Александр Антонов - Княгиня Ольга
Осмотрев первые возы с камнем, мастер Ираклий похвалил:
— Искусно вырезан камень, хорошо ляжет в стены.
— И что, он крепок? Долго ли будет стоять храм из этого камня? — спросила княгиня Ольга.
— О, многие века. Я знаю такие храмы в Константинополе, — ответил Ираклий.
— И мне ведомы подобные церкви, — отозвался отец Григорий, — Храм в монастыре Святой Мамы, где я служил, возведен пятьсот лет назад.
— Но почему ты про камень раньше не говорил? — упрекнула Григория Ольга.
— Да прежде времени не хотел тебя, матушка, в заблуждение вводить. Теперь вот хорошо бы побудить белгородцев побольше сего камня добывать.
— И побудим, — заявила княгиня. Она давно не наведывала белгородцев и потому не мешкая собралась в путь, — И ты со мной, отец Григорий, поедешь. Дело‑то ведь единое у нас, — утвердила Ольга сказанное.
Единое для многих россиян дело побудило Ольгу побывать не только в Белгороде, но и в других местах, где можно было добыть белый камень на храмы. Поездка княгини и священника по городам Руси затянулась до глубокой осени. А за время отсутствия Ольги в Киеве произошло событие, кое никому не было ведомо, кроме Святослава и Малуши, но которое потом долгих два года не давало покоя княгине Ольге.
Глава двадцать восьмая
СВЯТОСЛАВ И МАЛУША
Когда солнечным весенним утром в княжеских теремах появилась на свет девочка, кою потом назвали Малушей, Святославу было два годика. В ту пору эти несмышленыши не могли знать, что им суждено полюбить друг друга и пронести свою чистую любовь через всю жизнь. У Малуши после князя Святослава уже не будет мужчины, и она, еще молодая и красивая, до конца дней останется вдовая. Он же, волею матушки женатый на нелюбимой, до последнего часа, наступившего в двадцать девять лет, будет грезить и жить Малушей и умрет с ее образом в сердце. Но это случится еще не скоро, а пока они подрастали вместе под крышей княжеского терема. И мать Малуши боярыня Павла была кормилицей и нянькой Святослава. Потому Малуша и Святослав, с детских лет узнавая друг друга, не могли не почувствовать привязанности сердец. Но их разлучили рано. В три года к Святославу был приставлен кормилец, отходивший свое в походах удалой воевода Асмуд, воевавший с великим князем Олегом Царьград.
Асмуд только считался кормильцем. На самом деле был наставником князя — отрока, его учителем военного искусства. Он учил его верховой езде и метанию копья, стрельбе из лука и владению мечом, палицей и даже простой дубиной — воину все должно уметь.
Взрослея, Святослав все реже видел Малушу и все меньше общался с нею, потому как военное ремесло поглощало все его время. Когда же князю — отроку исполнилось девять лет, матушка его, княгиня Ольга, вовсе поселила Святослава за пределами Киева в своем маленьком городке Вышгороде. К четырнадцати годам, когда неуемная страсть Святослава к подвигам влекла его в дальние походы на поиски врага и в схватку с ним, он не то чтобы не хотел общаться с Малушей, но считал сие для себя зазорным и даже не смотрел в ее сторону. Он есть воин. И какое ему дело до отроковицы, с коей рос в детстве и коя не по годам была обворожительна девичьей красой и статью? Святослав мог не заметить ее, даже столкнувшись нос к носу. И когда он, бывало, примчит на боевом коне из Вышгорода в Киев и влетит в великокняжеские терема, покажись ему Малуша сто раз кряду, все равно он будет смотреть на нее как на пустое место.
А кончилось такое стоическое пренебрежение к Малуше на семнадцатом году жизни князя, и случилось сие в одночасье. В жаркий летний полдень, когда матушка была в Берестове, примчал князь Святослав из Вышгорода, соскочил с коня на теремном дворе, побежал к красному крыльцу и вдруг увидел, как из распахнутых дверей вышла несказанно красивая девица. В легком шелковом сарафане, с золотистой косой на высокой груди, с глазами небесной голубизны, с ямочками на розовых щеках и высоким чистым лбом, шла навстречу Святославу ключница его матушки Малуша. «Мой бог Перун, это же лебедь из ясных вод! Какая шея‑то у нее величественная, а как идет‑то она гордо, как голову держит с достоинством, как стан ее тонок! — словно молнией озарило Святослава. — Да это же Малуша! Как я раньше‑то не заметил ее?!»
Но Малуша не только красой удивила князя, но и тем, что не заметила его, словно в тумане он промчал мимо нее. Да и не смела она смотреть на него, потому как было ей сказано, когда княгиня Ольга вручала ей ключи: «Отныне ты моя рабыня, Малуша». Могла ли рабыня смотреть на великого князя? Потом Святослав разберется и докажет матушке, что она наложила на Малушу мнимое рабство. Но это будет потом, а пока, опаленный красотой девушки, близкой ему с детских лет, он застыл в оцепенении и долго смотрел ей вслед, пока Малуша, позванивая ключами, привязанными к поясу сарафана, не скрылась в амбаре.
В этот день Святослав еще раз встретил Малушу в трапезной. Она в те минуты протирала от Пыли и переставляла на полках вдоль стен серебряные кубки. Сей раз и Малуша увидела князя. Да и как ей не увидеть его, ежели они одни в трапезной и ежели она его давно «видит», желанного, любого, единственного на всей Руси, видит наяву, во сне и в грезах. Малуша была впечатлительная, верила в сновидения и приметы. Так было и сегодня. Как пришла она на птичий двор по делу, так первым к ней подлетел большой и важный красный петух, обошел ее по кругу, крыло до земли опустив, кокотанием одарил, захлопал крыльями да и прокукарекал. Царь птичьего двора еще гордо смотрел на Малушу, а она уже увидела за ним лик желанного. Да вот он пред нею. На дворе‑то она глаз не смела поднять на него. А тут чего ж, смотри вволю. И распахнула Малуша два нежных синих озера, в которых Святослав и утонул.
Но следом за Святославом в трапезную вскоре вошел грозный воевода Свенельд. И день для Малуши погас, потому как воевода увел князя. Вновь перед Малушей были только кубки, кои она протирала.
Однако той минуты вольного созерцания им хватило, чтобы у Святослава и Малуши засияли глаза от озарения: они же любили друг друга с незапамятных времен. Да тут же туман на них наплыл: куда идти, где искать Святославу Малушу, как показаться Малуше Святославу? Туман, туман в ясный‑то июньский день. Так и бродили они в тумане, пока не наступила ночь.
А ночью Малуше и Святославу пришли видения. Или их страстное желание видеть глаза любимого, глаза любимой породило грезы, кои походили на явь. Сами они того не понимали, да суть в другом. Было так в полночь в опочивальню юного князя прилетела белая лебедь, опустилась перед ложем и сказала: «Приди на днепровский луг в ночь на Ивана Купала и там, близ костра, узришь свою ладу». К Малуше, однако, прилетел гордый сокол. Сам окно отчинил, все по — хозяйски делал, свечу зажег, воды напился и повелел: «Явись к кострам в ночь на Ивана Купала, там жди с девицами, и придет к тебе твой суженый».
На другой день после угренней трапезы, как Святославу умчать в Вышгород, встретил он Малушу в сенях и перекинулись они, словно золотыми монетками, признаниями.
— Было мне явление нынче ночью, — признался Святослав.
— И меня озарило, — открылась Малуша.
— Придешь?
— Прилечу лебедушкой, ясный сокол.
И разлетелись в разные стороны две счастливые птицы.
Ночь на Ивана Купала, до коей было еще две ночи, они ждали с таким нетерпением, что места себе не находили и сон потеряли. У Малуши все из рук валилось. Боярыня Аксинья, занявшая при Ольге место Павлы, даже заметила:
— Ты, Малушка, охладись ключевой водой, а не то сгоришь.
Малуша засмеялась и озорно ответила:
— Да уж сгорю! И что с того?!
Аксинья ничего на то не ответила, но подумала, что новгородские все такие отчаянные. Пример тому боярыня
Павла, мать Малушки. Павла в девках‑то на кулачные бои хаживала на реку Волхов.
И пришла ночь на Ивана Купала. В Киеве в эту теплую ночь, похоже, никто не спал. Так уж повелось, что сей языческий праздник справляли и дети Перуна, и дети Христовы. Ворота теремного двора в эту ночь не закрывались. И стражей не было, лишь у княжеского терема стояли. Да Малуше они нипочем. Близко к полуночи она покинула свою камору — опочивальню и ушла навстречу судьбе, а та за порогом взяла девицу за руку и повела вниз по Зборичеву взвозу на берег Днепра и дальше, вверх по течению реки, где пылали костры.
Князь Святослав уже давно там был, но не близ костров, а под берегом, в тени куста терновника таился, дабы Малушу сразу узреть, как берегом пойдет. Верил, что Малушу ничто не остановит, ежели слово дала. И вот появилась, в руках у нее ветка березы. Шла она легко, будто летела. А в мыслях‑то и впрямь летела. Да и то сказать, ведь ждала этого часа не один год. Как не поспешить в последние‑то минуты?
Святослав над кустом вырос, руки протянул к Малуше. Она же не мешкая прильнула к нему всем телом, и затрепетало оно под сильными руками Святослава. Он и сам ответно вздрогнул. Но воин взял над минутной слабостью верх, князь легко подхватил Малушу на руки да и понес, а куда — сам не ведал. Тут Малуша подала голос:
