Евгений Сухов - Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)
— Правда, Иван Васильевич, ненасытна!
— Девки, — крикнул Иван, — встаньте рядком, для услады выбирать стану. И чтобы лица не воротили, в глаза хочу смотреть.
Государь поднял подбородок и, словно петух перед курами, пошел вдоль неровного строя девиц. Заиграла лютня, и смерть Семена Оболенского была забыта.
* * *Скоро Иван Васильевич устал от дворцовой жизни. Он вспоминал себя отроком, когда мог незаметно с ватагой ребятишек уходить за реку, где они вели свои бедовые игры: в забаве рубились палками, играли в салочки, а когда подросли, подглядывали из камышей за купанием девок.
Сейчас просто так не выскочишь. Царь словно факел в ночи — виден издалека. А если надумает в город выезжать, то нужно запрягать колымагу с тремя парами лошадей, да чтоб вороной масти были. А холка должна быть такой, что и рукой не всякий дотянется. На оси подобает подвесить множество цепей, которые и за версту могли бы предупредить всякого о приближении государя. В сопровождении должно быть не менее двух сотен дворян, которые займут место впереди и позади кареты и будут хлестать нагайками всякого, кто посмел не оказать чести.
Чаще московитов Иван видел из окошка своей колымаги. Они покорно склонялись до самой земли, наиболее ретивые стояли на коленях.
Одни согнутые спины. Такова вся Русь.
Федька Басманов много рассказывал про жизнь московитов. Говорил и про то, что правит нищими какой-то монах Гордей, а у хозяев корчмы, кроме пива и кваса, можно всегда добыть девку, которая согласится сделать приятное за жалкий гривенник. И что девок корчмарь может предложить на выбор: хочешь белесую? Пожалуйста! По душе чернявая? Будет и эта. А ежели пожелаешь, то и рыжая найдется.
Федька Басманов говорил о том, что по вечерам сходится в корчме большое количество народу; люди и бабы за стаканом браги говорят не только о ценах на квас, но и договариваются промеж себя, где веселее провести ночь. И что якобы в зарослях ивняка, что растет вдоль кремлевских стен, стоит такой треск, что кажется, будто через чащу пробирается сохатый.
Все это Иван Васильевич желал увидеть сам и пожелал, чтобы Басманов был провожатым.
Царь облачился в простой кафтан мастерового и сделался неузнаваемым, если и можно было угадать его самодержавное происхождение, то только по бармам, которые он припрятал на груди. Федька Басманов выбрал и вовсе простой кафтан — на локтях заштопан, а полы драны, словно он отбивался от дюжины свирепых псов.
Федька Басманов повел самодержца на базар.
Басманов оказался прав.
Самодержец увидел такое, чего ему не доводилось наблюдать ранее: у Мясного ряда стоял высоченный детина, который показывал на руке какой-то рисунок. Возле него собралась небольшая толпа, а он увлеченно рассказывал:
— Сделали мне этот рисунок буддийские монахи. И никаким мылом не смоешь, краска, она под кожей осталась.
— Так, стало быть, ты веры не христианской? — спросила толстая баба.
— Нет, веры я что ни на есть христианской, только я туда мальцом попал. Отец у меня купцом был, вот и взял меня с собой в Китай, а по дороге напали на караван тати, товар пограбили, родителя моего живота лишили, а я убежал. Потом скитался долго, монахи меня и подобрали.
— Как же это получилось? — не унималась баба, показывая на рисунок.
— Иголками кололи.
— А это никак ли голова чья-то? — вытянул шею стоявший рядом детина и сам он стал походить на гусака, который пытается отогнать приблизившегося смельчака. Вот сделает сейчас мужик шаг, так он его и клюнет прямо в рисунок.
— Голова, — охотно согласился верзила. — Дракон это! Прожил я у них десять лет и язык их уразумел. Они меня так называли. Дракон — это по-нашему Змей Горыныч.
— Как же ты обратно вернулся? — спросил гусак.
Пешком шел, — просто отвечал детина. — Не торопился я, пять лет на дорогу ушло, но до стольной добрался! Как увидел колокола московские, так слезами едва не изошел. В живых матушку не застал, в позапрошлом году померла, а дом мой чужие люди забрали. Вот так и живу.
Выпученные глаза гусака продолжали изучать наколку.
— Да. Занятное зрелище, такое у нас не увидишь.
Верзила неожиданно сделался серьезным:
— Не увидишь, только ведь я не просто так стою, за погляд платить нужно. Не обессудьте, дорогие господа, не поскупитесь на гривенники. Сирота я, и никто за меня не постоит. Сам я себе на хлеб зарабатываю, — выставил детина вперед малахай.
И дно шапки щедро усыпали гривенники.
Толпа разошлась. Детина отсчитал копеечки и протянул мелочь дородному купцу, торговавшему пивом, который сидел точно так, как девица перед сватами. Видать, квасник он был отменный: то и дело прикладывался огромной кружкой к своему товару, и, глядя на его лицо, которое кривилось от удовольствия, трудно было справиться с искушением, чтобы не взять пару стаканчиков.
Верзила выпил пиво разом. Было видно, что дело его спорилось, иначе не быть ему пьяным, а лицо раскраснелось от хмельного зелья и всеобщего внимания. Горожане показывали на него пальцами, громко восклицали, а старухи с уверенностью заверяли каждого, что под кожу ему проник сатана. Видно, нечто подобное испытывает медведь бродячих скоморохов, оказавшись под взглядами многочисленной толпы. Детина, лихо заламывая руки за спину, потягивался, икал на весь базар и вновь изъявлял желание показать «дьявольское писание» всего лишь за гривенник.
— Ты что, и вправду в Китае был? — подошел к детине Иван Васильевич.
— А то как же! — обиделся парень. — Чего же мне врать зазря. Ежели не веришь, так и побожиться могу! Такую штуковину более нигде не увидишь. Народ просто так гривенники давать не станет.
И, глядя на хитрую рожу детины, трудно было угадать, где он говорит правду.
— Я ведь и женат был там. Две бабы у меня было. До любви они очень чутки. Вот оттого и убежал, — хихикнул он.
Иван Васильевич хмыкнул:
— Я бы не убежал. Покажь змея!
— А гривенник дашь? — вприщур посмотрел на самодержца отрок.
— Возьми! — и самодержец высыпал в широкую ладонь отрока мелочь.
Доказывать свою исключительность парню было лестно. Он на самое плечо закатал рукав и показал Ивану зубастую пасть зверя.
— Вот смотри… Хорош дьявол?
Иван усмехнулся, подумав о том, что точно так же хвастался перед иноземными вельможами дорогими каменьями, купленными у бухарского эмира.
— Хорош!.. А глазищи так вытаращил, будто в самую душу заглянуть жаждет. Эй, Федька, дай отроку рубль серебряный. — И когда Басманов расплатился, признался честно: — Не видывал я такого, да за эдакое зрелище и рубль отдать не жаль.
— Это еще что, вот как-то на ярмарке в Ярославле я побывал, так там у одного мужика всю спину в рисунках зрел, — восторженно признался верзила. — Мне до него далеко. Он менее чем за золотой и не показывал!
— Да, — выдохнул царь.
Федька знал своего господина и понял, что зрелище и вправду ему по нраву. И если бы повстречал на базаре такого мужичонку, то наверняка запер бы его во дворец и показывал бы заезжим гостям, как диковинку на пирах. А там и до скоморохов бы поднял!
Детина от пива разогрелся, подобрел лицом, а улыбка к нему пристала так крепко, словно у рыночного Петрушки.
— А может, девок хотите? — вдруг спросил он, явно не желая отпускать от себя щедрых мужей. — Это я враз устрою, только не задаром.
— Куда ты нас поведешь? — спросил Федька Басманов, рассчитавшись за себя и за царя.
— Недалеко, господа. В стрелецкой слободе корчма имеется, вот туда бабы и сходятся.
— Кто такие?
— В основном вдовы стрелецкие. Война прошла и мужиков за собой утащила, вот они тем и живут.
— И много народу туда ходят? — поинтересовался царь.
— А как им не ходить? Шастают! Без бабы не обойтись, будь ты хоть боярин или подлый человек. Я и сам без этого не могу. Вот, думаешь, для чего я по гривеннику собираю? А есть там одна вдова, за десятником стрелецким была, все деньги на нее и уходят.
— Так красива? — подивился Иван.
— Красива, — мечтательно протянул детина. — Тело белое, словно сахар, и крепкое, словно репа. У нее один поцелуй полтину стоит. Вот приду, так все деньги и сгребет. А такая горячая, что другой похожей просто не сыскать.
Узорные дома бояр остались позади, впереди — лачуги и длинные кривые улочки. Иван подумал о том, что никогда здесь не бывал. Проезжал он по центральным улицам, а бояре заставляли дворовых людей выметать так, чтобы сора в подворотнях не оставалось.
«Вот где мусорные кучи, вот где грязь!» — то и дело цеплял Иван Васильевич сафьяновыми сапогами слипшиеся комья. Федька Басманов чуток поотстал, и Иван усмехнулся: видел, что эта прогулка не пришлась холопу в радость. Куда проще призвать баб во дворец, где можно взять любую понравившуюся. Чудит государь! Он и мальцом мог такое выкинуть, до чего ни один посадский не додумается, а сейчас корчму надумал посмотреть. Да стоит только государю приказать, как отовсюду на царский двор привезут вина какого пожелает: хоть рейнского, хоть белого, а хочешь, так итальянского.
