Джорджетт Хейер - Вильгельм Завоеватель

   — Господи, и в моей душе то же самое, — на искажённом душевной болью лице Рауля появилась улыбка. Он протянул другу руку. — Над обнажённым мечом... — сказал он.

Эдгар сжал его руку и не сразу отпустил её. Казалось, ему трудно говорить. Но наконец он нашёл в себе силы и сказал:

   — Я знаю, ты бы хотел отправиться в Англию вместе с нами. Не делай этого, Рауль. Я думал, что буду освещать твой путь к брачному ложу, но то, что сегодня произошло, положило конец этой мечте, так же как и другим нашим заветным желаниям.

   — Я понимаю, — ответил Рауль. — Но позволь мне хотя бы хранить надежду, Эдгар... — его голос оборвался, и он ещё сильнее сжал руку Эдгара. — Я не могу сказать это. Я ещё увижу её? Когда вы отправляетесь? Как можно скорее? — он горестно улыбнулся. — Очень жаль, странно будет жить в Руане без тебя.

Они уехали из Байо на следующее утро. Ярл Гарольд ехал рядом с герцогом так же, как и раньше. Ни один из них не говорил о клятве, но, когда они вернулись в Руан, снова заговорили о помолвке Гарольда. Его торжественно обручили с леди Аделиной. Она доставала ему только до локтя, и душа её разрывалась между гордостью за своего будущего мужа и всё возрастающим страхом перед ним. Он умел обращаться с детьми и, подняв её на руки, поцеловал в щёку. Память о его улыбке она пронесла через всю свою короткую жизнь.

Больше в Руане было нечего делать. На следующий день после своей помолвки граф Гарольд направился к морю, его сопровождал и Рауль де Харкорт. Он ехал подле носилок Элфриды.

Они уже попрощались. Она, как маленький усталый ребёнок, рыдала у него на груди, а он утешал её, гладил по голове и говорил что-то о смелости и надежде.

   — Я приеду за тобой, — обещал он. — Будь уверена в этом, так же как в том, что Бог существует и правит миром. — Он ещё крепче прижал её к себе. — Жди меня! Верь мне! Пройдёт совсем немного времени. Кем бы я ни предстал перед тобой, помни, что я люблю тебя и жизнь отдам ради того, чтобы уберечь тебя от несчастий! Всегда помни об этом, о моя любовь!

Она пообещала ему ждать его, с изумлением глядя ему в лицо, стараясь понять, что он имеет в виду.

Он сказал:

   — Я ничего больше не могу сказать тебе. Впереди у нас много боли и страданий, много горьких разочарований, но помни, что, так же как Эдгар, я не свободен от обязательств, и эти узы я не могу порвать.

   — Мне страшно! Мне страшно! — сказала она. — Какое горе может быть больше, чем наше расставание? Какая боль? Рауль, Рауль!

   — Дай Бог, никакое! — ответил он. — Но знай, если мне придётся мечом прокладывать дорогу к тебе, клянусь, я сделаю это!

Часть пятая (1066)

КОРОНА

Нет пути к отступлению.

Глава 1

После отъезда Гарольда прошло совсем немного времени, а в Нормандию прибыл ещё один гость из Англии. Им оказался Тостиг, великий ярл Нортумбрийский, он приехал с женой и детьми. Угрюмый и мрачный, он рассказывал о том, как предательски с ним обошлись, как не по-братски к нему отнеслись. В его рассказе трудно было что-нибудь понять, однако один факт вырисовывался со всей очевидностью: правление ярла Тостига в Нортумбрии отличалось такой жестокостью, что все его подданные поднялись против него, как один человек, и объявили Моркера, сына Альфгара, своим господином. Их поддержал Гарольд. С этого момента речь Тостига становилась совсем бессвязной.

Герцог Вильгельм с усмешкой оглядел своего гостя и больше не стал терять на него времени. Джудит уединилась со своей сестрой и несколько более подробно рассказала обо всём, что случилось.

Джудит потолстела, а в её тёмно-каштановых волосах появилась седина. Она научилась быть всегда абсолютно спокойной и большую часть дня занималась тем, что ела леденцы. Причуды мужа оставляли её абсолютно безучастной, так же как, впрочем, и всё вокруг. Она лениво посмотрела на Матильду и заметила:

   — Моя дорогая, ты всё так же стройна, как и раньше! А сколько детей ты подарила своему господину: семь или восемь?

   — Восемь, из них трое сыновей, — гордо ответила Матильда.

   —  Они все похожи на него, — сказала Джудит. — А сколько лет прошло с тех пор, как Сражающийся Герцог вошёл в наши покои в Лилле и выпорол тебя?

Матильду вовсе не задело это напоминание.

   — Столько же, сколько прошло с тех пор, как ты отправилась в постель ярла Тостига.

Джудит съела ещё один леденец и тщательно облизала пальцы.

   — Да, похоже, это было неудачное решение. Тогда он был дураком, а теперь стал злодеем, — она зевнула. — Сделав из себя изгнанника, вряд ли удастся победить Гарольда. А виновата во всём эта хитрая кошка Эгита.

   — Королева? — Матильда подняла глаза от своего вышивания.

   — Она и Тостиг в прошлом вынашивали план свержения Госпатрика. Король не возражал, но твой господин отпустил Гарольда, и, я уверена, он скоро взял всё в свои руки. Через месяц после возвращения Гарольда Тостиг оказался в немилости, с ним было покончено. — Казалось, она что-то обдумывает. — Тостиг всегда строит грандиозные планы. У всех сыновей Годвина большие амбиции. Но я сомневаюсь, что мой супруг в состоянии с успехом закончить хоть одно из своих начинаний. Больше я ничего не могу сказать.

Герцогиня подумала о своём муже, совсем не похожем на Тостига, и тайком улыбнулась. Джудит откинулась на спинку кресла и наблюдала за своей сестрой сквозь слегка приоткрытые ресницы.

   — Да, крошка, — сказала она, — ты думаешь, что в конце концов сделала более правильный выбор, чем я. Я этого не могу отрицать. Герцог Вильгельм — настоящий мужчина. Я помню, он ни слова не сказал мне, когда пришёл свататься к тебе.

Ярл Тостиг оставался при дворе герцога несколько недель, рассказывая о своих бедах, но на Рождество отправился во Фландрию. Сёстры попрощались довольно сердечно, но теперь в их отношениях не было прежней близости. У каждой были свои секреты, и ни одна не жалела о том, что они расстаются навсегда.

Рождество прошло спокойно. Рауль поехал на юг, чтобы навестить своего отца, и всю дорогу вспоминал те годы, когда вместе с ним в Харкорт ездил Эдгар. Он пришпорил коня, стараясь отогнать эти воспоминания, но рядом с ним как будто скакал дух Эдгара, и ему даже казалось, что он слышит звуки старой брунанбургской песни, которую так любил напевать его друг. В Харкорте Хьюберт поинтересовался, где Эдгар, и был, похоже, сильно удивлён, узнав, что тот отправился домой в Англию. Память часто подводила его, но, как все старые люди, он не любил, когда ему об этом напоминали Он спросил:

   — У него, кажется, была сестра? — Ему было приятно, что он сам вспомнил об этом, и он напряжённо стал припоминать её имя. — Элфрида, — радостно сказал он наконец.

Её имя, произнесённое после стольких долгих месяцев разлуки, заставило Рауля вздрогнуть. Ему казалось, что оно теперь существует только в его мечтах Худые щёки Рауля зарделись.

   — Да, у него есть сестра, — ответил он.

   — Её я никогда не видел, — сказал Хьюберт, — но Эдгара я хорошо знал и любил его. Что ему здесь так не понравилось, что ему вдруг понадобилось вернуться в Англию?

   — Он ведь сакс, отец, — мягко сказал Рауль.

   — Я это знаю, — раздражённо заявил Хьюберт. — Но ведь он жил среди нас долгие годы, достаточно для того, чтобы Нормандия стала его родиной. Он вернётся.

Рауль покачал головой. Он отвернулся и пошевелил дрова в камине, наклонившись так, чтобы Хьюберт не смог увидеть его лица и понять, как ему тяжело.

   — Жаль, — заметил Хьюберт. Неожиданно он погрузился в молчание, как это иногда бывает со старыми людьми, и стал смотреть в огонь так, будто видел там своё прошлое. Он улыбнулся, покачал головой и очень скоро задремал. Проснувшись, он больше не вспоминал об Эдгаре и хотел лишь одного — чтобы ему поскорей принесли его ужин.

В Руане на Рождество веселились от души, молились и охотились. Лорд Роберт приготовил ловушку для своего толстого дядюшки Вальтера, поставив мешок с мукой на полуоткрытую дверь, и посчитал, что день был прожит не зря, когда шутника наказали за его проделку.

После Рождества ударили сильные морозы. Во рвах вокруг замка замёрзла вода, а его серую крышу покрыл снег. Мужчины облачились в накидки на меху, а сыновья герцога сделали ледяную горку во дворе замка, которая оказалась куда большим развлечением, чем они могли себе представить, потому что не менее трёх благородных рыцарей случайно наступили на неё.

Холодная погода, которая делала меха пределом всех мечтаний для большинства обитателей замка, казалось, лишь прибавила герцогу сил и энергии. Дни напролёт он проводил на охоте, в лесах постоянно разносилось эхо от рожков его егерей, загоняющих дичь. В этих прогулках герцога сопровождали лишь самые стойкие из его свиты, но все заметили, что самый верный друг герцога бросил его. Шевалье де Харкорт укутывался в свой красный плащ, дрожал на ветру как осиновый лист и умолял своего господина извинить его.