Валентин Рыбин - Семь песков Хорезма
— Пока что не пойму, о чем говоришь, — отозвался Атамурад. — Меня долго не было в Хорезме, ездил на Челекен к русским. Вот вернулся и решил навестить тебя, посмотреть, хорошо ли живешь. Не съел ли тебя новый хивинский маградит?
— Значит, правду говорили люди, что ты к русским уехал,— с сожалением произнес Кара-кель. — Ну что же, тем приятнее тебе будет узнать радостную весть, Сеид-Мухаммед-хан, как только сел на трон, сразу пошел на уступки туркменам. Сначала, конечно, хотел взять нас силой: прислал главного диванбеги Рамакаюз-баши. Тот говорит: «Пусть туркмены вернут все награбленное!» Наши аксакалы в ответ ему: «Нет на свете страны без воров и разбойников. За отдельных гнусных людей мы отвечать не можем!» Уехал Рамак ни с чем, а теперь сам хан согласился с нами, сказал: «Можете награбленное не возвращать, но чтобы впредь не было между хивинцами и туркменами распрей, — переселяйтесь поближе к Хиве. Даю вам лучшие земли по Хазараспской дороге, на Беш-арыке. Будете жить там и служить у меня самыми почетными воинами-мех ремами, никаких налогов с вас брать не буду». Вот так, Атамурад-сердар... Мы добились того, что хотели. Ты боялся, что Хива сделает нас рабами, но, как видишь, за нами остается полная свобода. Соглашайся, Аташ, поскорее на переселение, а то будет поздно!
Атамурад съежился от такой вести. «Это не только хитрость хана, но и коварство — заманить туркмен и окончательно закабалить их. Ханы и сердары, конечно, будут мехремами, а простой народ станет ишачить на полях и во дворах богатых хивинцев!» И он сказал с сожалением:
— Кара-кель, это еще одна, самая страшная твоя ошибка! Она ведет к тому, что ты вместе с хивинским ханом будешь пить кровь собственного народа! Пока не поздно, одумайся! Сбрось с себя хивинскую одежду и верни хану титул бия, который он тебе дал! Давай соединим наших людей и захватим Хиву! Мы образуем общину, и управлять Хорезмом будет совет старейшин — маслахат!
— Ты заблуждаешься, как ягненок, Аташ! — возму тился Кара-кель. — Я же знаю, что ты был у русского генерала и он свернул тебе мозги набок. Ты хочешь угодить России и тянешь за собой всех нас! Но ты предаешь не только своих туркмен... Ты предаешь всех мусульман. Ты же знаешь, что эмир Бухары, хан Ко канда и все ахуны и ишаны объявили русским священную войну — газават!... Кто посмеет пойти против ислама, а тем более будет помогать в войне белому царю, того ждет на этом свете страшная смерть, а на том он будет корчиться в геенне огненной... Это ты понимаешь?! Поезжай, Атамурад-хан, в Куня-Ургенч да поторопи своих соплеменников поскорее становиться под знамена ислама! У меня больше нечего тебе сказать... Аминь... — Кара-кель провел ладонями по бороде, дав понять, что разговор окончен.
— Ладно, Кара-ага, мы подумаем, — пообещал Атамурад и распрощался с хозяином дома.
Вскочив снова в седло, Атамурад уже не мог спокойно ехать, его подгоняла отчаянная мысль: «Только бы не опоздать! Только бы успеть собрать всех: тогда посмотрим — кто кого?!»
Останавливаясь в каждом туркменском селении на час-два, Атамурад оповещал всех: «Люди, не поддавайтесь обману! Кара-кель назвался бием, чтобы всех вас сделать рабами хивинского хана!..»
XI
Вновь затревожились сыны песков: джигиты схватились за сабли, готовили коней к выезду; старики-аксакалы сходились, ведя долгие толки. Свадебный той, однако, был назначен, и состоялся он в намеченный день по строго заведенному обычаю. Ранним утром собралось на Ашаке множество народу. Съехались с ближайших кошей и с отдаленных мест иомуды. Задымили у кибиток тамдыры, разнося ароматный запах чурека, заку рился пар над котлами с пловом. Пока готовилось угощение, все смотрели на степь, в сторону соседнего селения, откуда должны привезти невесту. Шли суды-пересуды — кто она, откуда, неужто та самая девчонка, которую еще Аманнияз привез из Мерва? Если так, то эту рабыню Атамурад мог бы сделать своей женой без почестей. Женился бы сначала на какой-нибудь знатной туркменке из соседнего рода... Пока судили и рядили, вдали над пустыней поднялось облако пыли, и вот ринулся туда народ и понеслись крики:
— Скачут, скачут! Атбашчи (Атбашчи — мужская часть свадебного поезда) скачут!
Вот они первые вестники начавшегося тоя. С полсотни парней на кровных ахалтекинских жеребцах, размахивая яркими лоскутами, промчались по пустырю вдоль кибиток, где после свадебного ритуала пройдут скачки на конях и верблюдах, где будут состязаться пальваны и доставать платки джигиты в игре яглыга-товусмак. Но пока что промчавшись по пустырю, атбашчи направили коней к собравшимся гостям. А вот и свадебный поезд с невестой. Целый караван украшенных верблюдов, на каждом женщина в бордовом кетени, борык венчает ее голову, грудь украшена брошью и подвесками из монет и серебряных пластинок, — это гелнанджи (Гелнанджи — женская часть свадебного поезда), сопровождающие невесту. Паланкин с невестой в середине на лучшей верблюдице... Остановился свадебный караван, осадили верблюдов, сняли паланкин, понесли во двор. Посыпались под ноги идущих монеты и конфеты. Дети, вертясь волчком, бросались за деньгами и сладостями, а невесту внесли в юрту, стоящую посреди двора, посадили на ковер, велев ждать жениха. Зазвучали струны дутаров, запели баяши, зашумел возгласами радости и веселья свадебный той...
Все шло хорошо, да душа у Атамурада не была спокойна: от предчувствия недоброго холодело сердце. И вот с Капланкыра спустился в долину небольшой отряд всадников, насторожив всех. Джигиты на всякий случай схватились за ружья, коней оседлали. Но вскоре выяснилось — приехал из Кунграда старый друг Атамурада, вместе учились в хивинском медресе и за головой Мадэмина ходили вместе — каракалпакский сердар Мухаммед-Фена В минуту встречи не подал он вида, что приехал не только на той, но и с важной вестью. Сердечно поздравил Атамурада с женитьбой, пожелал счастья и только потом, когда той пошел своим чередом — люди свыклись и забыли о присутствии каракалпаков, — Мухаммед-Фена с беспокойством сказал Ата мураду:
— О тое твоем, сердар, я не знал и не ведал. Другая забота привела меня к тебе. Послы хивинского хана из Оренбурга едут.
— Разве Сеид-Мухаммед отправлял в Россию своих послов? — насторожился Атамурад. — Что-то я не слышал о таком.
— Многое мы не слышали и не знали, пока я не взял за горло кунградского есаул-мехрема. Оказывается, твоих людей, которых ты отправил в Москву прошлым летом, хивинцы схватили, отрубили им головы и послали своих к белому царю. Они целый год были в гостях у русского императора, а теперь едут назад и везут о собой в Хиву русское посольство. Говорят, они обменялись грамотами, заключили между собой мир и затевают небывалую торговлю. Вот так, Аташ... — Мухаммед-Фена задумался,
— Откуда узнал об этом? — не поверил Атамурад.
— Люди мои из Оренбурга приехали, рассказали. В России много перемен. Царя нового, Александра II, короновали... Оренбургский начальник, генерал Перовский, умер... Теперь новый появился — Катенин. Он будет провожать свое и хивинское посольство до Эмбы, а потом — Игнатьев...
— Кто такой Игнатьев?
— Он полковник, главный в русском посольстве, Он едет в Хиву, к Сеид-Мухаммед-хану.
— Да, Мухаммед-Фена, невеселые ты мне привез вести на мой той, — озабоченно проговорил Атамурад.
— Плохие вести... Если бы ты их привез вчера, я бы отказался от тоя. Не до веселья сейчас, Надо действо вать... Давай поговорим с моим отцом.., Ты иди к нему и расскажи... А мне надо быть веселым до конца тоя...
Кумыш, сидя в свадебной кибитке, не могла дождаться, когда же кончится людское веселье. Голова у нее болела от сильного волнения и усталости. К тому же она была закутана с головы до ног, так что дышать трудно. Но вот наступил самый страшный и радостный миг для нее у юрты послышались голоса, началась суматоха — это гелнанджи, не желая жениха пускать к невесте, требовали от него подарки. Наконец, Атамурад вошел, огляделся.
— Жива ли ты, Кумыш? Слава Аллаху, теперь мы вместе.
— Ах, Атамурад, мне так душно. У меня болит голова.
— Да сними с себя все это и ложись спи. Я еще немного побуду с каракалпакцами, потом приду.
Он ушел от нее, едва затих той. Направился в отцовскую кибитку, где с Рузмамедом, озабоченно беседуя, сидел Мухаммед-Фена. Они замолчали, увидев Атаму-рада, и вновь заговорил Рузмамед:
— Старики наши помнят и передают внукам о тех, далеких временах. Мне тоже мой дед рассказывал, как при русской царице Елизавете отделились каракалпаки и приняли российское подданство. Вся страна от Сыра до левых протоков Амударьи запросилась под крылья русского орла. Однако кайсакский хан Абул-хайр воспротивился этому, напал на каракалпаков. Малосильным что оставалось делать? Переселились они на запад Арала, к Жамандарье. А тут хивинский хан увидел, что добыча к нему сама в руки идет—взял да закабалил переселенцев, С тех пор много раз мы восставали против Хивы, да силенок сбросить Хива-хана не хватало. Боюсь, Мухаммед-Фена, и на этот раз побьют вас хивинцы.
