Аркадий Кудря - Фердинанд Врангель. След на земле
День опять, как и всю последнюю неделю, обещал быть жарким, и лес по берегам — береза, лиственница, ольха — стоял словно дремотный, не колышет ветвями, не вздрогнет от ветра ни один листик. Полный штиль. И такая же завораживающая тишина на реке. Лишь изредка выплескивающая из воды рыба нарушает покой.
Ветвистую голову впереди себя, саженях в двадцати пяти, Иван заметил не сразу. А когда рассмотрел, прекратил греблю и тихо поднял ружье. Прицелившись, караулил подходящий момент. Вот зверь начал выходить на берег, и тогда Иван нажал на курок. Олень споткнулся и, не имея сил подняться на кручу и уйти в лес, побежал по прибрежной гальке. И тогда Иван выстрелил второй раз, и олень упал.
Он был откормленным, крупным. Пожалуй, уже трехлеток. Нет, одному с ним никак не совладать, нужна подмога. Но и назад возвращаться не стоит: от выстрелов проснулись, скоро подъедут.
Иван выплыл на берестянке к середине реки, чтоб его могли углядеть издали. Уже показались! Отец со старшим братом правили большую лодку, байдару, в его сторону. Тогда Иван вернулся к своей добыче. Достал остро наточенный нож и начал свежевать тушу. Подрезал сухожилия и с силой потянул на себя шкуру, отделяя ее ножом от мяса. Кое-где шкура была проедена оводами, и там на теле остались небольшие ранки.
Подплывший к берегу отец одобрительно сказал:
— Хороша зверюга!
Вытащил свой нож, начал помогать. После разделки туши уложили мясо в байдару и подались обратно в лагерь.
— Сам добыл, Ваня? — радостно всплеснула руками мать.
Отец же озабоченно пробормотал:
— Деньки жаркие. Пока до избы довезем, протухнуть может. Надо мясо сушить.
Как это делается, Иван помнил с прошлого лета — тогда отец подстрелил лося.
Нарубили сырые ветви, уложили их одна к другой на вбитые в землю рогатины. Получился настил по грудь от земли. На настил покидали мелко изрубленные вместе с костями куски мяса и внизу, по всей длине, развели нежаркий огонь. Через день-два, если не забывать переворачивать мясо и вовремя подкидывать дровишки, оно будет готово. Обжаренное и высохшее, мясо хранится долго. Хоть зимой кидай в котел — отменная получается похлебка.
Эту дикую жизнь на природе Иван любил более всего на свете. Раньше, когда семья жила в Александровском редуте на реке Нушагак, было в сравнении с их нынешней жизнью совсем не то. Да и кто всерьез воспринимал его в населенном людьми редуте? Так, малец еще, мальчик на побегушках. А здесь, на Кускоквиме, он уже второй раз добывает большого зверя. Тут и зимой славно. Встанешь у избы на лыжи, берешь ружье, кликнешь собаку, Серого, и идешь пострелять белок. Приволье!
И всегда интересно наблюдать за туземцами, как появляются они в избе, глубокой осенью или зимой, пьют с отцом чай, немногословно говорят об охоте и других новостях, степенно выкладывают свой товар — связки бобровых, беличьих, лисьих шкурок. Иногда бывают и волчьи.
Отца они уважают, знают, что честен, торгует без обмана. Некоторых из охотников он сам и крестил, как и их детей.
...А клев-то что-то неважный. Бродя вдоль ручья, вытекающего из озера в горах, Иван поймал лишь одну щуку да несколько окуньков. От жары спит, должно быть, рыба.
Вернувшись к лагерю, где у костра суетился Петр, Иван небрежно бросил кукан с нанизанными на него рыбами на траву. Петр на правах старшего по-командирски прикрикнул:
— Ты не очень-то Ванек, разгуливай! Думаешь, отличился, так и лодырничать можешь? Иди-ка дров наруби.
Не ввязываясь со старшим в бесплодные разговоры, Иван пошел с топором в лес.
Посетив летники туземцев на богатых бобрами притоках Кускоквима, Семен Лукин, как и обещал, появился в лагере на исходе вторых суток. Под настилом, на котором подсушивалось мясо, еще лениво горел небольшой огонь. Придирчиво осмотрев результаты труда сыновей, Лукин сдержанно сказал:
— Неплохо поработали. Кажись, готово. Переночуем и утром сниматься будем.
— Как ты? — робко спросила Наталья.
— Кое-что привез от диких. Товара для них маловато, а шкурки-то у них есть.
Попробовал оленью похлебку, сдобренную диким луком. Варево получилось насыщенным, ароматным. Чай попросил жену заварить любимый — из цветов багульника и кипрея.
Утром собирались недолго. Крытый листьями шалаш решили не трогать: пока лето, кому-нибудь из путников еще пригодится. Остатки костра залили водой. Сушеное мясо положили в два мешка из рогожи. Петр с Иваном без всякого труда занесли их в байдару. Впрочем, справились бы, если б ноша была и потяжелее: каждого, как и отца, Бог силушкой не обидел.
До Квыгыма, где стоит изба, еще два дня хода вниз по реке. Подплыли к вечеру. Недалеко от тропы, ведущей к избе, Лукин увидел вытащенную на берег долбленую туземную лодку. Она была не того типа, на каких обычно ездили жители средней части Кускоквима. Похоже, пришла издалека. На дне четыре весла, два томагавка из тех, коими пользуются туземцы верховьев реки.
Что-то насторожило Лукина: с добрыми ли намерениями пришли эти люди? На всякий случай сказал сыновьям, чтоб отогнали байдару в близкую бухточку, ружья держали наготове и сами вместе с матерью на берег пока не выходили.
Прямо по тропе не пошел, углубился в кусты и вышел к избе с тыла. Прислушался, не показываясь из-за кустов. Да, в доме кто-то был, и не один. Слышались голоса на незнакомом наречии, что-то двигали. Ящики с товаром? Хорошо знавшие его туземцы ближайших селений копаться в избе в отсутствие хозяина привычки не имели. Из оружия при себе лишь нож, но лучше, если и он не понадобится.
Крадучись, обогнул стену дома, распахнул дверь и зашел внутрь. Чужаков было трое, все смуглые, раскрашенные. Они перебирали ящик с чаем и высыпали его из банок в мешок. Застигнутые врасплох, оторопело уставились на вошедшего, заподозрив, что он и есть хозяин жилья. Самый младший, невысокий, со злым взглядом, потянулся к висевшему на поясе томагавку. Лукин, шагнув ближе, схватил его за локти и, оторвав от пола, с силой швырнул на двух других, сгрудившихся у стола. Поднявшись с пола, тот, что с томагавком, кинулся в открытую дверь. Другие еще мешкали, и это стоило им новых тумаков. Ближнего к себе Лукин сбил с ног ударом в ухо, и, жалобно скуля, он пополз на выход. Другого сгреб медвежьей хваткой и выкинул в дверь. Выйдя вслед, наподдал ему сапогом в зад. Едва поднявшись, последний из неудачливых грабителей сломя голову припустился к реке.
Своих парней и жену Лукин нашел на берегу, но не в той бухточке, куда была заведена байдара, а на мыске откуда река хорошо просматривалась. Незваные гости так дружно работали однолопастными веслами, что удалялись с завидной скоростью.
— Кто это такие, тятя? — спросил Иван.
— А кто ж их знает! Ясно, что пришлые. Нашкодили вот и удирают как напуганные зайцы. Среди наших соседей таких нет.
Часть третья
МЕКСИКАНСКИЙ МАРШРУТ
Глава первая
Готовясь к возвращению на родину, Фердинанд Врангель подводил итоги сделанному в Америке на посту главного правителя колоний. Пожалуй, главное, чего удалось достичь, это облегчение жизни и работы служащих компании русских промышленников, креолов, алеутов. Сочтя его аргументы здравыми, главное правление все же согласилось списать долги, годами нараставшие над многими работниками. «Слава те, Господи! Услышаны наши молитвы, сбросили с нас ярмо!» — так отзывались служивые на радостную весть.
Был наконец положительно решен вопрос о вышедших на покой ветеранах. Мало кто из них, десятилетия отработав в Русской Америке, рвался на склоне лет обратно в Россию. Обзавелись здесь семьями, у каждого дети, прикипели к этой земле — что им теперь Россия? И хотя главное правление не поддержало идею о разрешении ветеранам селиться в Калифорнии, но другой вариант, об организации поселений ветеранов на Кенайском полуострове, приняло. И притом с важными для колонистов льготными условиями, одобренными на уровне правительства: освобождением от всех государственных платежей и налогов, за исключением подушной подати, да и ту платить за своих ветеранов обязывалась Российско-Американская компания.
С благодарностью восприняли алеуты и осуществленное при Врангеле повышение тарифов на продукты китобойного промысла, прежде всего китовое мясо, составлявшего необходимую часть рациона питания коренных жителей.
За эти годы сократились и болезни благодаря расширению больничных палат в наиболее крупных поселениях — в Ново-Архангельске и Павловской гавани на Кадьяке — и присылке в колонии опытных медиков.
Обратной же, неблагоприятной, с точки зрения главного правления, стороной этих преобразований стало повышение стоимости содержания колоний и, следовательно, падение прибылей компании. В связи с этим Врангелю не раз приходилось вести ожесточенные бои с санкт-петербургской конторой, доказывая, что нельзя все мерить лишь аршином доходов, надо и о людях подумать.
