Александр Кравчук - Галерея римских императоров. Доминат
В то же время продолжались конфиденциальные переговоры между двором и епископом Медиолана. Феодосий делал примирительные жесты, свидетельством чего является еще один закон того периода, повелевавший, чтобы между вынесением смертного приговора и его исполнением проходило не менее 30 дней — время подумать и, возможно, изменить решение. Таким образом, цезарь давал понять, что ему случалось действовать слишком опрометчиво.
В конце концов двор и епископ пришли к согласию. Но до самого дня Рождества цезарь появлялся в церкви без императорских регалий, как кающийся грешник. А праздник этот отмечался уже и тогда 25 декабря, хотя раньше на местах существовали разные традиции, да и сам праздник не считался важнейшим. В те времена полагали, что он не столь значим по сравнению с памятью о Страстях Господних. Указывалось также, что как раз язычникам свойственно праздновать дни рождения своих богов и считать важным день рождения каждого человека, чтобы, основываясь на датах, составлять астрологические прогнозы. 25 декабря прижилось в основном потому, что стремились подменить христианским содержанием большой языческий праздник — День Солнца Непобедимого, одолевающего ночь и начинающего свое движение к весеннему обновлению жизни.
Итак, только 25 декабря 390 г. Феодосий впервые за много месяцев участвовал в богослужении как полноправный член общины.
А епископ Амвросий, со своей стороны, с явным наслаждением и риторическими преувеличениями представлял образ властителя, который публично оплакивал свой грех в церкви, — грех, подчеркивал епископ, совершенный в основном благодаря обману других людей. Таким образом, он пытался выгородить императора, давая понять, что тот был введен в заблуждение.
ПРЕСЛЕДОВАНИЯ ИНОВЕРЦЕВ
Феодосий теперь старался доказать свою набожность, жестко преследуя культ старых богов. В феврале 391 г. появился закон, явившийся, по сути, смертным приговором языческим верованиям и обрядам. Начало его гласит: «Пусть никто не пятнает себя жертвоприношениями! Пусть никто не убивает невинных животных, пусть никто не входит в языческие капища, чтобы осматривать их и глядеть на портреты, созданные рукой человека! Ибо, кто совершит эти преступления, пусть знает, что постигнет его кара божья и человеческая. Пусть этот запрет распространяется и на сановников. А ежели какой из них, преданный языческому культу, войдет в храм, чтобы воздать почести божеству, то обязан немедленно заплатить 15 фунтов золота. Равно, как и все его ведомство, если не выразит свой протест и не засвидетельствует его незамедлительно и публично, также должно внести в казну такую же сумму».
Немногим меньшие, но тоже весьма ощутимые штрафы налагались законом на низших по рангу наместников, если бы они совершили столь возмутительное деяние. Предусматривалась и служебная ответственность для чиновников, допустивших, чтобы язычники воздавали почести «демонам», или не донесших о таком ужасном преступлении. Можно себе только представить, какая гнетущая атмосфера воцарилась с моментом выхода указа в учреждениях в Риме и провинциях! Сколько стало взаимных подозрений и слежки, сколько появилось интриг, оговоров и доносов!
А ведь среди вельмож много было приверженцев прежних богов. К ним принадлежал и префект Рима Альбин, и оба консула 391 г. Татиан и Симмах, вероятно, назначенные на эту должность еще в период напряженных отношений императора с Амвросием. Нынешний закон ударял по ним непосредственно, ведь им пришлось бы или отречься от своей веры, или сносить отвратительные придирки от любого писца или привратника в собственных канцеляриях.
В июне того же года появилась как бы повторная версия этого закона, адресованная высшим сановникам в Египте; есть там, в частности, такие слова: «Да будет всем известно, что засов нашего закона запирает дверь ко всему языческому. Кто же вопреки настоящему запрету попытается предпринимать что-либо, связанное с прежними богами и их культом, пусть не рассчитывает ни на малейшее снисхождение».
Трудно определить, стал ли этот закон следствием или причиной крупных беспорядков, которые в том году разыгрались в Александрии. Там произошли массовые столкновения между христианами и язычниками, повлекшие за собой многочисленные жертвы.
А началось все с того, что тамошний епископ Теофил начал сносить языческие храмы или превращать их в церкви, уничтожая и высмеивая при случае статуи и культовые предметы. Язычники, разумеется, встали на их защиту, и с обеих сторон полилась кровь.
Главным центром сопротивления уходящей религии был храм Сараписа. Бог этот веками считался олицетворением единства всех жителей Египта, как греков, так и египтян. Изображали его в образе солидного мужчины в расцвете лет с буйными волосами и кудрявой бородой и с чем-то вроде маленькой корзинки на голове; это была мера зерна — символ урожая. Бог этот был для своих приверженцев Зевсом — отцом богов и людей, Плутоном — господином мира мертвых, Асклепием — врачевателем, Дионисом — дарителем радости жизни, Гелиосом — Солнцем лучезарным.
Его прекрасный и величественный храм высился в районе, называемом Ракотис. Аммиан Марцеллин пишет: «Не хватает слов, чтобы описать его величие. Есть там просторные залы, поддерживаемые колоннами. Есть статуи, которые, кажется, дышат. Украшен он неисчислимым множеством творений, столь замечательных, что после Капитолия, вечного памятника достопочтенного Рима, весь мир не видел ничего столь великолепного».
И все это было разрушено. Там, где некогда располагался огромный храмовый комплекс, торчит сейчас только одна колонна, условно называемая колонной Помпея. А археологические раскопки, проводимые здесь в XIX в. и после Второй мировой войны, обнажили только остатки фундаментов архитектурных сооружений и подземные коридоры с нишами, в которых помещали урны с прахом умерших верующих.
По приказу епископа Теофила была также изрублена на куски и сожжена колоссальная статуя Сараписа, выполненная без малого семьсот лет тому назад, по всей видимости, самим великим скульптором Бриаксисом. Бог сидел, словно Зевс, на троне, а левую руку положил на лоб пса Цербера, что означало его власть и над подземным миром; в правой же руке он держал скипетр. Серьезный, преисполненный достоинства и в то же время снисходительный, он смотрел прямо на тех, кто переступал порог храма. Статую, вырезанную из дерева, покрывали позолоченные пластины, украшенные драгоценностями.
С фанатичной яростью в тот период уничтожались многочисленные статуи, а зачастую это были настоящие шедевры. Их сжигали, переплавляли, рубили в щепки. Происходило так потому, что «идолов» считали проклятыми и грозными не только с виду, но и по сути. В восточной Церкви навсегда сохранился комплекс по этому поводу, поэтому в православных церквях никогда не увидишь статуй, хотя допускались — тоже не без сопротивления — картины. В западной же Церкви, где христианство было более поверхностным, и редко доходило до эксцессов, подобных уничтожению статуи Сараписа, подобные процессы проходили иначе — более мягко. Отсюда и наличие скульптурных изображений в костелах. Вот так и поныне проявляются последствия указов Феодосия от 391 г. и кровавых событий в Александрии.
А тем временем до пребывающего в Медиолане императора стали доходить тревожные вести из Константинополя, где при дворе дело дошло до открытого конфликта между его старшим сыном, Аркадием, и второй женой — то есть мачехой Аркадия — Галлой. Поэтому в начале лета 391 г. Феодосий оставил Италию и направился на Восток.
СМЕРТЬ ВАЛЕНТИНИАНА II
Покинув Италию, Феодосий летом и осенью 391 г. с переменным успехом сражался с готами на Балканах. Штаб-квартиру он тогда расположил в Тесалониках, а торжественный въезд в Константинополь был устроен 10 ноября, и с тех пор цезарь неотлучно пребывал там два года, вплоть до весны 394 г. Этот город император любил больше всего и жил в нем подолгу, а обустраивал и украшал, как никто из его предшественников, за исключением, конечно, Константина Великого.
1 января 392 г. вступили в должности новые консулы: Аркадий и Руфин, начальник дворцовой службы. Высокая честь, которой удостоился последний, свидетельствовала, что теперь вопросы внутренней политики будет определять лагерь непримиримых христиан. Правда, среди высших государственных сановников еще оставались приверженцы прежних богов: Татиан, префект претория Востока, его сын Прокул, префект Константинополя, и Никомах Флавиан, префект претория Италии и Иллирика, однако время уже явно работало не в их пользу. Усиленные происки Руфина должны были принести плоды.
А тем временем в феврале 392 г. на Босфоре состоялась важная религиозная церемония с участием самого императора: перенос из Халкедона в Константинополь главы Иоанна Крестителя; того самого, что четырьмя столетиями ранее казнили по приказу Ирода Антипы, которого попросила об этом Саломея в награду за свои танец. Обнаружили эту голову несколько лет назад, в правление Валента, и везли в Константинополь, но, вероятно, из-за спора между религиозными сектами реликвия осталась под Халкедоном. Забрать ее оттуда удалось только благодаря личному вмешательству императора Феодосия, который обернул главу своим пурпурным плащом и поместил в специально построенной церкви Иоанна Крестителя в районе Хебдомон. Эта история — только один из примеров, как сильно в IV в. вырос культ реликвий. А поэтому их стали обнаруживать все чаще и все больше, так сказать, идя навстречу пожеланиям верующих, и поклоняться им.
