Владимир Шигин - Серебряный адмирал
На этот раз де Гуева, завидев приближающихся к острову французов, был настроен куда менее миролюбиво, чем в прошлый раз, а потому напал на неприятеля при первой возможности. За собой испанский адмирал вел двадцать кораблей и семнадцать больших галер. Дюкен встретил испанцев яростным огнем, сдерживая сколь можно их горячий натиск и выжидая, когда судьба подарит ему шанс на успех. Терпение было вознаграждено. Вскоре вдалеке показались паруса. То, лавируя на ветре, спешила на помощь к французам вспомогательная эскадра Вальбелля. С подходом еще шести французских кораблей к французам чаша весов стала быстро склоняться в их сторону. Испанцы бежали, а Дюкен гнал и лупил их до самых береговых батарей Неаполя. Спустя два месяца испанцы предприняли было еще одну робкую попытку подойти к Мессине, но были вновь безжалостно отогнаны и побиты, на сей раз отрядом кораблей маркиза д'Альмейраса.
После этого вконец опечаленному испанскому королю стало совершенно очевидно, что столь любимая им Сицилия вот-вот навсегда уплывет от него в сторону Франции. Делать было нечего, и испанский монарх обратился за помощью к союзным голландцам, сразу же напомнив им обо всех своих недавних услугах, оказанных Соединенным провинциям.
В силу трактата от 30 августа 1673 года республика не могла отказать просителю. Особенностью просьбы Мадрида было то, что испанцы слезно молили, чтобы средиземноморскую экспедицию непременно возглавил Михаил де Рюйтер. В этом потомки Кортеса видели главную гарантию успеха предстоящей борьбы с французами.
В состав уходящего в южные воды голландского флота было решено включить восемнадцать кораблей, шесть легких судов, четыре брандера и несколько транспортов.
Когда генерал-адмиралу показали список кораблей, он категорически заявил:
— Идти с таким количеством вымпелов — это сознательное самоубийство! Необходимо увеличить число кораблей как минимум в два раза! Нам придется противостоять французам, у которых большой и хороший флот. Чего стоят одни провансальцы с их огромными плавучими крепостями!
— Испанский король обещал помочь своими кораблями! — возразили ему.
— Обещать можно что угодно! Я знаю испанский флот, самое большее, для чего он годен, — так это красиво утонуть! — в сердцах выкрикнул Рюйтер. — В таком деле, какое вы сейчас затеваете, надеяться следует только на себя!
— Французский флот — это всего лишь мираж! — не переставали наседать на главнокомандующего государственные чиновники.
— Может быть, для вас, сидящих на берегу, это и мираж, но, сражаясь с французскими кораблями, я воочию смог убедиться, что они более чем настоящие!
— Мне кажется, что с летами вы просто стали более боязливы и начинаете терять былое мужество! — встрял кто-то из советников амстердамской адмиралтейств-коллегии.
Лицо Рюйтера пошло багровыми пятнами. Он резко повернулся к наглецу:
— Бодрости я не лишился и охотно пожертвую, в отличие от вас, своею жизнью за Отечество, но мне прискорбно видеть, как во имя мелочной экономии вы бездарно жертвуете флагом и честью Голландии!
Однако убедить Рюйтеру никого не удалось. Генеральные штаты гульдены считать умели хорошо. Лишних средств никто выделять на экспедицию не хотел, и было очевидно, что Рюйтеру придется идти с горстью кораблей против всего огромного французского флота.
Кое-кто из друзей советовал генерал-адмиралу отказаться от участия в затеваемой авантюре, сославшись на усталость и плохое здоровье, которое у Рюйтера в последнее время и вправду стало серьезно пошаливать. Вот уже несколько недель подряд он мучался сильными зубными и почечными болями, периодически схватывали его и сильные колики. Зачем рисковать своей репутацией в столь сомнительном предприятии!
Но генерал-адмирал думал сейчас не о себе. Друзьям он говорил так:
— Эскадру погонят к Сицилии все равно, соглашусь я идти с ней или откажусь. Однако мое присутствие, возможно, поможет избежать напрасных потерь. Ради одного этого уже стоит идти в море! Государственным управителям не следует меня упрашивать. Я человек военный, и мне нужно только приказывать! А потому, если мне прикажут идти в море даже под одним флагом, я не откажусь и тогда! Я сделаю эту, быть может, последнюю свою кампанию, даже если матросам придется тащить меня на корабль на носилках!
Разумеется, Рюйтер, как всегда, не доверяя никому, лично распоряжался снаряжением своих кораблей в плавание. Особо заботили его артиллерийские припасы и продовольствие. Командующий сам грыз на пробу шведские «ослы» — круглые сухари с дыркой посредине и немецкие ржаные кналлеры — «трескуны». Беседовал с провиантмейстерами, засольщиками и баталерами. Затем беседовал и наставлял квартирмейстеров, проверял качество пороха и чистоту крюйт-камер. Наконец, Рюйтер мог сказать, что его маленький флот готов к плаванию.
Принявший генерал-адмирала перед выходом в море принц Оранский был с Рюйтером холодно-вежлив. Несмотря на все заслуги этого опытнейшего моряка, принц по-прежнему более благоволил к своему давнему стороннику Тромпу. А потому принц ограничился ничего не значащими дежурными пожеланиями, велев генерал-адмиралу лишь не задерживаться в Средиземном море более полугода.
Последний вечер Рюйтер, как он обычно всегда делал перед дальними походами, провел в кругу семьи. За большим столом в гостиной собрались все: жена Анна, младшая дочь Маргарита с мужем, пастором Бернардом Сомером, рано овдовевшая старшая дочь Корнелия, средняя Алида с мужем, пастором Жаком Шорером, любимец и надежда отца — сын Енгель. Последний очень просился в средиземноморской поход с отцом, но тот брать сына отказался наотрез, сославшись на то, что это не бог весть какая война, а на его век еще сражений хватит. На коленях старого моряка ползала маленькая белокурая внучка, пытаясь достать из дедовых карманов припасенные ей сладости.
Современники вспоминают, что при расставании Рюйтер был необычайно грустен и выглядел весьма подавленно. Особенно трогательно было его прощание с женой, которую он просил, целуя руки, в случае чего беречь детей. Кому-то из провожавших его старых соратников он сказал:
— Прощаясь с тобой, я не говорю просто: «прощай», а говорю — прощай навсегда! Вернуться обратно я не рассчитываю, так как твердо знаю, что погибну раньше окончания этого нелепого похода!
— Что ты говоришь, Михаил! — замахал тот руками. — Мы с тобой еще не допили всего отпущенного нам жизнью пива!
— Ты может, и не допил, а я свое уже, кажется, выпил все! — невесело усмехнулся в ответ генерал-адмирал.
3 сентября 1675 года эскадра Рюйтера вступила под паруса. Свой флаг генерал-адмирал поднял на 70-пушечной «Конкордии». Не изменяя своей старой привычке, он первым делом приколотил молотком к переборке любимый натюрморт, поставил в углу клетку с цыплятами, а затем тщательно вымел каюту просяным голиком.
Поход сразу же начался со всевозможных неурядиц. Зайдя по пути в Кадис, где корабли пополнили запасы воды и свежей пищи, Рюйтер получил там внезапное повеление ждать прибытия на свою эскадру младшего королевского брата дон Жуана Австрийского, который должен был в перспективе властвовать на отбитой Рюйтером Сицилии. Но будущего правителя все не было и не было. Прождав бесполезно дон Жуана целых две недели, Рюйтер продолжил плавание, завернув по пути в порт Аликанте в надежде, что непунктуальный дон ждет его там. Увы, будущего «правителя острова» не было и здесь. Затем, нуждаясь в воде и дровах, Рюйтер взял курс к островам Ивес и Форментер. Разразившийся на переходе жестокий шторм разлучил его с кораблями младшего флагмана Гаана. Искать Гаана Рюйтер направился далее в порт Калиари, но там Гаана уже не было. Как рассказали местные жители, голландский вице-адмирал заходил сюда, но уже ушел. К тому же на рейде Меллаццо он обнаружил всего один испанский корабль с несколькими галерами вместо обещанной эскадры. На вопрос, где же остальные, местный вице-король де Вилла Франка лишь широко развел руками:
— На все воля Иисуса сладчайшего!
— Ну вот, начинают сбываться самые худшие предположения! — раскурил, загораживаясь от ветра, трубку Рюйтер. — Поглядим, что нас ожидает дальше!
О вступлении Версаля в войну за обладание Сицилией французский историк пишет так: «Людовик Четырнадцатый знал, что польза и слава его требуют, чтобы он поддерживал мессинцев и доказал, что он один мог преодолеть все усилия держав, которые соединились против него. Он повелел вооружить в Тулоне флот из двадцати военных кораблей, шести брандеров, многих транспортов с аммунициею и жизненными припасами. Слава Рюйтера, который командовал неприятельским флотом, затрудняла выбор, кому бы поручить это новое предприятие. Голоса офицеров и матросов были в пользу Дюкена Они видели его уже столько раз среди опасностей, возбуждавшего их дух невероятной неустрашимостью или располагавшего ими с совершенным благоразумием и приводившего их всегда к победе, что все желали служить под его начальством и почитали торжество свое уже совершенным. Многие шефы эскадр, которых заслуги состояли только в кичливости, искали чести командовать этим флотом. Людовик Четырнадцатый не внимал исканиям. Он назначил Дюкена и возвел его на степень лейтенант-генерала морских сил Франции».
