Волки Дикого поля - Алексей Павлович Пройдаков
Киевское войско, шедшее в арьергарде, было самым дисциплинированным, всеобще оружным и настороженным. Воевода Иван Дмитриевич расслабляться никому не позволил.
– Мы в чужой степи, – говорил он строго. – Неведомо, кто возникнет за курганом или вынырнет из оврага. Да и вояки впереди сами видите какие… Самим себя блюсти надобно.
Киянам не позволялось пить хмельное или рассупониваться на привалах.
Воевода сожалел о том, что припозднился с гонцом в Ростов Великий. Теперь Олёша Попович может не успеть к Лукоморью, к которому войско уже приближалось. Да уже и незачем, видимо, работы и самим достанется немного.
Вот и к речушке Калке выходить стали.
На каменистых берегах разбили лагерь.
Оставив вооружение, усталые, запотевшие, запылённые воины кинулись к её мутной влаге, чтобы ополоснуться…
Ближе к вечеру Мстислав Мстиславич послал половцев с Яруном осмотреть степь за речушкой. Сбегали быстро. Доложили, что монголы есть, но совсем немного.
«Добро!» – молвил князь Удатный, доставленные «сведения» вполне укладывались в схему нарисованной им победоносной битвы.
А ведь именно эта отвратительно проведённая разведка стала одной из основных причин страшного поражения. Разведчики Яруна даже не попытались распознать, каковы размеры сил врага, где расположены…
Это во внимание брать уже никто не желал, в конечной победе не сомневались.
Киевский воевода Иван Дмитриевич, не доверяя «половецкой своре», решил сам сходить за Калку.
– Возьми хотя бы десяток, – уговаривал Мстислав Романович.
– Много народа – много шума. Хватит двоих, великий князь.
– С Богом! Да не нарывайся там шибко и вертайся вборзе.
– Добре!
Тихо речушку перешли вброд. Тихо двигались степью, ни одно удило на лошадях не звякнуло.
Дремотная луна сонно и мутно подсвечивала путь.
Проскакали несколько поприщ вглубь, никого не встретив.
Величавые курганы и каменистые холмы казались шеломами ратников, навеки уснувших среди этого зелёного раздолья.
Иван Дмитриевич уже решил возвращаться, когда где-то совсем вблизи послышалось невнятное, приглушённое конское ржание. Прокатилось быстрым эхом, но на него откликнулись ещё несколько лошадей…
И сразу стало ясно, что много их здесь.
Малый дозор русичей почти лоб в лоб столкнулся с монголами. В смертном лунном сиянии на огромной ложбине правильными рядами стояли чёрные вражеские всадники, как вестники ада.
«Израда!»
Душа и сердце старого воина переполнились неизбывным отчаянием: «Это конец!»
Последний княжеский совет
Последний совет князей проходил в шатре Мстислава Удатного, который чувствовал себя вдохновителем и созидателем грядущего разгрома неприятеля и вёл себя как хозяин положения.
– Надобно утром переправляться на ту сторону и дать монголам настоящий бой! – заявил он непреклонно.
– А по мне, и здесь место для обороны доброе и незачем переправляться, – отвечал киевский князь, ему порядком надоела спесь и заносчивость двоюродного брата.
Он бросил на него взгляд, полный неприкрытой ненависти.
– Да и полно, Мстислав Мстиславич, русич ли ты?
– О чём спрос? – рявкнул тот, заёрзав на месте.
Участники совета приподняли головы, даже те, кто дремал.
– Не кочевник ли ты кровожадный, как твой тесть Котян? – продолжал киевский князь, сверля взглядом. – Это ведь ты дозволил своим друзьям-дикарям половецким разорвать на части вражеского тысячника? Человеческое ли это деяние? Достойно ли такое деяние русича? Русич к врагам жесток, но милосерден к поверженным. А ты?! Не впервой кровоядность твоя проявляется.
Мстислав Удатный посмотрел на Мстислава Романовича с неодобрением и рассмеялся. Смех подхватили и его удельники, но вышло неловко.
– Брань и есть брань, – ответил внушительно, но тут же сменил тон, не желая ввязываться в очередную свару. – О том ныне не станем, великий князь. Коль тебе жаль монголов, позже потолкуем…
Несколько князей, доныне молчавших, после отповеди великого киевского князя выразительно зашумели.
Особенно настойчиво негодовали Андрей Туровский, Александр Дубровицкий, братья Изяслав Дорогобужский и Святослав Шумский.
– В поединке либо во всеобщей схватке одолеть врага – честь и слава любому воину, – сказал Андрей Иванович Туровский. – Ты, Мстислав Мстиславич, поступил нечестно, ты поступил, как кровожадный язычник.
Мстислав Удатный сделал попытку ухватиться за меч.
– Вот этого тебе никто не позволит, галицкий князь, – покачал головой Изяслав Ингваревич Дорогобужский. – При всём нашем к тебе почитании…
– Спрячь меч и не позорь его! – рявкнул киевский князь. – После битвы говорить станем на княжеском совете. Тебя не заботит, вероятно, что ты не только себя, но и всё воинство русское своим поступком опорочил. Эх, Мстислав!
Князь Удатный фыркнул, руку с рукоятки меча убрал.
Продолжил, как ни в чём не бывало:
– Переправляться надобно. Вспомни, Мстислав Романович, что ранее ты был супротив перехода через Днепр. Все помнят. Ежели б слушали мы тебя, до сих пор у Варяжского острова рыбу ловили. А ныне глянь, сколь степи за нами, а вот куда утекают монголы – непонятно.
И опять раскатисто засмеялся.
– Правильно ты говоришь: непонятно. Непонятно, где они, сколько их? Так что ты зря глумишься, Мстислав, – отозвался киевский князь. – Кабы завтра не пришлось тебе и всем нам плакать слезьми кровавыми. Вражеская непонятность может обернуться злым лихом… На месте стоять надобно, ожидая, покуда ворог сам себя проявит.
– В самом деле, не брань, а какие-то догонялки с девками, – подал голос черниговский князь.
– Твой воевода не принес достойных вестей, – заявил Мстислав Романович. – Стало быть, недоговорил или блядословит. А я не доверяю всем этим шишам половецким, которые способны только над пленными изгаляться, а Яруну твоему бесчестному – тем паче! За Калку пошли мои дозорцы с Иваном Дмитричем, и покуда они не возвернутся, я с места не тронусь.
– Мой Ярун и твой Иван – это небо и земля, – всё больше гневаясь, отвечал князь Удатный. – Твои в степи ничего не смыслят… Мои видят всё, а твои и бабы каменной не приметят. Хочешь стоять на месте – за-ради Господа Бога. Только добыча военная достанется тем, кто к битве рвение проявляет.
– Не мыслишь ли ты себя её делёжником?
– А хоть бы и так!
– Тогда я с такого совета ухожу.
– Иди-иди! Без тебя управимся.
Мстислав Романович, уходя, повернулся и сказал:
– Удаль твоя, Мстислав, всякий раз Русской земле большой кровью возвращается. На Липице ты был к русичам ой как немилосерден, раненых бессердечно дорезал… И всё за-ради славы своей пустяшной. Ныне, как я чаю, будет то же самое, ради своей славы ты положишь несколько полков, не задумываясь, куда и зачем. Ну да, ты ведь архистратиг и славой безмерно осиян! Так вот, я ухожу от такой твоей славы, а помощи от меня не ожидай.
Следом ушли и
