Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки
«Будешь сослан в Африку вместе с семьей. В триумфе участвовать не будешь.
Марк».
Глава 3
Весть о разгроме варваров в столице встретили с ликованием. В «Ежедневном вестнике» победа была названа «чудом с дождем». Плебс при жизни окрестил Марка «божественным», оппозиционеры затихли. Славословий хватало.
После июньского успеха сопротивление квадов резко пошло на убыль. В июле Марк Аврелий оставил армию на Пертинакса и Септимия Севера и возвратился в ставку, расположенную в городе Сирмий* (сноска: теперь город Митровица, расположенный западнее Белграда.) в Нижней Паннонии. Сюда же в августе прибыла Фаустина с Коммодом и четырехлетней дочкой Вибией Сабиной.
Приезд детей доставил Марку огромную радость, смешанную, правда, с некоторым недоумением и неосознанной тревогой. Зная неуемный характер супруги, он подозревал, что Фаустина неспроста появилась в Сирмии, однако первое время императрица вела себя на редкость смирно. Описывая обстановку в Риме, она без конца восхищалась мужем, с нескрываемым удовольствием рассказывала, с какой горячей любовью толпа на улицах Рима приветствует ее и их детей. Когда же Марк обмолвился о Ламии Сильване, она пожала плечиками и спросила, причем здесь Ламия? О нем давным — давно забыли. В следующее мгновение она погрустнела, начала жаловаться на досаждавшие ей ночные кошмары, следом принялась убеждать Марка, что сейчас самый удобный момент окончательно излечиться от страхов и зажить спокойно. Наконец заметно посерьезнела и добавила — пора, Марк, воспользоваться популярностью и поставить точку в вопросе о Коммоде. Теперь, когда твоя власть неслыханно укрепилась, народ и сильные в Риме примут любые твои, даже самые неожиданные решения. Марк поинтересовался, что именно она имеет в виду? Императрица удивленно глянула на него и спросила, неужели непонятно? Сейчас самое время провести через сенат закон о наследовании власти по мужской линии.
— Ты полагаешь, издав подобный указ, мы обезопасим сына? — усмехнулся Марк.
Фаустина грациозно повела плечиком.
— Конечно, одним рескриптом здесь не обойдешься. Придется кое — кого лишить головы, кого‑то сослать, кому‑то указать на его место.
Она вздохнула, потом решительно добавила.
— Марк, нам нельзя терять время. Враги не дремлют, в провинциях зреет измена.
Марк попытался урезонить ее, объяснить, что поспешные, тем более кровавые меры не самые лучшее средство утвердить династию. Перечислил имена всех императоров, которые были убиты, при этом заявил, что имелись веские причины, по которым они заслужили быть убитыми, и не один хороший правитель не был так просто побежден тираном и не погиб нелепой и бездарной смертью. Напомнил, что Нерон заслужил смерть, Калигула должен был сдохнуть как собака. Но ни Август, ни Траян, ни Адриан, ни Антонин не были побеждены теми, кто поднимал восстания, хотя желающих было более чем достаточно. Бунтовщики погибли вопреки воле государей и без их помощи. Пий лично обратился к сенату с просьбой не применять суровых мер против тех, кто посмел отложиться. Он просил не применять к ним смертную казнь, а небольшое число центурионов, сосланных за участие в заговоре, он скоро вернул.
Жена обиделась, покинула спальню. На прощание обвинила его в желании прослыть популярным, а также в попустительстве, слепоте и мягкотелости. На следующий день Фаустина собрала детей и умчалась в столицу. К сожалению, в Риме каким‑то образом распространились слухи о ссоре в императорской семье.
С началом осени, в Сирмий один за другим начали прибывать старейшины германских родов, а также князья, имевшие собственные дружины и державшие под своей рукой по несколько родственных общин. Все они просили принять их и подвластное им простолюдье под защиту великодушного и непобедимого правителя, сумевшего нагнать бурю на тех, кто осмелился дерзить богам. При этом родовитые квады вели себя чрезвычайно гордо, если не сказать, требовательно, особенно по части милостей и привилегий. Неумеренно требовали денежных субсидий. Видно, полагали, что, явившись во вражеский стан с поклоном, отказываясь от свободы, они оказывают великую честь чужакам. Пришлось кое — кого посадить в клетки.
Марк с удивлением отметил, что никто из родовитых, оказавшись взаперти, не осмелился лишить себя жизни. В клетках они быстро становились покорны. Правда, в глазах у некоторых рослых, разодетых вперемежку в германские штаны и римские тоги, русоволосых и голубоглазых красавцев, стояли слезы. Другие, особенно старцы, соглашались с тем, что император вправе наказать их заключением под стражу, но и они, отдавая в римскую армию своих сыновей, вправе требовать доли в богатстве Рима. Действительно, квады обязались поставлять в вексиляции тринадцать тысяч пехотинцев
Во время следующей летней кампании войска под командованием Пертинакса и Септимия Севера, медленно продвигаясь по землям квадов, передовыми отрядами вышли к южным скатам Судетских гор и Западных Карпат. Легионеры прокладывали дороги, возводили опорные пункты и сторожевые бурги* (сноска: Во время археологических раскопок их остатки были найдены в Словакии на р. Нитре, в Нижней Австрии, в Чехии, возле современного города Тренчин (120 км к северу от Дуная). Наместник Нижней Паннонии Пертинакс, которому был поручен надзор за землями квадов, назначал в общины центурионов. Те должны были приглядывать за местным населением и следить, чтобы народные собрания собирались не чаще, чем один раз в месяц, а вопросы, выносимые на обсуждение, заранее согласовывались с римской властью. Кроме того, Пертинакс вывел несколько десятков тысяч семей квадов и маркоманов во внутренние области империи, где расселил их на опустошенных за время военных действий землях.
Светлым моментом войны явилось освобождение более пятидесяти тысяч пленников, захваченных германцами на правом берегу в течение этой бесконечной, выматывающей у государства все силы войны. Все это время Пертинакс по указанию Марка пытался встретиться с Ваннием, заключить с ним договор и раз и навсегда решить вопрос о статусе народа квадов, однако царь отказывался от переговоров.
Ванний ушел с дружиной в земли виктуалов, там и затаился. Виктуалы отказались выдать его, тогда наместник пригрозил им гневом римского народа. На это дерзкие варвары ответили — приди и сам возьми Ванния. Пугать их до подготовки новой военной кампании было неразумно, тем более что забеспокоились народы на восточном приграничьи — выше устий Данувия, Тираса (Днестр) и Гипаниса (Южный Буг). Их вожди взывали к Марку, требовали, чтобы им было позволено переселиться в пределы империи. Они доказывали, что им не устоять против наплыва нагрянувших из восточных степей степных кочевников. Эти пришлые были подстать сарматам. Их было много, двигались они ордами, с кибитками, семьями, гнали с собой скот. Их появление вновь внесло смуту в уже намечавшееся успокоение племен.
Марк дал отрицательный ответ, усмотрев в переселении в пределы имперских провинций многочисленных народов, обитавших к востоку от Карпат, непосредственную угрозу Италии и Галлии.
Удивили готы и вандалы.
Первые, внезапно снявшись с побережья Свевского моря, сокрушая родственные племена, напролом устремились на юго — восток, в причерноморские степи. Сторожевые посты римлян они, правда, обходили, видно, помнили об уроках, полученных под Карнунтом и в Богемии. Вандалы с той же безумной решительностью обрушились на костобоков, живших на востоке Дакии. На государственном совете в Сирмии, обсуждавшем поведение потерявших рассудок варваров, единодушно решили, что готы и вандалы подались в дальние края, не желая жертвовать волей, ограничить которую собирались римские легионы.
* * *
Осенью того же года Марк вернулся в Рим. Громоздкость задачи, стоявшей перед императором, не уменьшилась даже после того, как войска заняли Богемию и западную часть Словакии. Зимовать там римляне не решились и, оставив заслоны, вернулись к Данувию, где в приречной полосе были оборудованы постоянные лагеря.
Теперь, когда цель обрела ясные, пусть даже умопомрачительные в своей грандиозности очертания, когда открылась неисчислимость народов, заселявших варварскую часть ойкумены, требовалась серьезная, вдумчивая проработка всех деталей похода на север. Совершенная непредсказуемость передвижения германских и славянских племен; зреющая в недрах этого буйного, яростного мира сила, таили угрозу самому существованию империи. Жизнь научила, что подготовку к организации двух новых провинций нельзя свести исключительно к накоплению ресурсов, внешнеполитическому обеспечению продвижения вперед, к возможному дополнительному набору войск. Главное, крепкий тыл, но как раз в этом ясности было меньше всего.
Весь двухнедельный путь в столицу Марка не оставляли два внушающих тревогу вопроса. Оба они, казалось, были мало связаны с предстоящими свершениями, однако душевных сил требовали в избытке. Первый касался тайного донесения Агаклита о том, что Фаустина, вернувшись в Рим, весь сентябрь и октябрь провела в Равенне. Это означало, что после скандала в Сирмии она сочла возможным пренебречь запретом императора и в пику Марку повела себя словно лишившаяся рассудка кобылица.
