Виктор Поротников - Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли
После таких слов Романа Ингваревича со своего места вскочил двадцатилетний Владимир Георгиевич.
– Не вам, рязанским Ольговичам, упрекать нашего отца в подлости, ибо весь ваш род испокон веку славен взаимной грызней и раздорами! – гневно выкрикнул он прямо в лицо братьям Ингваревичам. – Коль вы забыли, так я напомню вам, как ваш дед Игорь Глебович пытался отравить своего старшего брата Романа Глебовича. А что вытворили двоюродные братья вашего отца, Глеб и Константин Владимировичи, помните? Пригласив на пир в Исады двух своих родных братьев и пятерых двоюродных, они приказали своим людям перебить их всех! Это ли не подлость?
– Как же, брат, событие это нам ведомо, – невозмутимо заметил Роман Ингваревич. – Тем более что Константин Владимирович вскоре поплатился за свою подлость, пав от меча моего отца. Не избежал бы такой же участи и брат его Глеб, кабы не удрал к половцам в степи.
– Что ж, брат, и я могу напомнить тебе кое-что… – отозвался Глеб Ингваревич, сверля недобрым взглядом младшего из Георгиевичей. – Всем ведомо, какое кровопролитие затеял твой отец, не желая уступать владимирский стол своему старшему брату Константину. Даже разбитый в сражении Константином и Мстиславом Удатным, князь Георгий продолжал строить козни против Константина, так ему хотелось первенствовать в роду суздальских Мономашичей!
Глеб Ингваревич наступил на больную мозоль братьев Георгиевичей, так как отголоски той кровавой распри между старшими сыновьями Всеволода Большое Гнездо до сих пор отзывались неприязненными отношениями между князем Георгием и его племянниками Константиновичами. Константин Всеволодович незадолго до своей безвременной кончины пытался примирить троих своих сыновей с тремя своими братьями Георгием, Ярославом и Святославом, но так и не преуспел в этом. И поныне продолжалась глухая вражда между князем Георгием и его старшими племянниками Константиновичами, в которой во всем блеске проявился склочный и злопамятный нрав нынешнего властелина Владимиро-Суздальского княжества.
Перечисляя неблаговидные поступки князя Георгия, в числе коих были клятвопреступление, умыкание чужой жены, попытки поссорить между собой племянников Константиновичей, наговоры за глаза, изгнание неугодных бояр и многое другое, Глеб Ингваревич так разозлил братьев Георгиевичей, что они все трое разом уехали обратно в свой стан.
– Катитесь ко всем чертям, воители хреновы! – кричал с теремного крыльца Глеб Ингваревич вслед братьям Георгиевичам, которые садились на коней и выезжали с теремного двора в сопровождении своих слуг. – Без вашей подмоги обойдемся! Портки не обмочите от страха, когда татары на вас скопом навалятся!..
Гридни и челядинцы Романа Ингваревича хохотали без удержу, слушая словесные обороты смелого на язык Глеба Ингваревича.
– Ну что, братья-острословы, сбили спесь с сыновей князя Георгия, и что дальше? – сердито выговаривал Роману и Глебу воевода Еремей Глебович. – То-то Батый обрадуется, когда увидит, что между князьями русскими единства нету. Внемлите моему слову, упрямцы: коль не столкуетесь вы ныне с суздальцами, разнесут всех нас татары в пух и прах!
– Вот и скажи об этом братьям Георгиевичам, – огрызнулся Роман Ингваревич. – Они татар в глаза не видали, а норовят войско против них вести. Пусть выбирают: либо я встану во главе всей русской рати, либо рязанцы в Коломне запрутся, а суздальцы пусть сами с татарами управляются!
Скрепя сердце Еремей Глебович поехал в стан суздальцев, понимая, что если он не примирит между собой горячих молодых князей, обремененных давними обидами еще своих отцов и дедов, то никто другой этого не сделает.
* * *Еремей Глебович знал сыновей князя Георгия с детских лет, поскольку его собственный сын рос вместе с ними.
Двадцатипятилетний Всеволод Георгиевич по своей натуре был человеком беззлобным, даже добродушным, но еще с детской поры над ним довлела воля его брата Мстислава, который был моложе Всеволода всего на один год. Всеволод не выделялся ни крепким сложением, ни изворотливостью ума, ни сильной волей – все эти качества в полной мере унаследовал Мстислав. Всеволод внешностью уродился в мать, имеющую в своих жилах немалую толику половецкой крови от своих предков со стороны отца, которые довольно часто брали в жены знатных половчанок. Светло-карие глаза Всеволода имели явно выраженный восточный разрез, как и у его матери. Верхней частью скул, тупым подбородком и низким покатым лбом Всеволод также смахивал на половца. Вдобавок его густые волосы были светло-желтого оттенка, совсем как у степняка из половецкого племени.
Мстислав ростом и мощным телосложением пошел в отца-русича. Черты его лица являли прекрасный образчик мужественной славянской красоты. Большие темно-синие очи Мстислава в сочетании с прямым благородным носом, высоким лбом и красивым росчерком губ свели с ума многих молодых вдовиц и девиц во Владимире. Дабы пресечь любовные похождения Мстислава, за которым тянулся шлейф из забеременевших от него женщин, князь Георгий подыскал сыну невесту из датского королевского рода Эстридсенов.
К удивлению многих, ветреный Мстислав по уши влюбился в юную белокурую светлоглазую датчанку, едва увидел ее на смотринах в Новгороде. После свадьбы Мстислав уже не растрачивал свой любовный жар и молодые силы на случайных любовниц, обретя в датской принцессе Кристине женщину своей мечты. Кристина довольно быстро освоила русский язык, и хотя в ее речи всегда был слышен небольшой акцент, это не мешало ей сближаться с русскими княжнами и боярышнями.
Всеволоду невесту привезли из Путивля. Это была стройная голубоглазая красавица с длинной русой косой, происходившая из рода черниговских Ольговичей. Марину высмотрела Агафья Всеволодовна, жена князя Георгия, когда ездила в гости к своей черниговской родне. Всеволод, в отличие от Мстислава, хоть и увлекся Мариной с первого взгляда, тем не менее не забывал и свою прежнюю наложницу-челядинку, родившую от него дочь. Впрочем, Всеволода к этому толкали скорее его отцовские чувства, нежели склонность к распутству.
Младший из братьев, Владимир, был высок и красив. В подражание грекам, он брил усы и бороду, отрастил длинные волосы, предпочитал одеваться в одежды греческого покроя. Владимир был любимцем отца и матери, которые всячески старались развивать в нем его природные смелость и честолюбие и старались не замечать его вспыльчивость, обидчивость и жестокость. В жены Владимиру досталась девушка изумительной красоты из древнего боярского рода, издревле живущего в Суздале.
Во время свадебного торжества, когда жених и невеста прибыли в храм, чтобы скрепить свой брачный союз по христианскому обряду, толпы людей со всего Владимира пришли полюбоваться на эту счастливую пару, юная свежесть и очарование которой, казалось, были созданы Творцом, чтобы радовать людские глаза и сердца.
Оказавшись в стане суздальцев, Еремей Глебович без долгих раздумий направился к шатру Мстислава Георгиевича. Там-то он и застал всех троих братьев, которые с гневным пылом обрушились на воеводу, не желая слушать его доводы о необходимости примирения с братьями Ингваревичами.
– Гордыня Романа Ингваревича и наглость его брата Глеба нам и прежде были хорошо ведомы, – сказал Всеволод, – поэтому нынешняя их дерзость нисколько нас не удивила. Не хотят братья Ингваревичи склонять пред нами голову – и не надо! Мы и без них татар одолеем!
– А разбивши татар, еще и отнимем у рязанцев Коломну, дабы они впредь не смели перечить суздальским князьям! – запальчиво воскликнул юный Владимир.
С недавних пор Владимир утвердился на княжеском столе в Москве, владения его удела граничили с владениями Романа Ингваревича. Самонадеянный Владимир не скрывал от своих братьев, что он не прочь завладеть Коломной и всем течением Москвы-реки до ее впадения в Оку.
– Вы посланы сюда отцом своим для отражения татарского нашествия, а не для вражды с рязанскими князьями! – промолвил Еремей Глебович, окинув суровым взглядом братьев Георгиевичей. – Незачем было задирать Романа Ингваревича, который от врага никогда не бегал и в нынешних неудачах рязанцев повинен меньше всего, ибо не он, а его дядя Юрий Игоревич верховодил всем рязанским воинством. – При этих словах Еремей Глебович задержал свой холодный взгляд на Мстиславе. – Ваша рать, конечно, велика, соколики, но орда татарская многочисленнее полков ваших раз в пять, а посему без поддержки братьев Ингваревичей вам против татар не выстоять!
– Мы уже сходили на поклон к братьям Ингваревичам, – пробурчал Мстислав, – теперь их черед к нам на поклон идти.
– И скажи этим наглецам, воевода, что главенство над суздальским войском я не уступлю Роману Ингваревичу! – надменно произнес Всеволод. – Никогда такого не бывало, чтобы суздальцы в подручных у рязанцев ходили!
