Юрий Нагибин - Музыканты. Повести
— Гони доллар, — потребовал Кальман.
Чарльз унаследовал отцовскую нетороватость. С крайне кислым видом он достал из кармана доллар и отдал отцу.
— Больше не играю, — сказал он хмуро, — три доллара за одну прогулочку — многовато.
— Я считался чемпионом этой игры, когда тебя и в проекте не было, — горделиво сообщил отец. — Так и быть: получите мороженое. Принимаю заказы.
— Мне шоколадного! — быстро сказала Лили.
— А мне орехового, — решила Илонка.
— А мне шоколадного и орехового! — плотоядно сказал Чарльз.
— Пожалуйста. Мне не жалко. Оплата из твоего проигрыша.
Напоминание о проигрыше вновь погрузило Чарльза в пучину мрачности.
Они заметили черную машину у портала Земледельческого банка.
— Кажется, это Верушка, — сказал Кальман. — Ну, детки, быстро попрощайтесь с мамочкой, не задерживайте ее. Мамочке нужно в Южную Америку. И не говорите, что я здесь.
Он спрятался за колонну, а дети побежали к матери.
Верушка схватила их, принялась целовать, глаза ее затуманились слезами.
— Милые вы мои!.. Бедные вы мои!..
При этих жалобных словах маленькая Илонка начала кукситься, сама не понимая с чего.
— Ну мама!.. Ну чего ты?.. — капризно сказала Лили.
— Сиротки бедные!.. Чарли, мальчик мой!.. Да как же я буду без вас?.. А вы без меня?..
Лили начала покусывать губу, Чарльз, и без того расстроенный проигрышем трех долларов, часто заморгал.
— А где же он… голубок мой старенький?.. — острые глаза молодой женщины углядели спрятавшегося за колонну Кальмана. Она кинулась к нему.
Кальман казался очень смущенным тем, что Верушка его обнаружила.
— Ты прости, Верушка, я не хотел…
— Какой ты небритый, запущенный!.. За тобой никто не смотрит!..
— Я не успел побриться… А ну, ребята, оставьте маму в покое. Она спешит…
— Как ты можешь, Имрушка?.. Спешит!.. При виде этих ангелов!..
— Тебе надо собраться. И неловко перед твоим мужем.
— О чем ты говоришь? Забудь об этом человеке. Я никуда не еду.
— Он что — обманул тебя? — вскипел Кальман. — Тогда он будет иметь дело со мной!
— Угомонись, Имрушка!..
— Не угомонюсь! — вскричал бесстрашный Кальман. — Я заставлю его жениться. Я вызову его на дуэль. По матери я из рода отважных куруцев. О, Верушка, ты увидишь, как дерется потомок не ведавших страха. — Кальман сделал выпад воображаемой шпагой. — Это будет удивительный пример этнического возрождения. Я приведу его на веревке к алтарю.
— Успокойся, Имре, мы давно зарегистрировали наш брак. Он безумно любит меня.
— Попробовал бы не любить! — кровожадно сказал Кальман.
— Но я поняла, что не люблю его… Я люблю вас, мои единственные. Я даже не знала, что так привязалась к тебе, дорогой ты мой!
— Верушка, — глубоким голосом сказал Кальман, — я никогда не позволю себе разрушить чужую семью.
— Какая там семья! — отмахнулась Вера. — Вы моя семья. Мама остается с вами.
— Мама остается, мама остается! — обрадовались дети.
— Но мне неудобно перед этим человеком… твоим мужем, — жалобно сказал Кальман. — Судя по всему, он славный малый.
— Много ты знаешь!.. Истерик, скандалист, по три раза в день кончает самоубийством. Орет и плачет по каждому поводу. Ревнив, как мавр, хотя сам — французик из Бордо-дри-дри. Красивый дурак и сумасшедший. К тому же лопух, перевел на меня почти все деньги.
— Верушка, — очень серьезно сказал Кальман, — если ты действительно хочешь вернуться, то отдай ему все деньги до копейки. И ты придешь домой в том, в чем ушла. Иначе дверь окажется на замке.
В доме Кальманов готовилось большое торжество. И это крайне волновало маленькую Илонку.
— Ну, Лили, — приставала она к сестре, — разве сейчас рождество?
— Какое рождество, дурочка?
— А почему — ящики, коробки? Я думала, это подарки от Санта-Клауса.
— У нас сегодня свадьба. Папа и мама женятся.
— А разве они неженатые?
— Нет!.. Отстань!..
— Значит, мы незаконные, — последовал весьма логичный для невинного дитяти вывод.
— Дура, дура и дура! — выгадывая время, бранилась Лили. — Мы совершенно законные. Папа и мама были женаты, потом сделали перерыв, как отпуск или каникулы, а сейчас отдохнули и опять женятся.
— И будут новые законные дети? — полюбопытствовала Илонка.
— Это я тебе не скажу, — по-взрослому неискренне ответила Лили. — Детей, как ты знаешь, приносит аист. Если они его хорошенько попросят…
— Они не будут просить, — задумчиво сказала малышка. — Мама так бережет фигуру…
Лили не успела отозваться на слова сестры. Дверь распахнулась, впустив некий драгоценный блеск, сверк — невозможно было сразу постигнуть, что это: поток драгоценного металла, хрустальный водопад, сгусток серебристого света или чудо, не имеющее разгадки, а затем определилось, что это дивный, переливчатый, нежнейший мех, некогда приютивший тело Греты Гарбо, а сейчас с не меньшим успехом укутавший девичью фигуру Веры.
Девочки замерли в молитвенном экстазе, и тут вошел Имре Кальман.
— Лили, Илона, марш отсюда! — с непривычной строгостью скомандовал он дочерям, взор которых горел не детским, а женским огнем.
Когда те с неохотой вышли, с его трясущихся губ слетело:
— Ты нарушила уговор. Свадьбы не будет.
— С ума сошел, Имрушка? Я назвала столько гостей! И какой договор я нарушила?
— Эта шуба стоит целое состояние. А я сказал: вернись, в чем ушла, и ни гроша чужих денег.
— Как ты меня напугал! Можешь успокоиться — тут только твои деньги.
Но это сообщение отнюдь не успокоило Кальмана, скорее наоборот.
— Господь с тобой! У меня нет таких денег.
— Поищи. Найдутся. Это твой свадебный подарок.
— Я не могу дарить тебе шубку ценою в двадцать тысяч долларов.
— В сорок, милый. Попробуй купить платиновую норку такого качества за двадцать тысяч. А эта не хуже, чем у Греты Гарбо. Я тогда еще поклялась иметь такую же.
— Ты губишь меня!..
— Я тебя спасаю. Ты не понял Америки. Здесь все решает реклама. Нищий Кальман никому не интересен. Кальман, дарящий жене шубу за сорок тысяч, нужен всем. Моя шуба принесет тебе несказанный успех!..
На рассвете из дверей кальмановского дома вывалились сильно подгулявшие гости. Мужчины в помятых, залитых вином фраках, дамы в не менее пострадавших вечерних туалетах.
— Недурно погуляли! — заметил один из гостей. — У европейцев есть чему поучиться.
— Но старик Кальман каков! — подхватил другой. — Увел лучшую женщину!..
— Да, — с серьезным видом согласился первый. — Прежняя жена была не бог весть что, эта — высший класс!..
И, расхохотавшись, разошлись по машинам…
А Верушка оказалась пророком. Шубка сработала. Кальману предложили концертное турне по всей стране. Очнулся Голливуд: Луис Б. Майер, один из шефов крупнейшей студии «Метро Голдвин Майер» приобрел право на постановку «Марицы». Подзабытые оперетты снова вошли в моду. Он даже тряхнул стариной и разразился слабой «Маринкой» о некогда нашумевшей и давно всем надоевшей в Европе Майерлингской трагедии, когда кронпринц Рудольф застрелил свою любовницу баронессу Мари Вечора и покончил самоубийством сам. Но и на это вялое творение усталого духа повалили валом. Америка всегда поклонялась удаче.
Открытый дом
Кальманы зажили на широкую ногу. Таких приемов не бывало даже в цветущие венские дни. За столом сходились мировые знаменитости, князья по происхождению и князья духа: наследный принц Отто Габсбург чокался с писателем-изгнанником Эрихом Марией Ремарком, прославленный режиссер Эрнст Любич спорил с Джорджем Баланчиным, а им ласково внимали маленький Артур Рубинштейн и дылда-княгиня Талейран де Перигор.
Кальман предпочитал этим шумным сборищам занятия с сыном, обнаружившим несомненный музыкальный талант. Чарли доверил отцу великую тайну: он сочинял сонату ко дню рождения мамочки. С рубиновыми от волнения ушами, он играл адажио, когда ворвалась перевозбужденная Верушка в полном параде, то есть почти обнаженная.
— Имре, ты не переодевался?
— Дай нам кончить урок.
— Завтра наиграетесь. Чарли, марш на свою половину!
Сын послушно собрал ноты и вышел.
— Почему такая паника?
— Ты забыл?.. Я пригласила Грету Гарбо.
— Ну и что с того? Мало мы перевидали голливудских див?
— Имрушка, постыдись! Гарбо — не дива. Это великая актриса.
— И великие были, — скучным голосом сказал Кальман. — Марлен Дитрих, Ингрид Бергман. Бет Девис, кто-то еще.
— Гарбо — это Гарбо. Она никому не чета. И потом — это мой реванш.
— Как — а шубка?..
— Этого мало. Она видела меня продавщицей.
