Марк Орлов - Сказания и легенды средневековой Европы
В 1626 г. в Лудене был основан женский урсулинский монастырь. Первоначально в нем было всего 8 монахинь. Они явились в Луден из Пуатье без всяких средств и первое время жили подаяниями. Но потом над ними сжалились благочестивые люди и кое-как понемножку их устроили. Тогда они наняли себе небольшой дом и стали принимать девочек на воспитание. Скоро их настоятельница, во внимание к ее усердию, была переведена куда-то в другой монастырь игуменьей, а ее место заняла сестра Анна Дезанж. Это была женщина хорошего происхождения. Она еще девочкой поступила послушницей в урсулинский монастырь в Пуатье, затем постриглась, а потом перебралась в Луден в компании с семью другими монашками. Под ее настоятельством луденский монастырек начал процветать. Число монахинь с восьми поднялось до семнадцати. Все монашки, за исключением одной, Серафимы Аршэ, были девушками знатного происхождения.
До 1631 г. священником в монастыре был аббат Муссо. Но в указанном году он умер, и монахиням опять надо было отыскать себе нового священника. И вот тут-то, в числе кандидатов на это вакантное место и выступил Урбан Грандье. В его деле упоминается о том, что им руководили самые черные намерения; его, очевидно, соблазняла перспектива духовного сближения с этою толпою молодых девушек и женщин знатного происхождения. Но как мы уже сказали, его репутация была очень подпорчена, а потому неудивительно, что он был забракован и ему предпочли патера Миньона. А у него как раз с этим Миньоном были какие-то бесконечные личные счеты и ссоры. Скоро эта неприязнь перешла в открытую схватку между Миньоном и Грандье. Дело дошло до епископского суда. Епископ оказался на стороне Миньона, но Грандье апеллировал к архиепископскому суду, и местный (бордосский) архиепископ решил дело в его пользу. Главным источником их вражды между собою являлось беспутное поведение Грандье, на которое сурово-нравственный Миньон жестоко нападал. Вражда страшно обострилась во время кандидатуры в священники к урсулинкам. Когда представился Грандье, ни одна из монахинь не пожелала даже и говорить с ним, тогда как аббата Миньона они приняли очень охотно. И вот, чтобы отомстить торжествующему недругу, Грандье, по общему убеждению его судей и современников, и решился прибегнуть к колдовству, которому его обучил один из его родственников. Он намеревался с помощью колдовства соблазнить нескольких монахинь и вступить с ними в преступную связь с тем расчетом, что когда скандал обнаружится, то, разумеется, грех будет приписан аббату Миньону как единственному мужчине, состоявшему в постоянных и близких сношениях с монахинями.
Волшебный прием, к которому прибегнул Грандье, принадлежал к числу самых обычных: он подкинул монахиням наузу, т. е. заговоренную вещь. По всей вероятности, подойдя к ограде их обители, он перекинул эту вещь через ограду в сад и спокойно ушел. Предмет же, им подкинутый, была в высшей степени невинная вещь, не могшая внушить никаких подозрений: небольшая розовая ветка с несколькими цветами. Монахини, гуляя по саду, подняли ветку и, конечно, нюхали благовонные цветы; но в цветах этих уже сидели бесы, надо полагать, целым стадом. Эти бесы и вселились во всех, кто нюхал розы. Прежде других восчувствовала в себе присутствие злого духа сама мать-игуменья, упомянутая Анна Дезанж. Вслед за нею порча обнаружилась у двух сестер Ногаре, потом нехорошо почувствовала себя г-жа Сазильи, весьма важная дама, родственница самого кардинала Ришелье; потом та же участь постигла сестру Сент-Аньес, дочь маркиза Делямотт-Борасэ, и ее двух послушниц. В конце концов во всем монастыре не осталось и пяти монашек, свободных от чар.
Но что, собственно, делалось с околдованными монашками, — об этом мы можем осведомиться из дела. Все одержимые вдруг прониклись пламенною любовною страстью к Урбану Грандье и всем им он стал являться, нашептывая самые коварные речи и склоняя к смертному греху. Разумеется, монашки, как и подобает, изо всех сил боролись против одолевавшего их соблазна, и, как это было тщательно засвидетельствовано, ни одна из них не дошла до фактического грехопадения. Это было самым несомненным образом установлено во время экзорцизмов, когда сами демоны, сидевшие в монашках, на вопросы заклинателей так прямо и отвечали, что ни одному из них не удалось ввести свою жертву в действительный грех, невзирая ни на какие ухищрения. Следует еще заметить, что, кроме монахинь, роковая розовая ветка побывала в руках у девиц, случайно бывших в это время в монастыре. В числе их особенно жестоко поплатилась Елизавета Бланшар.
Луденское дело было много раз описано с величайшими подробностями, и мы не имеем никакой возможности все это передать в нашей книге. Нам придется взять только наиболее выдающиеся факты, которые потом сделались достоянием демонологии. На основании показаний одержимых, т. е., другими словами, самих бесов, которые в них сидели (потому что во время одержимости за человека отвечает на вопросы овладевший им бес), удалось установить имена этих бесов, их происхождение, их внешность, их местонахождение внутри человека и т. д.
Так, например, игуменья монастыря Анна Дезанж была одержима семью дьяволами: Асмодеем, Амоном, Грезилем, Левиафаном, Бегемотом, Баламом и Изакароном. Уделим некоторое внимание этим любопытным жильцам адовым. Заметим прежде всего, что, по учению Церкви, дьяволы суть не кто иные, как падшие ангелы.
Но, быв раньше ангелами, они должны были принадлежать к одному из девяти чинов ангелов. Во время экзорцизмов бесы на вопросы заклинателей и объявляли не только свои имена, но также и те ангельские чины, к которым они принадлежали до своего падения. Так, Асмодей оказался происходящим из чина Престолов. Мы имеем возможность описать его наружность по изображениям в старых демонологиях. Он являлся в виде голого человека с тремя головами: человеческою посредине, бараньего слева и бычачьего справа; на человеческой голове у него была корона; ноги у него были утиные или гусиные, обыкновенного демонского фасона. Он являлся верхом на каком-то чудовище вроде медведя, но с гривою и с очень длинным толстым хвостом, как у крокодила. Асмодея удалось заклинаниями выгнать из игуменьи раньше других бесов. Мы уже не раз упоминали о том, что заклинатели заставляли демонов в тот момент, когда они выходили из тела одержимого, обозначать свой выход какими-нибудь внешними знаками. Так, Асмодей при выходе из своей жертвы — игуменьи — должен был оставить отверстие у ней в боку, что и было им исполнено.
Вслед за Асмодеем вышел Амон. Этот бес являлся в виде чудовища с мордой, похожей на тюленью, и с телом, тоже напоминающим тюленье, и с извитым кольцами не то змеиным, не то крокодильим хвостом. Глаза у него были громадные, как у филина. В передней половине тела у него были две лапы вроде собачьих, но с длинными когтями; это было двуногое чудовище. Он объявил себя принадлежащим к чину Властей. Знаком исхождения из тела Амона было также отверстие на боку у игуменьи.
Третий вышедший из игуменьи демон был Грезиль, из чина Престолов. О его внешности не можем сообщить сведений. Вышел же он из игуменьи тоже через бок, оставив на нем отверстие.
Четвертый демон был Левиафан, происходивший из чина Серафимов. Он изображался стоящим на большой морской раковине посреди воды. У него была громадная голова какой-то чудовищной рыбы, с широко раскрытою пастью, большими рыбьими глазами, вся утыканная острыми рыбьими остями; по бокам головы высились два тонких бычачьих рога. Одет он был в какой-то странный костюм, напоминающий старинный адмиральский мундир. С левого бока у него болталась шпага, а в левой руке он держал Нептунов трезубец. Левиафан обозначил свою квартиру в теле одержимой: он сидел у нее во лбу и, выступая из нее, оставил на самой середине лба след своего выхода в виде кровавого креста.
Пятый бес был Бегемот, происходивший из чина Престолов. Пребывание его было во чреве игуменьи, а в знак своего выхода из нее он должен был подбросить ее на аршин вверх. Этот бес изображался в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками. Руки у него были человеческого фасона, а громаднейший живот, коротенький хвостик и толстые задние лапы, как у бегемота, напоминали о носимом им имени. Шестой демон, Балам, приписал себя к чину Властей. Внешность его нам неизвестна. У игуменьи он имел пребывание под вторым ребром с правого бока. Его выход из тела обозначился тем, что на левой руке у игуменьи появилось начертание его имени, которое, по предсказанию демона, должно было остаться у ней неизгладимым на всю жизнь.
Последний демон, Изакарон, происходивший из чина Властей, сидел в правом боку под последним ребром и при выходе оставил свой знак в виде глубокой царапины на большом пальце левой руки игуменьи.
У сестры Луизы Барбезьер были обнаружены два демона: Эазас и Карон. Первый из них приписал себя к чину Господств; поселился он у монахини под сердцем. При оставлении тела ее он должен был поднять ее на три фута кверху. Карон причислил себя к чину Сил. Пребывал он в середине лба. Выходя из одержимой, он должен был принять вид двух снопов пламени, исходящих из уст одержимой, и, кроме того, разбить одно из стекол в церковном окне.
