Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 2

– Как же ты эдак оплошал, что дал тому басурманину обвести себя кругом? Раз уж такое дело, надобно глядеть в оба! Не случился бы тут я, и быть бы тебе гребцом на каторге.

– Я во как стерегся, боярин! Да ведь ты сам намедни видел, чего тот колдун разделывал. Чудеса! Загляделся я и забыл все на свете, а треклятый Касим того и ждал. Он наверняка со змеиным стариком загодя сговорился, чтобы меня уловить.

– И то может быть, – согласился Вильяминов и, чуть помолчав, добавил: – А скажи, ты, часом, в Москве не бывал? Твое обличье мне будто знакомо.

– Случилось и в Москве побывать, – с видимой неохотой ответил Некомат. – Три тому года наезжал я туды с другими нашими сурожанами.

– А, помню я тот караван! Сам покупал тогда у вас оскамит и узорочье. Почто же ты в Москве не остался? Иные ваши гости у нас прижились и богатеют.

– Не было мне удачи… Подкатили меня тогда завистники мои, Васька Капица да Тимошка Весяков.

– Знаю их. Оба ныне в деньгах и ворочают на Руси большими делами. – Мог бы и ты. Да погоди: не тебя ли тогда повелел государь наш, Дмитрей Иванович, бить батогами и гнать из Москвы за то, что спустил ты его приказному гнилое сукно для дворцовой стражи?

– Меня, боярин… А в чем моя вина? Всякий купец хочет продать свой товар, будь он добрый, будь он худой. Его силком не навязывал, – надо было глядеть. На то покупщику и глаза дадены, чтобы он видел, что берет. И коли я оказался в торгу сильнее и сметливее, так за то меня батогами бить?!

*Булгар – столица Волжской Болгарин, находился при впадении Камы в Волгу, где ныне находится село Болгары.

**Оксамит – рытый шелковый бархат. Узорочье – драгоценности.

***Гость – иноземный купец или русский, торгующей с заграницей.

– Ну, это как сказать. По мне, сметливее оказались те твои земляки, кои торговали по совести и с того в Москве забогатели. У нас это ныне легко, – только почни да не плошай! Тебе же туда пути заказаны… До поры, вестимо, покуда княжит над Русью Дмитрей Иванович.

– Коли так, мне Москвы больше не видать: но летам князь ваш мне в сыны годится, он меня вдвое переживет. А жаль. Все же тогда успел я купить близ Москвы сельцо и добрую пустошь. Думал – сгодится, ан теперь пропадет зазря.

– Как знать? Не редкость люди и в молодых годах помирают, особливо князья. Наипаче когда есть охотники в том им помочь,

– А что? – насторожился Некомат. – Нешто Москве не люб этот князь?

– Москва – это тебе не один человек. Кому люб, а кому и не люб. Немало есть таких, которые втайне держат сторону Михаилы Тверского. То вельми понятно: Дмитрей Иванович, по себе знаешь, норовом крут и многих достойных людей изобидел зря. А князь Михаила сердцем кроток и, к тому, щедр.

– Вот ему бы на Руси и княжить, – вздохнул Некомат. – Можно было бы вершить Дела. Дай-то Бог!

– Будешь плох, не даст и Бог. А коли есть догадка, – на Москве денег кадка, – усмехнувшись, промолвил Вельяминов и, помолчав, добавил: – Небось рад, что не угодил на каторгу?

– Век не забуду того, милостивец, как ты меня от погибели спас! И коли оставишь меня на воле, вот те крест святой: не минет и года, как возверну тебе все сполна, что ты отдал за меня татарину. А ежели велишь остаться у тебя в холопах, – на то теперь твоя воля, и я ее должен исполнить.

– Холопов у меня и без тебя хватает, – небрежно сказал боярин. – Я тебя откупил лишь по жалости, – обидно мне стало, что поганый басурман на русского человека надевает ошейник, ровно на пса. Ты свободен, как и досе был, а той тысячи дирхемов можешь мне вовсе не отдавать, – для меня это безделица. Я еще и другое сделаю: дам тебе взаем сколько потребно, дабы снова ты стал на ноги, как подобает купцу столь старого рода. Расторгуешься – отдашь, а то и просто отслужишь. Мне здесь, при Мамае, верный человек надобен.

– Да воздаст тебе Господь сторицею за доброту и за ласку твою, боярин! А уж во мне не сумневайся. Когда тебе то потребуется, – только скажи! В лепешку расшибусь, руки и ноги себе узлами позавязываю, а сделаю все, как надо! У меня тут лазейки есть повсюду.

– Вот и ладно. Когда будет надобно, пришлю гонца. Коли он тебе покажет серебряный дирхем Узбековой чеканки, с дыркой посредине, – ему верь во всем и сделай, что он скажет, И помни крепко: мне в моих делах пособишь, – себе путь в Москву откроешь. А там денег кадка… Смекаешь?

– Лучше некуды, боярин! Я ведь тоже не на руки обувки надеваю! За меня будь надежен.

Глава 47

Рязанци же гордомысленни на рать идучи рекоша друг другу: не емлем братья, с собою доспехов, ни щитов, ни копья, ни иного коего оружия, токмо ужища и ременье емлем, было бы чем взять москвичей, понеже суть страшливы и не крепки. И бысть им сеча лютая на Скорнищеве, и поможе Бог князю Дмитрею одолеша рязанцев, а князь Олег едва убежа.

Пока Дмитрий Иванович ездил в Орду, князь Михаила Тверской тоже не терял времени даром. В Литве он без особого труда договорился с князем Ольгердом о новом совместном походе на Москву. Но сколько он ни настаивал на необходимости действовать немедленно, – пока его ярлык на великое княжение еще сохранял свою законную силу, – осторожный Ольгерд, привыкший тщательно готовиться к таким походам, до следующего лета выступить не соглашался. Тогда Михаила Александрович, чтобы использовать отсутствие Дмитрия и хоть чем-нибудь ему досадить, тою осенью сам вторгнулся в северные московские земли и захватил и разграбил Бежецкий Верх и Углич, откуда погнал гонца к Ярославскому князю Василию Васильевичу, предлагая ему отложиться от Москвы и действовать сообща от Дмитрия. Но князь Василий ответил решительным азом н стал готовить свой город к обороне, призывая на помощь соседних князей, – Ростовского и Белозерского. Однако Михаила Александрович, у которого войска было немного, на Ярославль не пошел, а, повернув на север, захватил врасплох город Мологу, разграбил его и сжег. Оттуда он двинулся на Кострому, но, не дойдя до нее пятидесяти верст, получил известие о том, что Дмитрий Иванович возвратился из Орды в Москву. Это заставило Тверского князя прекратить поход и возвратиться в свои земли.

*Бежецкий Верх – ныне Бежецк, город в Тверской области. Первоначльно он принадлежал Великому Новгороду, потом Москве.

Тем временем Ольгерд, усиленно готовясь к новой войне с Московской Русью, по своему обыкновению хитрил и прикидывался другом Дмитрия. Он прислал в Москву большое посольство, заверяя Дмитрия Ивановича в том, что вмешиваться в московско-тверские распри больше не станет, и даже предложил закрепить мир и дружбу с Москвой браком своей дочери Клены с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским. Его предложение было принято, состоялось обручение молодых, назначили и день свадьбы. Теперь все, по видимости, складывалось для Москвы благоприятно: отношения с Ордой были налажены, со стороны Литвы в ближайшем будущем опасность не угрожала, было очевидно я то, что Михаила Александрович не возобновит своих нападений, пока сын его находится в Москве заложником. Но Дмитрий Иванович знал по опыту, что такое затишье не будет долгим, и потому решил не упускать времени, удобного для того, чтобы разделаться с Рязанским великим князем Олегом Ивановичем.

Перед самым Рождеством на Рязань выступила московская рать, под начальством воеводы князя Боброка-Волынского.

Рязаяцы, еще не имевшие серьезных боевых столкновений с Москвой и помнившие лишь свою легкую победу под Лопасней, семнадцать лет тому назад одержанную над слабым и нерешительным отцом Дмитрия, – узнав о приближении московского войска, сейчас же выступили навстречу, весело зубоскаля и похваляясь, что, не обнажая сабель, прогонят москвичей плетьми и навсегда отобьют им охоту соваться в Рязанскую землю.

Встреча произошла у села Скорнищева, и в завязавшейся битве разянское войско потерпело страшное поражение. Князь Олег Иванович, преследуемый по пятам, едва спасся в Орду, а на великое княжение в Рязани Дмитрий Иванович посадил своего ставленника, Владимира Ярославича Пронского.

Лишь спустя год, заручившись поддержкой Мамая и выдав свою дочь Анастасию за влиятельного татарского темника, мурзу Солохмира, – ставшего с той поры его правою рукой, – князь Олег Иванович с его помощью прогнал из своей столицы Владимира Пронского и вновь утвердился на великокняжеском столе в Рязани. Но перед Дмитрием он все же счел за лучшее смириться и обещал ему свою дружбу.

В мае следующего года Михаила Александрович Тверской, вместе с Андреем Ольгердовичем Полоцким, Дмитрием Друцким и другими литовскими князьями, снова напал на московские земли. Он захватил город Дмитров, взял с него откуп и увел оттуда большой полон, а затем осадил Псреяславль-Залесский. Но этот город был сильно укреплен, взять его приступом не удалось, а потому, опустошив его окрестности и прослышав о приближении московского войска, князь Михаила и его союзники повернули на север. По пути они ограбили город Кашин и привели в покорность Твери Кашинского князя Михаила Васильевича, склонявшегося к Москве, а после того подступили к Торжку, откуда новгородцы, считая этот город своим, незадолго до того прогнали наместника, поставленного Тверским князем. Отсюда Михаила Александрович отправил в Новгород посла с требованием немедленно сдать Торжок и выдать воевод, осмелившихся посягнуть на его наместника. Новгородцы это требование отказались исполнить и выслали против князя Михаилы большое войско, которое в первом же сражении с тверичами было разбито наголову. После этого Михаила Александрович взял Торжок приступим, разграбил его и сжег.