Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский
Поздним вечером, вдобавок, совсем неожиданно прямо в Виазмы приехал князь Симеон Голшанский. Родной дядя Соньки. Свидригайлло должен был принимать его как гостя, потому что русинов хотел привлечь на свою сторону, и видел в нём одного из своих будущих союзников.
Симеон жил далеко от Литвы и не вмешивался в здешние дела, человек был немолодой, спокойный, но люди знали, что ему в необходимости храбрости и ума хватало. Он не рвался на завоевания, чужое его не соблазняло, но то, что держал, умел держать сильной рукой.
В голову Свидригайлле сразу пришло, что дядя королевы мог быть послан по делу Ягайллы, но где Краков, а где Виазма?
Старый Симеон, кланяясь великому князю Литовскому, при входе поведал ему, что прибыл к нему, чтобы жить вместе с ним в союзе и согласии и посоветоваться об общей обороне и безопасности.
– Мы как были с Витовтом, – сказал он, – так хотим с тобой быть и идти, куда нужно… и глаз друг другу не выкалывать.
Поэтому он, должно быть, был рад будущему союзнику Свидригалло, а так этот гость давал ему возожность поесть и выпить, начали снова заставлять столы и приносить жбаны.
Князь Симеон, с твёрдой головой, привыкший к простой жизни, ел хорошо и от выпивки не отказывался. Его никто не видел опьяневшим, хоть целый день иногда с людьми за столом сидел и кубок за кубком выпивал. Он пил не спеша, поэтому, хоть постоянно, но безвредно.
Когда Свидригайлло сел с ним в конце стола, немного отодвинувшись от своих бояр, не мог выдержать и сразу начал рассказывать и хвалиться, как он тут у немощного старца ещё при жизни Витовта всё выхватил из рук, как захватил сокровища, которые княгиня Юлианна хотела себе присвоить, захватил замки искусством и предательством, и теперь уже чувствовал себя там таким могущественным, что никого не боялся.
Эта победа, которая далась ему легко и бескровно, опьяняла Свидригайллу больше, чем мёд. Он без меры дерзко рассказывал о захвате Руси, Подолья, Волыни и тех русских земель, которые держали поляки. Это казалось ему таким же лёгким, как захват Литвы без оружия, которому обязан был болезни Витовта и доброте и слабости Ягайллы.
Симеон слушал, внимательно присматриваясь, не прерывал, не противоречил, не поддакивал, с тем превосходством, какое даёт спокойный ум над дикой яростью. Свидригайлло, привыкший к тому, что бояре ему горячо поддакивали и поднимали каждое слово, в конце концов уже сам начал остывать. Он испугался этого немого слушателя, с такой важностью и хладнокровием вытягивающего слова, на которого он, всё сильней сражаясь ими, казалось, никакого впечатления не произвёл.
– Я слышал, – сказал наконец Симеон, – что вы тут короля Ягайллу в замке держите?
Свидригайлло подтвердил головой.
– Что с ним думаете делать?
Князь, удивлённый этим прямо брошенным вопросом, когда ему казалось, что свою ненависть и всё желание мести излил, замолчал.
– Что я с ним сделаю? Ну что? Он меня держал в неволе! Меня… Девять лет я мучился… от меня отделывались милостыней… Всё забирал Витовт, мы должны были ему служить и кланяться, а он хозяйничал на моём наследстве. Что же? Теперь я здесь пан и научу его уму-разуму, пусть сидит!
Симеон не показал ни малейшего удивления.
– Готовьтесь к войне, не мешкая, – ответил он сухо. – Ну, война эта будет немаленькой и нелёгкой и протянется, наверное, долго. Я слышал, что ляхи уже к ней готовятся. Папа разослал против вас письма, все уже знают, что Ягайлло в плену. Поляки купят венгерского короля, который жаден до денег.
Свидригайлло, которому это привело на ум недавно полученное папское письмо, с многословного стал вдруг молчаливым.
– Князь Симеон, – сказал он после раздумья, протягивая ему руку, – вы мне брат, вы русин, как и я… ну, советуйте, что мне предпринять? Как лучше?
И слегка заколебавшись, добавил:
– Я Ягайллу хорошо достал… это трудно исправить, но его нужно было напугать. Он такой. Ему угрожать легче всего… Я ляхам угрожал виселицами, держу их в плену. Что же, теперь их отпустить и поклониться? Стыд и срам… Я ещё должен душить, пока Подолья не отдадут.
Князь Симеон хорошо знал, что убеждать словами Свидригайллу было напрасно; он покивал головой и говорил дальше, как если бы напал на его мысль.
– Что я вам посоветую? Вы зашли уже далеко, назад отступать нельзя. Не дайте им взять вас голыми руками. Готовьтесь к войне, к войне. Оглянуться не успеете, как она придёт. А у вас, несомненно, есть люди и гарнизоны в крепостях?
– Война! Я не боюсь её! – закричал Свидригайлло, взмахивая руками. – Что мне война? Нужно время, чтобы собрать полки. Да! Бояр и старшин, что пойдут со мной, у меня достаточно, а людей – кто их знает? – разве в местных можно быть уверенным? Они с ляхами общались, держались, пили, ели.
Войско нужно стягивать с Руси, а гарнизоны разобрать и рассадить. Ни сегодня, ни завтра этого не смогу сделать. Меня бояться, потому что убиваю немилосердно, они должны знать ужас, но что у тех Витовтовых внутри? Кто их знает?
Свидригайлло подёргал бороду.
Гольшанский по-прежнему внимательно слушал и давал ему исповедаться.
– Поляки тоже к войне так скоро не приготовятся, – говорил дальше князь, – я их знаю! Они должны много болтать и совещаться, ссориться и спорить, прежде чем что-нибудь решат. Армии у них теперь не много… а я им на шею крестоносцев пущу.
Он рассмеялся, прищурив глаза.
– Это правда, – спокойно сказал Гольшанский, – но для них речь идёт о чести, о старом короле, которого держат в неволе. Весь свет знает, это позор для них. Что люди скажут, если бы своего государя не защитили? Он столько лет ими правит!
– Говори: они – им, а не он – ими! – крикнул Свидригайлло.
– Именно за это его любят, – ответил Гольшанский. – У нас на Руси иные обычай и люди. Мягкого пана они не выносят, потому что сами твёрдые, а ляхи уклончивые и гладкие, железной руки над собой не выносят… Ягайлло им мил… Я слышал, в Польше кипит и готовится…
Свидригайлло всё внимательней прислушивался; уже хотел заподозрить Симеона, что его могли послать по делу Ягайллы, когда тот прибавил:
– Вы ведь держите Подолье? Там в замках нужно посадить сильный и верный гарнизон. Хотите верных людей? Дам вам моих русинов.
Это подношение снова подкупило Свидригайллу и развеяло подозрение.
– Ха! Подолье! – воскликнул он пылко. – Эти негодяи ляхи вырвали
