Эптон Синклер - Дельцы. Автомобильный король
61
Прошло восемнадцать лет с тех пор, как Генри Форд стал центром всеобщего внимания как идеал хозяина, пример и учитель для всех других американских хозяев. За это время он опубликовал четыре книги за своей подписью, несколько десятков журнальных статей и неисчислимое множество интервью. Пришло время спросить, как же осуществились его теории… В ответ на это можно сказать, что Генри Форд стал самым ненавистным человеком в автомобильной промышленности. Заплатит его рабочий пять центов за "Сатэрдэй ивнинг пост", увидит статью об идеальных условиях на фордовском заводе, швырнет газету наземь и вытрет о нее свои грязные башмаки.
Годами Генри говорил миру, что применение машин не вызывает безработицы, и вот, полюбуйтесь! На заводе Ривер-Руж новые станки устанавливают, как только их успевают сконструировать. На глазах у двадцати рабочих, изготовляющих определенную деталь, вносят новый станок и обучают одного из рабочих управлять им и выполнять работу всех двадцати. Остальных девятнадцать сразу не увольняют, — по-видимому, это против правил. Мастер переводит их на другую работу и вскоре так начинает к ним придираться, что рабочие отлично понимают, к чему это приведет.
К каким только предлогам не прибегают, чтобы отделаться от рабочих! Рядом с Эбнером Шаттом жил старик, проработавший в Фордовской компании семнадцать лет, и его рассчитали за то, что он начал вытирать руки за несколько секунд до конца смены. В конце улицы жил молодой парень, который работал у Форда курьером и был уволен за то, что остановился купить шоколадку. Существовала тысяча мелочных правил, на основании которых шпик всегда мог придраться к рабочему. Рабочий разговаривал с мастером, — это было против правил, — и он вылетал с завода. Двое рабочих перекинулись словом во время работы — вылетали оба. Рабочего увольняли за то, что он забыл прицепить табельный номер на левую сторону груди, за то, что он задержался в уборной, за то, что завтракал сидя на полу, за то, что заговорил с рабочими, пришедшими на смену. Было даже необязательным, чтобы рабочий совершил один из этих проступков; достаточно, если один из экс-боксеров "служебной организации" донес на него. Жаловаться было некому.
Если рабочий остерегался и помнил все правила, его увольняли другим способом; в настоящий момент ты не нужен, но ты можешь оставить у себя свой табельный номер, ты будешь числиться в ведомости заработной платы и тебя известят, когда будет вакансия. Таким образом у Форда фабриковались статистические данные, но это означало, что нигде в другом месте ты не получишь работу, потому что новый хозяин спросит о последнем месте работы и для проверки позвонит на фордовский завод, и, конечно, не захочет взять рабочего, который числится в фордовской ведомости заработной платы.
С каждым месяцем положение становилось все хуже и хуже. Двадцать пять тысяч рабочих фордовского завода были доведены сверхнапряженной работой до изнеможения. Временами кого-нибудь выносили на носилках — когда рабочие так измучены, несчастные случаи неизбежны. Ни о чем другом Генри не писал так красноречиво, как об охране безопасности; но то и дело его "отдел охраны безопасности" уступал "отделу рационализации", и рабочие говорили, что завод в среднем губит одну жизнь в день. У Форда был собственный госпиталь, поэтому никаких точных сведений получить было нельзя.
62
Генри Форду теперь было уже под семьдесят, он стал богатейшим человеком в мире и совершенным воплощением теории, известной под названием "экономического детерминизма". Поначалу сколько у него было благих идей, сколько в сердце благих желаний, сколько решимости сделать свою жизнь полезной! И вот он стал миллиардером — и деньги держали его, как паутина держит муху. Самый могущественный человек в мире был беспомощен в тисках миллиарда долларов. Никогда не думал он быть таким, каким сделали его деньги. Они были хозяевами не только его поступков, но и его мыслей, так что Генри не знал, во что он превратился; он был слеп не только к тому, что творилось на его предприятиях, но и к тому, что происходило в его душе.
Он восхвалял индустрию, сделал ее своей религией: труд, труд — вот спасение человека, производство — бог. Автомобильный король обладал самой поразительной в мире производственной машиной — и она простаивала девять десятых времени. Он нанял двести тысяч рабочих и внушал им, что они могут положиться на него, — и вот теперь ему приходилось нанимать новые тысячи, чтобы они дубинками и револьверами отгоняли их от него. Он сделал зависимым от себя миллион людей, от куска хлеба, который он им давал, — и теперь он предоставил им гибнуть на чердаках, в подвалах и пустых складах, в шалашах, сделанных из жести и картона, в ямах, вырытых в земле, — где угодно, только бы они не попадались на глаза Генри!
Когда-то он держался просто и был доступен для всех, но его миллиард долларов предписал ему вести жизнь восточного деспота, замкнувшегося от мира, окруженного шпионами и телохранителями. Он, который любил поболтать с рабочими и показывать им, как надо работать, не осмеливался теперь пройти мимо своего конвейера без охраны из шпиков. Он, который был таким разговорчивым, стал теперь сдержанным и угрюмым, Он общался только с теми, кто поддакивал ему, кто соглашался с ним во всем. Он редко встречался с посторонними, потому что все выпрашивали у него денег, и ему это смертельно надоело. Секретари Генри охраняли его одиночество, потому что он много раз ставил себя в глупое положение, и у них никогда не было уверенности, что он не выкинет какой-нибудь глупости.
Он пребывал в своем большом каменном доме или в собственном парке, где были деревья, цветы и его любимицы — птицы. На них можно было положиться, при хорошем обращении они ведут себя как положено, не то что злобные и неблагодарные люди. Дети, старомодные танцы и скрипачи, играющие джиги, вот что услаждало сердце несчастливого старого короля. Но дети, которых он собирал вокруг себя, должны были быть хорошо упитанны и счастливы; да не осмелится никто упомянуть о десяти тысячах голодающих ребят, которые каждый день становятся в очередь за куском хлеба в городе Детройте! Да не коснется никто наболевшего вопроса, не заговорит о требовании муниципалитета, чтобы Генри взял на себя часть заботы об этих детях, поскольку их родители в большинстве своем безработные, уволенные с фордовского завода. Так как все заводы Генри помещались в окрестностях Детройта, он не платил городу никаких налогов, но город считал, что это несправедливо.
Когда-то в Детройте было добронравное городское управление, которое финансировал Генри и которое выполняло его волю. Но жители города были недовольны, они отозвали фордовского мэра и избрали нового по собственному усмотрению, судью Мэрфи, ирландца-католика, и он был из тех, кого Генри называл демагогами, мечтателями и агитаторами, всеми теми словами, которые выражали ненавистное ему слово "политик". Детройт получил теперь что хотел, и Генри предоставил городу вариться в собственном соку.
Мэр-"демагог" назначил "комитет по безработице", который установил, что город расходует семьсот двадцать тысяч долларов в год на то, чтобы не дать умереть с голоду бывшим фордовским рабочим. Отдел социального обеспечения обвинил Генри в том, что он уволил отцов пяти тысяч семейств и ничего не сделал для оказания им помощи. Великий промышленник и специалист по улучшению рода человеческого потерял вкус к танцам, а сын его Эдзел, который обычно не обращал внимания на газетные сплетни, поместил в "Нью-Йорк таймс" пространную статью, пытаясь опровергнуть это обвинение. Кого в конце концов считать фордовскими рабочими? До каких пор Фордовская компания должна нести ответственность за тех, кто когда-то работал на ее предприятиях? Отсюда можно было сделать вывод, что Фордовская компания принимает на себя ответственность за тех, кто работал на нее в недалеком прошлом. Эбнер Шатт, к примеру, был бы очень рад получить такую весть от сына своего хозяина, но по неведомой причине об этом в статье не было сказано ни слова.
63
Вскоре после войны американское правительство постаралось отделаться от флотилии грузовых судов, которые были построены для снабжения армии и в которых мировая торговля не нуждалась. Генри купил сто девяносто девять этих судов, доставил их в Ривер-Руж и методически искромсал, всему найдя место на своем огромном заводе. Он не рассчитывал нажиться, его это забавляло, как других забавляет решение кроссвордов. Страстью Генри было сохранять вещи и изыскивать способы изготовления вещей.
Вместе с судами прибыли их команды; и по мере того, как суда один за другим шли на слом, освобождались люди, которым надо было найти место в фордовской империи, — еще одна проблема, интересующая Генри. Среди них был широко известный матрос-боксер Гарри Беннет; у него был внушительный вид и такие же кулаки, и он обладал качеством, которое было основой закона и порядка при древней системе феодализма, — когда он поступал на службу, он считал хозяйское дело своим кровным. Генри, живя при системе современного промышленного феодализма, испытывал потребность сродни той, которая побудила турецкого султана обзавестись янычарами, а итальянских князей эпохи Возрождения — кондотьерами; для охраны Генри и его миллиарда долларов требовалась целая армия хорошо вооруженных и обученных людей.
