутали, как мумию, даже ноги от бедер до колен оплели вервием, так что он мог передвигаться только малыми шажками. Но никто не догадался заткнуть ему рот кляпом, поэтому Шамбер без перерыва ругался и угрожал:
— Вы мне ответите, сукины дети! Вы не имеете права меня задерживать, я иностранный подданный. Не подходи близко, негодяй, я тебе нос откушу!
Его втолкнули в комнату и с силой посадили на стул. Это было то самое помещение, которое Шамбер оставил десять минут назад. Сейчас оно было освещено, свечи стояли и на столе, и на поставце. Рядом с трупом находились двое. В одном Шамбер узнал Козловского.
— И вы здесь, князь? Может, объясните, почему меня схватили? Я совершенно случайно попал в ваш дом. Услышал крики о помощи, потом прозвучал выстрел. Естественно, я поспешил на помощь. Кого вы прикончили на этот раз?
Матвей молча взял со стола шандал на два рожка и поставил на пол рядом с трупом. Вначале Шамбер увидел босые, маленькие, нечистые ноги. Вдруг резко кольнуло сердце, боль отдалась в затылке. Предчувствуя непоправимое, Шамбер посмотрел в лицо покойника. Это был не Дитмер, а все тот же ненавистный Коротышка из Данцига. Даже мертвый он догнал его. И тогда Шамбер замолчал.
14
А теперь вернемся назад и вспомним вечер, когда Люберов по возвращении из Кронштадта застал агента Петрова спящим на кушетке.
Разбудил, поговорили, и разговор этот был долгим и сумбурным. Опустим радостные восклицания, которые непременно сопровождают начало подобной встречи. Родион был искренне рад маленькому агенту. Он сохранил о нем самые теплые воспоминания, которые усиливал успех, знаменующий конец их общей работы.
Можно было, конечно, встать в позу и начать чваниться тем, что ты честный человек с чистыми руками, а потому не желаешь запанибрата общаться с представителями государственного сыска. Но это поведение дурака, а Люберов им не был. Что ж тут похваляться своей безгрешностью, если ты сам вместе с Петровым в засаде сидел, выслеживая Шамбера? И в сыскной профессии есть порядочные люди, а Люберов знал, что Петров хороший агент и дело свое знает.
Надо сказать, что Родиону и в голову не пришло, что Петров пришел к нему по делу, поэтому вначале беседы они только хлопали друг друга по плечу и задавали друг другу невинные вопросы, сбиваясь в обращении то на «вы», то на «ты». Петров щурился со сна и весело смеялся.
— Да я уж давно в Петербурге. Прибыл, как говорится, с поля сражений, а вернее сказать, из осажденного города.
— Так ты был в Данциге? И Матвей Козловский там был. Помнишь Матвея? Ну я же тебе о нем рассказывал!
— Не забыл, — коротко бросил Петров и, воровато оглянувшись по сторонам, добавил веско: — Шамбер в Петербурге. Вот какие дела, Родион Андреевич.
— Да ну?
— Он присутствует здесь тайно и наверняка приехал с важным заданием.
Люберов слушал внимательно, но ничем не потакал Петрова к откровенности, правда, кивал в нужных местах, а иногда даже вскрикивал с несколько показным удивлением. Зачем ему знать, что Шамбер разгуливает по городу в бороде, живет на убогой мызе за городской чертой и следит за секретарем шведского посланника? Если раньше Родион потащился в Польшу, без зазрения совести врал про их экспедицию, а потом, как Соловей-разбойник сидел на дубе, то он спасал друга, перед которым имел некоторые обязательства. Он дал слово отцу позаботиться о князе Козловском, и ради верности слову согласен был не только тайным сыском заниматься, но и на убийство пошел бы за правое дело. Но сейчас он не испытывал к Шамберу никакого интереса. Может быть, француз и есть враг государства Российского, но для обезвреживания сего господина у государства есть специальное ведомство и немалое.
Упомянутая в рассказе фамилия «Сидоров» заставила Родиона несколько оживиться.
— А не тот ли это Сидоров, что живет у бакалейщика Фанфаронова?
— Так вы и его изволите знать? — На лице Петрова был написан живейший восторг, беседовать с Люберовым одно удовольствие, он во всех делах дока!
— Встречались, — бросил Родион уклончиво. — Давно.
Сидоров пробудил в душе его неприятные воспоминания. Как странно, жизнь бежит словно по кругу. По всем законам вероятности усатый унтер-офицер должен был отстать по дороге, затеряться в туманной дали, а он, оказывается, опять тут. И Бирон почему-то нервничает из-за польских денег, которые они с Матвеем вынули из могилы. Но здесь все чисто. И не стоит возвращаться к этой теме.
— …всемирно известная авантюристка мадам де ля Мот. Имя ее Николь.
— Подожди, я отвлекся. Кто такая эта Мот, и почему она всемирно известная?
— А как же… В Данциге она в карете с самим маркизом Монти открыто разъезжала.
Про Николь Петров рассказывал с особым жаром. Даже если мужчина имеет небольшой росточек, он все равно остается мужчиной, и женские прелести его тоже волнуют. Горячий поток слов иссяк совершенно неожиданно, Петров умолк и уставился на Родиона преданным взглядом.
— И что… эта авантюристка мадам Мот общается здесь с Шамбером? — не удержался от вопроса Родион.
— Наверняка! Только я никак не мог поймать их вместе, но они придумали особый канал для общения.
— Какой же?
Агент замялся.
— Не хочешь, не говори. В конце концов, это не мое дело.
Нет, не мог маленький агент скрыть главной правды от господина Люберова. Это дело государственное, здесь никак нельзя разнеживаться.
— Как же не ваше? — с горячностью возразил он. — Очень даже ваше. Знаете усадьбу на Фонтанной речке, которую князь Козловский торгует?
— Знаю. Был там. Советовал Матвею купить.
— Так вот в этой усадьбе они все и встречаются. Я имею доказательство, что общение нашей мамзель с Шамбером идет именно через князя Козловского.
— Через кого?!
— Не удивляйтесь так и не гневайтесь, Родион Андреевич. Это не пустые выдумки. Эту парочку — мадам де ля Мот и князя Козловского, я не единожды вместе видел. Воркуют, как голубки. Но я уверен, что в любовь они играют только для отвода глаз. Все это обычный шпионский ход.
Так вот оно что! Варвара Петровна уши прожужжала про то, что Матвей влюблен без памяти. Деву от всех скрывает, но планы имеет серьезные. А как же — дом покупает и собирается гнездо вить. И кто же у нас добропорядочная перепелочка, сладкоголосая соловьиха или, скажем, трудолюбивая ласточка? Она у нас, оказывается, кукушка-авантюристка! Ну, Матвей, ну, романтик, ну, идиот! Вечно он влипает в какие-то пряные истории! Неожиданно для себя Родион расхохотался.
— Вот что, дорогой Петров, повтори-ка мне теперь все с самого начала.
На этот раз доклад агента был выслушан с полным вниманием, Родион буквально входил в каждую деталь, и только после того, как картина в целом прояснилась, он осторожно начал увещевать Петрова, что Козловский всего лишь шалопай и бабник, но никак не «подлый изменщик».
Петров послушно кивал. Внешне казалось, что уверения Люберова достигли цели, но угадать, что на самом деле таилось в душе сыщика, было невозможно.
— Я вообще-то посоветоваться пришел, — сказал он наконец строго. — Я уже два отчета написал, но пока не отослал их по инстанции. Здесь вот какое затруднение. Во-первых, их сиятельство мне относительно Шамбера четких указаний не давали, а потому могут разгневаться. А во-вторых, и это главное, дело-то не окончено. Их сиятельство горяч сверх меры. Заарестует Шамбера раньше времени, а предъявить-то ему будет нечего. И опять же вся работа втуне.
— С отчетами нужно повременить, — перебил агента Родион. — Здесь я с тобой совершенно согласен.
Ответом на эту реплику был настороженный взгляд Петрова.
— И опять же… Трудно мне одному за всем уследить.
— Я помогу. Будем, как прежде, работать вместе, — излишне бодро воскликнул Родион и дружески ударил агента по плечу.
Внутренний голос советовал Петрову принять помощь. Уж если Люберову не верить, то самому государству веры нет. А если нет веры государству, то какой же он, прости господи, агент и фискал на службе их величества?
— Спасибо, Родион Андреевич. Я принимаю вашу помощь. Но с условием. Вы даете мне честное благородное слово, что не посвятите князя Козловского в нашу тайну. А я, в свою очередь, попридержу до конца операции мои отчеты.
— Я даю вам честное слово, — твердо сказал Люберов. — Я помогу вам поймать и уличить Шамбера, но вы из ваших отчетов вымараете имя Матвея Козловского.
