На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою - Фёдор Фёдорович Тютчев
Однажды она даже сказала ему:
— Если бы вас, Иван Макарович, в Петербург да заняться вами, то есть, я хотела сказать, — поправилась она, — вашей карьерой, вы бы могли далеко пойти и иметь серьезный успех.
При этих словах Колосов поднял голову и пристально заглянул в глаза княгини каким-то тревожновопрошающим взглядом. Лицо его на мгновение побледнело и затем вспыхнуло ярким румянцем.
Он ничего не ответил и опустил глаза, выражение которых княгине показалось странным, и она долго не могла понять, что значил этот тревожно-ждущий взгляд, мимолетно устремленный на нее и как бы пытавшийся заглянуть ей в душу, чтобы там доискаться настоящего смысла сказанных ею без всякой задней мысли слов.
XXIV
Однажды, сидя на террасе за потухшим уже самоваром, Элен рассказывала Панкратьеву и сидевшим с ним рядом Ане и Колосову разные происшествия из придворно-дворцовой жизни. Павел Маркович страстно любил эти рассказы. Его чрезвычайно интересовала всегда интимная жизнь дворца и все, что касалось царской фамилии. О многих исторических событиях он узнал только теперь от Двоекуровой, и они искренне поражали его, приводили в восторг или повергали в сомнения и даже уныние. Особенно потрясающее впечатление произвели на добродушного Павла Марковича подробности трагической кончины Павла Петровича. Сначала он верить не хотел, когда же поверил, то долго не мог успокоиться и растерянно твердил: "Как же это так, как же это так, не понимаю, как допустили, как могли допустить и после того никому ничего, все знали и молчали, не понимаю!"
Больше всего интересовали Павла Марковича рассказы об императоре Александре I, но загадочная натура, резкие противоречия характера и ореол страдальца на престоле, неповинного искупителя чужих грехов трогали Панкратьева до слез.
В тот вечер Элен коснулась посещений императором Александром знаменитой парижской дивы-прорицательницы и ее таинственных предсказаний, большею частью уже сбывшихся с удивительной точностью.
Выслушав известную легенду о показанных императору изображениях в зеркалах, Павел Маркович усмехнулся.
— Ну, такая-то даже и у нас есть, — сказал он, — тоже предсказывает, и с большою точностью.
— Где у нас? — спросила Элен.
— Да здесь, в нашем поселении. Зовут ее Секлетея; прелюбопытная, надо вам знать, личность. Родом она казачка. Давно, очень давно ее шестнадцатилетней девушкой абреки умыкнули в горы и вскорости продали туркам. Там она потурчилась и какими-то судьбами попала в Египет, где прожила очень долго. Что она там делала, как жила, одному Богу известно, но только лет десять тому назад она неожиданно появилась в наших местах древней старухой. В станице, где она жила, у нее из всей родни оказался в живых один племянник, сын младшего брата, родившийся лет двадцать спустя после того, как Секлетея была увезена в плен. Теперь это был хилый старик, расслабленный продолжительной болезнью и живший мирским подаянием. Секлетея взяла его к себе, но в родной станице они почему-то не ужились и перебрались в другое место, а оттуда какими-то обстоятельствами их занесло в нашу штаб-квартиру. Они живут здесь вдвоем. Секлетея знахарствует и гадает, а племянник ее присматривает за домом.
— И вы говорите, предсказания ее сбываются?
— Говорят. Я лично не гадал, не знаю.
— Я знаю один очень странный случай ее провидения, — вмешался Колосов. — Года два тому назад тут был убит офицер. По случаю какого-то праздника шел кутеж, и вот в самый разгар его одному из присутствующих офицеров докладывают, что его просит выйти на минуту Секлетея. Офицер удивился, однако вышел.
У крыльца стояла старуха.
— Что тебе надо? — спросил он ее не очень дружелюбно, досадуя на то, что она его оторвала от пирушки.
— Ступай домой и ложись спать, если хочешь остаться жив, — прошамкала Секлетея, строго смотря на офицера.
Тот изумился.
— С какой стати, с ума ты сошла? — воскликнул он.
— Если не послушаешься моего совета, ты не увидишь восход солнца. Я предупредила; делай, как знаешь.
С этими словами она торопливо пошла прочь от крыльца.
Офицер, разумеется, и не подумал последовать совету старухи, но, вернувшись к товарищам, рассказал им о сказанном ему. Все были очень удивлены и ломали голову, почему дальнейшее пребывание на пиршестве угрожает смертью одному Никифорову (так звали офицера). Долго толковали, но, наконец, надоело, и все снова принялись за кахетинское. В эту минуту в комнату вошел всем нам известный и любимый молодежью капитан Ревунов; он был болен и потому в пирушке не участвовал.
— Господа, — возгласил он, — что за чертовщина! Сейчас ко мне приходила Секлетея и пристала, как с ножом к горлу: "Ступай, батюшка, где офицеры кутят, там сейчас несчастье будет, постарайся помешать, а главное, чтобы Михаил не сидел против Петра. Понял? Михаил против Петра". Три раза повторила: "Михаил против Петра" — и ушла.
В ответ на это сообщение офицеры рассказали то, что Секлетея только что говорила Никифорову.
Все не на шутку смутились.
— Господа, уж не идти ли Никифорову и впрямь домой? — предложил кто-то.
— Вздор! — возразил другой голос. — Это было бы смешной трусливостью. После этого она, когда ей вздумается, любую нашу компанию расстроить может. Все на смех подымут.
Остальные охотно примкнули к этому мнению, и было решено продолжать пирушку.
Единственная уступка, какая была сделана во внимание к предсказанию Секлетеи, что Никифорова (его звали Петром) пересадили с его места нарочно против офицера-немца, носившего имя Карл. Ревунов, однако, остался.
Часа два продолжалась попойка, и, по-видимому, ничего не было такого, что могло бы повлечь к несчастью. Напротив, все были веселы и дружелюбно настроены. Вдруг под окном, против которого сидел офицер-немчик, а против него Никифоров, показалась какая-то растрепанная, пьяная фигура. Просунув всклокоченную голову в окно, фигура обвела присутствующих глазами и вдруг с диким воплем: "Вот ты где, немчура проклятая, так на же тебе!" — выхватила из кармана широких шаровар пистолет. Грянул выстрел, и Никифоров с простреленной головой покатился со стула. Хотя он сидел дальше от окна, чем офицер-немчик, но тот как-то успел отклониться в сторону, и предназначенная ему пуля угодила прямо в лоб Никифорову.
— Кто же был убийца? — спросила Элен, живо заинтересовавшись рассказом.
— А так, один пропойца, бывший офицер, выгнанный со службы. Дня за три перед тем он из-за чего-то поссорился с нашим немчиком, но потом это забылось. В этот день, однако, он с утра пьянствовал, и в пьяном угаре ему вспомнилась его ссора с немцем. У пьяного своя логика, и вот ему пришло в голову убить немца. Он схватил заряженный пистолет и пошел его
