Кетцалькоатль - Александр Васильевич Чернобровкин
Через каждые километров пять-семь я оставлял дозор из пары легких пехотинцев. Они должны были сложить костер и зажечь его, когда первый пост увидят врага, а остальные — первый дым. Затем побегут к заранее выбранному месту, где присоединятся к отряду, который к тому времени должен будет доставить добычу и вернуться. У нас есть фора минимум в пару суток. Раньше враги не смогут собрать отряд, превышающий наш в несколько раз, а малыми силами преследовать не решатся. Да и куда им спешить⁈ Это не их детей уводят в плен. Но чтобы и с их родственниками не случилось такое же, обязательно проведут карательную экспедицию.
В городе нас встретили, как героев, но радость была, так сказать, с испугом на глазах. Все отлично понимали, что захват такой добычи не останется безнаказанным. Во время нашего отсутствия были подремонтированы крепостные стены, хотя я не приказывал это делать. То есть в нашу победу верили с трудом, а вот в ответное нападение — с твердой уверенностью. Пленников тут же распределили между семьями. Я сказал, что мне никто не нужен. Мою семью обслуживали дочери Инты и молодые жрецы, и я получал всё, о чем только заикнется Оклё. Лам отвели на пастбища на восточном склоне Анд, в нескольких днях пути от города. Ближе травы с трудом хватало даже на тех, что имелись раньше, поэтому поголовье не увеличивали, поедая и продавая лишних.
На следующее утро отряд отправился встречать непрошенных гостей. Район этот хорош тем, что здесь много мест для засад, причем самых разных, так сказать, на любой вкус. Лучников у меня нет, так что приходится искать такое, где можно обойтись и без них. Перед походом я проехал по дороге, выбрал несколько. Первое было километрах в тридцати от разграбленного нами поселения. Мы должны были успеть доставить добычу, вернуться на него и приготовиться бою. Если бы не сложилось по какой-нибудь причине, расположились бы на следующем.
Когда мы в конце дня подошли к месту засады, увидели дым первого костра, а потом и остальных. Значит, у нас в запасе почти весь следующий день. Ночью колья, несмотря на то, что часть их называет себя горцами, не шляются по горам. До темноты прибежали воины, которые зажгли два ближних костра, а остальные на следующее утро. К тому времени подготовка к бою шла полным ходом.
В этом месте горы подступали почти вплотную к узкой и бурной речушке, оставляя на нашем берегу лишь полосу, которая плавно сужалась метров до восьми, а потом опять начинала расширяться. Склон был почти отвесный и высотой метров семьдесят. Точно сказать не могу, потому что в горах у меня сбивается глазомер. Полусотня легких пехотинцев и одна сотня тяжелых были отправлены наверх. Там они заготовили камни: от валунов, которые могут столкнуть только несколько человек или одни, но с помощью ваги, до булыжников, которые запросто метнуть одной рукой. Пока занимались этим, уронили валун, благо никто не пострадал. Я приказал убрать осколки, разлетевшиеся метров на десять, чтобы враги ничего не заподозрили и чтобы нам не мешали сражаться. Споткнуться во время боя — очень дурная примета, часто исполняющаяся прямо сразу.
Вражеский отряд заметили километров за десять до засады. Сверху видно далеко. Они шли отрядами по сто-двести человек в каждом. С собой вели лам, нагруженных провизией, а на некоторых везли даже оружие и щиты, наверное, командирские. Подниматься в гору и налегке тяжко. По моим прикидкам было врагов от тысячи двухсот до полутора тысяч человек. Зауважали нас. Как мне рассказали пукина, раньше в нападениях участвовало не более тысячи колья.
До места засады они добрались порядком уставшие. Предполагаю, что мыслями уже были на привале, а тут такой облом — стена щитов в самом узком месте, что в придачу сильно нивелировало превосходство противника в живой силе. Колья быстро встряхнулись, собрались в плотную толпу и поперли в атаку с яростными воплями. На счет покричать они, конечно, молодцы, не откажешь.
Я стоял в середине первой шеренге. По обе стороны от меня пачаки и пикчачунка, облаченные в самые надежные доспехи; во второй, третьей и четвертой шеренгах стоят чунка, которые должны помогать нам копьями и занимать освободившиеся места впереди; дальше — самые опытные рядовые; за ними — молодняк. Место в этом построении — своеобразный табель о рангах, поэтому каждый старался протиснуться вперед.
Первым сюрпризом для наших врагов оказались плюмбаты. Эти короткие и легкие дротики летели метров на пятьдесят-семьдесят, как и длинные, запущенные с помощью копьеметалки, только для размаха требовалось намного меньше места, а запас их был больше. Они тучей полетели во вражеских воинов, поразив несколько десятков их и расстроив передовой отряд. Колья не остановились, продолжили атаку.
Я выставил левую ногу чуть вперед и перенес на нее вес тела, чтобы сдержать удар. Довольно крупный вражеский воин врезался своим щитом в мой, перед эти метнув копье мне в голову, но оно лишь царапнуло шлем и полетело дальше. Я отшатнулся и тут же коротким верхним ударом сабли рассек шерстяную шапку-ушанку с разноцветным геометрическим узором и проломил черепушку в ней. Налетевшие следом его соратники придавили безжизненное тело к моему щиту, и я несколько секунд наблюдал, как на смуглый лоб с двумя кривыми, «рваными» морщинами резво стекает алая кровь, словно выплеснувшаяся из красной полосы узора на шапке.
Мои подчиненные проредили врага слева и передо мной, труп осел на каменистую землю, и я опять вступил в бой, нанося короткие верхние или колющие прямые удары. Иногда слышал звонкие удары наконечников копий или бронзовых по моему щиту. Дважды попали в шлем, причем один раз так, что у меня искры сыпанули из глаз. Кто так лихо ударил, не разглядел, потому что разбирался с тем, кто нападал на моего соседа справа, у которого была большая рана на лбу и лицо залито кровью. Раненый пукина продолжал сражаться. Для него умереть рядом
