Валерий Язвицкий - Вольное царство. Государь всея Руси
На другой день, в воскресенье, поезд великого князя, гремя тележными колесами по замерзшей грязи, прибыл в Лытню, что на реке Мсте, в пятидесяти верстах от Новгорода. Тут великого князя встречал уж другой народ, победней и попроще: небогатые бояре, купецкие старосты и купцы многие и житьи люди. Встречали великого князя все радостно, по обычаю вином, но жалобщиков и на этот раз не было.
В понедельник, двадцатого ноября, прибыл великий князь в Плашкино, где встречали его старые посадники и тысяцкие, бояре и житьи люди от Новгорода и поднесли ему в подарок каждый по меху вина.
Староста же городищенский, где хоромы великого князя, Ивашка Абакумов со всеми городищанами подарил государю своему бочку белого вина, полтораста яблок да блюдо винных ягод.[82]
Из Плашкина поезд великого князя на другой день, во вторник, прибыл в Городище, возле самого Новгорода. На пути сюда встречали великого князя и сопровождали посадники и множество народа всякого звания.
У себя в Городище Иван Васильевич отслушал обедню у Благовещения и обедал потом в своих городищенских хоромах. Владыка Феофил прислал сюда к дворецкому и конюшенному великого князя слуг своих Никиту Саввина да Тимофея Лунина кормы давать для княжого двора. Князь же этим обижен был, и тех слуг не захотел, и корму принимать от них не велел. Узнав об этом, Феофил тотчас же довел до бояр великого князя, что кормы отдавать приказал он наместнику своему Юрию Репехову, а Никита Саввин и Тимофей Лунин будут только подручными ему.
Потом сам владыка в тот же день был у Ивана Васильевича и бил челом сложить гнев на милость и звал к себе великого князя хлеба-соли откушать, но Иван Васильевич его не пожаловал. С волнением и тревогой отъехал владыка Феофил, а к ночи собрал тайно у себя на думу великих бояр, посадников и тысяцких, старых и степенных. Собрались все заправилы господы: Василий Ананьин, Федор Исаков, сын Марфы-посадницы, да Богдан Есипов, Иван Лощинский, Василий Максимов, Марфа Борецкая и другие богачи из великих бояр.
Все были мрачны, понимали грозящую им опасность.
– Неспроста он миром пришел, – первым заговорил степенный посадник Василий Ананьин, – ништо спроста он не деет. Чую, ограбит он всех нас. За земли наши боюсь ведь.
– Встречал яз великого князя на Волме, – вмешался Федор, – жаден он на дары-то. Злата, сребра и каменьев вельми хочет. Может, сим да почетом великим откупимся, сохранив свои вотчины.
– Боюсь, тщетно сие, – заметил владыка Феофил, – токмо мечтание. Получив много, захощет боле того. Огрешка наша великая в том, что после Шелони в докончании с Москвой верховный суд отдали князю московскому.
– Сего, отче святый, – возразил степенный тысяцкий Василий Масксимов, – не вернешь; близок локоть, да не укусишь. Одно оплечье у нас – король Казимир да Ахмат.
– Может, и братья великого князя, – заметила Марфа Борецкая, – он и у них вотчины грабит, кровных своих не щадит.
– Истинно сие, – сокрушенно подтвердил владыка Феофил, – сущий он волк ненасытный.
– А что, ежели, – взволнованно и тревожно оглядываясь, заговорил один из старых посадников, – что, ежели содеяти, как против отца его мыслили.
Все испуганно переглянулись, а владыка Феофил задрожал и замахал руками.
– Неподобно сие, – зашептал он свистящим голосом, – не можно сего было сотворити и с князем Васильем, а с Иваном Василичем и помыслити страшно. На сажень он сквозь землю все видит. Им все уж решено, и меры, о которых мы и не мыслим, им уж взяты! Чую аз, грешный, что безумны те, что захотят сие содеять, токмо сами погибнут и гибель Дома Святой Софии ускорят.
– Истинно, отче святый, рассудил ты, – проговорил твердо тысяцкий Василий Максимов, – силой против рожна не попрешь, токмо, как медведь, глубже рожон в брюхо собе всадишь.
– Что же и как нам деять, – послышалось со всех сторон, – как нам от Москвы спастись?
Наступило долгое молчание, которое прервал владыка Феофил.
– Дети мои, – заговорил он теперь спокойно, – откупаться надобно от князя Ивана покорностью и лаской, пирами чтить, дарить драгоценное. Алчность его утолять, а самим с королем и Ахматом сноситься тайно.
– Право сие, – подхватил степенный посадник Василий Ананьин, – надобно ему, как медведю, от которого бежишь, сначала рукавицы бросить. Пока косолапый их разглядывает, бежать. Настигать будет – шапку бросить, потом кушак, а напоследок и полушубок сбросить, лишь бы до подмоги добежать, с которой вместе и медведя убить можно.
Оживилось после этой речи все собрание, осмелело, согласились все с Ананьиным и один за другим стали предлагать, что делать.
– Пирами чтить великого князя, – говорили одни, – яств, питий и даров многих и дорогих не жалеть.
– Бросим, как медведю, золота, серебра, самоцветов, – поддерживали другие, – сукон ипских, зуба рыбьего.
– Парчу, бочки вин заморских давать будем! – кричали третьи. – Золотые корабленники, коней, лошаков и всякое ино добро!
Развеселились все, и слуги владычные по приказу архиепископа заставили столы сулеями с дорогими винами и чарками к ним, подав на закуску яблоки, изюм, винные ягоды и прочие лакомства, что ввозились в Новгород с Востока и Запада.
Беседа пошла ровней и спокойней. Первым выступил Богдан Есипов, который предложил владыке Феофилу начать чествование великого князя.
– Ты, отче святый, – сказал он, – глава церкви нашей новгородской и глава господы. Ты – первый в Новомгороде, от тобя и первая часть великому князю и наибогатые дары.
– А главное и то, – добавил Иван Лошинский, – что все земли Святой Софии ране были за князьями новгородскими.
– Истинно сие, – продолжал степенный посадник Василий Ананьин, – авось князь-то Иван насытится добровольными дарами и земель за собя брать не будет.
Говорили теперь уверенней меж собой, успокаивая друг друга, что великий князь московский не понимает, как, где и какую дань собирать в Кареле, у чуди и води, у чуваш и мордвы, в Югорской земле и прочих местах; что не ведает Москва, чем и как торговать с Ганзой, что Ганза все равно покупать все будет, как и прежде, только у Новагорода.
– Да и не разумеет великий князь, – закончил Федор Исаков, – как дань собирать, как из ее потом золото выжимать надобно. Легче ему готовое получать из наших рук. Пока же сие будет, успеем мы, как владыка сказывает, новые докончания добыть и с королем, и с ханом.
На другой день после совещания тайного, ноября двадцать второго, были у великого князя на обеде в Городище владыка новгородский, князь Шуйский-Гребенка, посадник степенный Василий Ананьин, а также многие старые посадники и тысяцкие с боярами.
Пир был торжественный, и все на нем совершалось так, будто обе стороны в полном мире и согласии радостный праздник празднуют. Но в тот же день, после пира у князя, когда стали приходить во множестве, один за другим, жалобщики новгородские, сразу все обернулось по-иному. Приходили к великому князю и сами новгородцы и многие житьи люди из окрестностей Новгорода – из Старой Русы и других поселков и монастырей. Одни били челом великому князю, прося приставов, дабы не грабили их воины московские; другие жаловались князю московскому на своих же новгородцев.
– Государь, – говорили они, кланяясь низко, – наша земля много лет по своей воле живет, и о великих князьях не помнит и не слушает их. А много зла было и есть в земле нашей: убийства, грабежи и целых хозяйств внезапные и беззаконные разорения ото всех, кто сие свершить силу имеет. Спаси, государь, прекрати неисправления сии и зло от них великое.
Дьяки и подьячие великого князя все жалобы от жалобщиков принимали и все их записывали.
Слухи и разговоры о жалобах великому князю, который был уж у себя на Городище, взбудоражили все концы и улицы Новгорода. Резче пошли трещины вширь и вглубь меж богатыми и бедными, меж сильными и слабыми, и ясно увидел Иван Васильевич, что бояре новгородские хотя и таятся, а все против Москвы, и захотел он поскорей нанести боярству могучий удар. Ведомо было великому князю и то, что все слабые и бедные следят за каждым шагом его и с волнением и радостью ждут удара по насильникам.
Ноября двадцать третьего въехал великий князь в свою вотчину, в Новгород.
Архиепископ Феофил со всем духовенством в праздничных ризах встретил великого князя крестным ходом с иконами и хоругвями, в сопровождении всех клиров церковных и монастырских. За духовенством шли густой толпой посадники, тысяцкие, бояре, житьи люди, купцы, всякие мастера, старосты концов и улиц и все черные люди.
Пред церковью Святой Софии великий князь принял благословение от владыки Феофила и вошел в храм вместе с клиром церковным. Здесь просил он отслужить молебен и приложился к образам Спасителя и Божьей Матери. После этого сам владыка торжественно совершил литургию. Великий князь, усердно молясь, отслушал ее до конца. После же окончания службы церковной поехал он со всеми своими князьями, боярами и воеводами обедать к архиепископу и был за столом владыки Феофила весел, охотно пил и ел у него. Многими дорогими дарами одарил его глава новгородской церкви и, окружив Ивана Васильевича великим почетом, проводил его на Городище с вином, а даров повез: три постава ипского сукна, сто золотых корабленников и зуб рыбий, да проводного – бочку вина красного и бочку вина белого…
