Джейн Харрис - Гиллеспи и я

В перерыве мы с миссис Фи сидели в душной камере, под неусыпным надзором констебля Нейла. Каски где-то уединился с Макдональдом и ненадолго заглянул к нам, прежде чем вернуться в зал суда. Он был мрачен и обеспокоен стараниями прокурора представить меня непосредственной участницей похищения.

— Непонятно, к чему все это, мисс Бакстер. Скорее всего, чистой воды интриги: хочет заставить присяжных сомневаться, приписать вам все, что только возможно. Не могу вообразить, что у него еще на уме! Не волнуйтесь, мисс Бакстер. Мы-то знаем, что вы весь день провели с миссис Гиллеспи, и Эйчисон понимает, что мы это докажем при первом удобном случае.

— Надеюсь, Энни хорошо помнит, когда я пришла, — заметила я.

— Да, — сказал адвокат. По правде говоря, выглядел он еще угрюмее прежнего.

Послеобеденное заседание было в основном посвящено медицинской экспертизе. Доктор Фредерик Томсон изложил свою версию гибели Роуз. Томсон осматривал тело девочки дважды: в лесу у ямы и во время вскрытия. Нет необходимости приводить жуткие подробности, скажу только, что, по мнению эксперта, девочке проломили череп; смерть наступила если не мгновенно, то в скором времени после травмы. На теле не было других ран, переломов, вывихов и следов насилия. Вероятно, череп был проломлен одним ударом, твердым предметом с ровной поверхностью.

— Удар мог быть нанесен тупым предметом? Например, плоским камнем?

— Это возможно.

Доктору предъявили улику: плоский камень, который, по словам инспектора Гранта, обнаружили «прямо перед окном комнаты, в которой проживает Шлуттерхозе с женой». На одной из сторон виднелось темно-красное пятно, однако по неизвестной причине ни Эйчисон, ни Томсон о нем не упомянули. По мнению Томсона, Роуз могли ударить этим или подобным камнем — хотя доктор считал, что орудием убийства скорее послужило нечто более тяжелое. Раздраженный этой оговоркой, Эйчисон надавил на свидетеля:

— Давайте проясним — если рана была нанесена не камнем, возможно ли, что девочку намеренно стукнули головой о твердую поверхность — например, о стену, стол или каминную полку? Или об пол?

— Это также возможно.

Отвечая на вопросы Прингля, а затем и Макдональда, доктор подтвердил, что нет оснований предполагать, будто девочку несколько раз ударили камнем или другим тупым предметом. Все указывало на то, что удар был единственный.

— Гм, — промычал Прингль. — Могло ли случиться так, что голова девочки пострадала при других обстоятельствах? Допустим, если ее нес высокий мужчина, впоследствии сбитый на большой скорости — скажем, конкой. Мужчина падает на землю, выпускает девочку из рук, та падает и ударяется головой о булыжники. Словом, случайное падение.

— Не исключено.

— Иными словами, доктор Томсон, вы… гм… согласны, что травма могла быть результатом несчастного случая — да или нет?

— Да.

Далее Эйчисон попытался показать, что в трезвом состоянии Ганс сравнительно безобиден, но опасен, когда выпьет. Соседи часто слышали его ругань и потасовки с женой. В ночь, когда похитили Роуз, юный подмастерье из соседней квартиры слышал, что в семействе Шлуттерхозе происходит ссора. Он не разобрал слов, но, судя по всему, Белль бранила мужа, а тот грубо огрызался. Из-за стены доносился плач.

Эйчисон плачем не заинтересовался. Позднее к этой теме вернулся Прингль:

— Позвольте спросить, кто плакал — мужчина или женщина?

— Оба, сэр, — ответил подмастерье.

— Оба участника ссоры плакали? Мистер Шлуттерхозе и его жена?

— Да, сэр.

Прингль многозначительно посмотрел на присяжных и вернулся на место.

Владелица трактира «Макгвайр» показала, что обслуживала Ганса и Белль в тот вечер, а позднее они попросили у нее перо и бумагу и уединились в углу. Графолог, который сопоставил образцы почерка Ганса и письмо, обнаруженное на лестнице утром, после исчезновения Роуз, а также проанализировал стиль и характерные грамматические и орфографические ошибки немца, заключил, что с большой вероятностью послание с требованием выкупа написано рукой Шлуттерхозе. Джордж Грэм, владелец ломбарда в Гэллоугейте, опознал детские ботиночки на пуговицах и сообщил суду, что Белль — его постоянный клиент — заложила их, согласно учетной книге, седьмого мая тысяча восемьсот восемьдесят девятого года, через три дня после пропажи Роуз.

— А как вела себя Белль Шлуттерхозе, когда отдавала ботиночки? — спросил Эйчисон. — Было ли что-нибудь странное в ее поведении?

— Как обычно, — ответил Грэм. — Мы даже о чем-то шутили.

Из толпы послышались неодобрительные возгласы.

Так все и продолжалось. Свидетель за свидетелем давал показания против Шлуттерхозе и его жены, изображая их не только никчемными, бесчестными и ненадежными, но также бессердечными и распущенными. Несмотря на попытки Прингля поправить положение при перекрестном допросе, Эйчисон блестяще гнул свою линию. Было бесспорно установлено, что, сговорившись с женой, Ганс Шлуттерхозе выкрал Роуз и убежал с ней. Наиболее противоречивые показания касались происшествия с конкой. Стремясь обосновать обвинение в убийстве, прокурор старательно подводил присяжных к мысли, что с конкой мог столкнуться и другой мужчина с девочкой. Он также заставил всех присутствующих задаться вопросом, кто именно был с Гансом у сквера на Квинс-Кресент четвертого мая: Белль или англичанка?

К концу дня Эйчисон попросил зачитать заявления Белль и Шлуттерхозе. Белль ограничилась тем, что подтвердила свою личность и ничего не сказала в ответ на обвинения. В отличие от нее, Ганс говорил много и охотно. Судья сообщил присяжным, что заявление содержит ответы на вопросы, заданные окружным прокурором или младшим шерифом, и что из текста удалены бранные слова. Чтобы пролить свет на последующие события в суде, я привожу документ полностью. Разумеется, я могла бы предварить эту клевету тысячей опровержений, однако решила процитировать ее без комментариев. Читатель с первого взгляда поймет, сколько там чепухи.

Составлено в Глазго восемнадцатого ноября тысяча восемьсот восемьдесят девятого года в присутствии Уолтера Спенса, младшего шерифа ланкаширского. Заключенный, будучи должным образом предупрежден и допрошен, заявляет:

Меня зовут Ганс Шлуттерхозе. Я украл девочку, но не убивал ее. Был несчастный случай. Это не я придумал ее украсть. Мы бы позаботились о ней. Боже правый, мы собирались подержать ее у себя одну ночь.

Мне тридцать шесть лет. Я живу со своей женой Белль в доме номер восемь на Коулхилл-стрит, Глазго. Моя жена ни в чем не замешана, ни в чем.

Я родился в Германии, в Бремене, и живу в Глазго семь лет. Впервые я приехал в Лондон в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, в возрасте тридцати трех лет. В Глазго я переехал в тысяча восемьсот восемьдесят третьем. Сейчас я безработный. В последний раз я работал около полугода назад, на винокурне «Лох Катрин» в Камлахи. Я был разнорабочим, в основном таскал бочки. Ужасное занятие. Я работал там два или три месяца, точно не помню. Мне мало платили, и я часто болел.

Я забрал девочку в первую субботу мая. Не помню, какое было число. Мне показали календарь, и я могу подтвердить, что было четвертое мая. Для начала я пошел на Квинс-Кресент, чтобы осмотреться. Я имею в виду разведать обстановку. Мне велели сначала разведать обстановку, а девочку украсть через одну-две недели, когда все будет готово.

Я пришел в Вудсайд около половины третьего. Сестры Гиллеспи играли в парке. На дороге вокруг парка никого не было. Я понял, что настал удачный момент, можно забрать девочку, и никто не увидит. Мы могли украсть ее, донести на руках до «Гранд-отеля», а там взять кэб.

То есть это я мог ее забрать. Я был один. Моей жены там не было. Она была дома. Она ничего не знала. Я отказываюсь продолжать.

Я подошел к ограде и дал сестре денег. Я попросил ее что-то купить в лавке. Я дал ей шиллинг. Не помню, что я попросил купить. Может, чай. Она убежала. Тогда я сказал Роуз, что мать ждет ее в лавке и мы купим ей мороженое. Она взяла меня за руку и пошла за мной. Но она шла очень медленно. Тогда я взял ее на руки и понес по Уэст-Принцес-стрит.

Все было хорошо, пока я не вышел на большую улицу, Сент-Джордж. Я переходил дорогу и неожиданно упал. Меня сбила конка. Кучер ехал слишком быстро. Лошади налетели на меня внезапно. Я не виноват. Я не удержал девочку, и она упала. Отлетела недалеко, футов на десять, наверное. Я не желал ей зла, во всем виноват кучер. Он спрыгнул, и к нам бросились люди. Я схватил девочку и убежал с ней по улице.

Мне показали карту, и я подтверждаю, что побежал по Шемрок-стрит. Девочка была у меня на руках. Когда люди остались позади, я осмотрел ее и увидел кровь на голове и спине. Немного крови. Должно быть, она ударилась головой, когда упала. По-моему, там были булыжники. Я намотал ее голову курткой, чтобы остановить кровь, и пошел дальше, потом взял кэб на Кембридж-стрит. В кэбе она уснула.