Марк Твен - Жанна дАрк
Потом король распустил это благородное героическое воинство; знамена были свернуты, оружие сложено: позор Франции был довершен. Ла Тремуйль получил венец победителя; Жанна д'Арк, непобедимая, была побеждена.
Глава XLI
Да, я сказал правду: Жанна держала в руках Париж и Францию и попирала пятой Столетнюю войну, но король заставил ее разжать пальцы и сдвинуть стопу.
После того месяцев восемь ушло на скитанья с королем, с его советом и с его веселым, щегольским, пляшущим, любезным, шутливым, поющим серенады и развлекающимся двором – скитанья из города в город и из замка в замок; такая жизнь нравилась нам, членам личной свиты, но Жанне была не по душе. Впрочем, она только видела эту жизнь, но не принимала в ней участия. Король искренне старался сделать Жанну счастливой и проявил в этом случае крайне ласковую и неизменную заботливость. Все остальные должны были нести на себе тяжелую цепь строгого придворного этикета, но она была свободна, она пользовалась особыми правами. Один раз в день она должна была принести дань учтивости, сказав королю любезное слово, – и больше от нее ничего не требовали. Само собой понятно, она сделалась отшельницей и целыми днями горевала в отведенных ей палатах; размышления и молитвы скрашивали ее досуг, а составление отныне несбыточных военных планов служило ей развлечением. В воображении своем она отправляла отряды войск из разных пунктов с таким расчетом предположенных расстояний, сроков, даваемых каждому отряду, и условий местности, чтобы все части войск встретились в наперед заданный день или час и немедленно соединились для начала сражения. То была ее единственная игра, единственная отрада, облегчавшая ей бремя печали и бездействия. Она занималась этой игрой целыми часами, как иные занимаются игрой в шахматы; она увлеклась игрой и таким образом отдыхала умом и исцелялась сердцем.
Конечно, она не жаловалась. Это было не в ее нраве. Она принадлежала к тем, что умеют страдать безмолвно. Но… все-таки она томилась, как запертый в клетку орел, и тосковала по вольному воздуху, по горным высотам, по диким красотам мятежной стихии.
Франция в это время изобиловала бродягами: то были солдаты распущенных войск, готовые ухватиться за любое дело, которое им будет предложено. Неоднократно, когда унылый плен становился невыносим для Жанны, она получала разрешение набрать отряд кавалерии и почерпнуть новые силы в бодрящей стычке с врагом. Эти поездки действовали на ее настроение, как освежающее купанье.
Дело было при Сен-Пьер-ле-Мутье; вспомнились нам прежние времена, когда она повела атаку за атакой и, будучи несколько раз отражена, снова шла на приступ, горя усердием и восторгом; но наконец метательные снаряды начали падать столь невыносимо часто, что старый д'Олон, который был уже ранен, затрубил отбой (король сказал ему, что он головой отвечает за безопасность Жанны); и все ринулись вслед за ним… как он предполагал. Но когда он обернулся, то увидел, что мы, члены свиты, продолжаем рубить вовсю. Он поехал назад и уговаривал Жанну вернуться: «Не безумие ли – оставаться здесь, имея какую-нибудь дюжину людей?» – сказал он. Ее глаза сверкнули веселостью, и она повернулась к нему, воскликнув:
– Дюжина? Во имя Господа, у меня пятьдесят тысяч солдат, и я не тронусь с места, пока мы не возьмем сего укрепления! Трубить атаку!
Он повиновался, мы перемахнули через стены, и крепость была наша. Старик д'Олон вообразил, что она бредит; в действительности же она хотела лишь сказать, что чувствует в своей груди мощь пятидесяти тысяч воинов. То было фантастическое сравнение; а между тем, на мой взгляд, она сказала сущую правду.
Затем было дело близ Ланьи, где мы четыре раза подряд атаковали с открытого поля окопавшихся бургундцев; четвертый приступ принес нам победу. При этом наиболее ценной добычей был взятый нами в плен Франкэ д'Аррас, беспощадный хищник и грабитель всех окрестных мест.
Было еще несколько подобных стычек; и, наконец, в последних числах мая 1430 года попали мы в места, находившиеся недалеко от Компьена. Жанна решила идти на помощь этому городу, который был тогда осажден герцогом Бургундским.
Незадолго перед тем я был ранен, а потому не мог без посторонней помощи ехать верхом; но добрый Карлик усадил меня за своей спиной, и, держась за него, я был в сравнительной безопасности. Выступили мы в полночь; моросил теплый дождь, и мы подвигались медленно и осторожно, соблюдая мертвую тишину, так как нам предстояло проскользнуть через вражеские войска. Нас окликнули только один раз; мы не ответили, но, сдержав дыхание, продолжали упорно и тихо пробираться дальше и беспрепятственно миновали опасные места. Часа в три или в половине четвертого мы подошли к Компьену. На востоке только что начал пробиваться серый рассвет.
Жанна сейчас же принялась за работу и, совместно с Гильемом де Флави, городским военачальником, составила план действий: решено было под вечер устроить вылазку и напасть на врага, расположившегося на другом берегу Уазы, на равнине. Одни из городских ворот имели сообщение с мостом, конец которого, на том берегу, был защищен укреплением, так называемым бульваром; этот бульвар в то же время господствовал над дорогой, которая тянулась в виде насыпи к деревне Маргюи, пересекая всю долину. В Маргюи стоял отряд бургундцев; другой отряд расположился в Клеруа, милях в двух вверх по течению; а в полуторах милях вниз по течению, в Венетте, стояли англичане. Таким образом, расположение войск можно было сравнить с луком, готовым выпустить стрелу: дорога – это стрела, на оперенном конце которой находился бульвар, а около острия – Маргюи; Венетта – на одном конце дуги, Клеруа – на другом.
Жанна решила двинуться по дороге прямо к Маргюи, взять деревню приступом, затем быстро свернуть направо, в Клеруа, овладеть и этим лагерем и наконец переменить фронт и приготовиться к решительной битве, так как позади Клеруа находился герцог Бургундский с запасными войсками. Лучники и артиллерия, под начальством заместителя Флави, должны были находиться в бульваре, чтобы английские войска не могли подойти снизу, захватить дорогу и отрезать Жанне путь к отступлению, в случае если это представится ей необходимым. Кроме того, вблизи бульвара предполагалось поместить флотилию вооруженных судов, в качестве вспомогательного прикрытия на случай отступления.
Было 24 мая. В четыре часа пополудни Жанна выступила из города во главе отряда из шестисот всадников – то был последний в ее жизни поход.
Сердце мое надрывалось. Мне помогли взобраться на городскую стену, и я видел оттуда значительную часть того, что произошло; остальное мне рассказали много времени спустя наши рыцари и другие очевидцы. Жанна переехала мост и вскоре оставила бульвар за собой; она мчалась по дорожной насыпи, и звонко отдавался топот ее конницы. Поверх своих лат она накинула сверкающий, шитый серебром и золотом, короткий плащ, и я видел, как он блестел, развевался и трепетал, словно белое пламя.
День был ясный, и можно было далеко обозреть всю долину. Вскоре мы увидели быстро и в полном порядке приближавшийся отряд англичан; их латы так и сверкали на солнце.
Жанна обрушилась на бургундцев в Маргюи, но была отражена. Между тем из Клеруа подступали новые силы бургундцев. Жанна собрала своих солдат и опять произвела нападение, но опять получила отпор. Две атаки подряд отняли немало времени, – а время было тут очень дорого. Англичане из Венетты уже приближались к дороге, однако бульвар начал палить из пушек, и это их задержало. Вдохновенной речью Жанна ободрила своих людей и отважно повела их снова на приступ. На этот раз она взяла Маргюи, и грянуло «ура». После того она сразу повернула вправо, помчалась по равнине и наскочила на отряд, который только что подходил из Клеруа. Закипел жаркий продолжительный бой. Два войска сталкивались, теснили друг друга назад, и победа склонялась то в одну сторону, то в другую. Но вдруг в наших рядах произошло смятение. Рассказывают об этом различно. По словам одних, пальба из орудий поселила в передовых рядах мысль, что англичане успели отрезать путь к отступлению; по словам других, задние ряды почему-то вообразили, что Жанна убита. Как бы то ни было, солдаты наши растерялись и беспорядочной толпой побежали к дороге. Жанна пыталась их ободрить и заставить повернуться лицом к врагу, крича, что победа нам обеспечена, но – все напрасно: они расступились и пронеслись мимо нее, точно волна морская. Старый д'Олон умолял ее отступать, пока была еще возможность спасения, но она отказалась. Тогда он схватил поводья ее лошади и насильно умчал ее вслед за смятенным войском. И эта дикая толпа обезумевших людей и лошадей добежала до самой дороги. Пальбу из пушек пришлось, конечно, прекратить, а это дало англичанам и бургундцам возможность благополучно сплотиться: одни стояли спереди, другие надвигались с тыла. Французы были оттеснены этим потоком под самые стены бульвара, и там, загнанные в угол, который был образован боковой стеной бульвара и скатом дорожной насыпи, они вступили в последний отважный бой и пали один за другим.
