От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
Это был первый крупный успех великого князя, успех стратегически очень важный: он порадовал русских людей, снял с них оковы «уныния и страха», вселил уверенность в своих силах. Он должен был многому научить недругов и врагов Ивана III, который проявил в войне с Ибрагимом незаурядное терпение, талант организатора, волю и упорство. Иван III Васильевич в те годы еще не был грозным повелителем, грозность обычно приходит с победами, с осознанием собственного величия. У некоторых вождей это чувство появляется еще в утробе матери, но таковых мало, да и грозность их часто вредит не только согражданам, но и им самим. Это как оружие в руках неумелого, бестолкового человека. Бах – и выстрелил, и убил ненароком кого-нибудь, а то и себя самого.
Иван III Васильевич, еще не Грозный, но уже победитель, не успел порадоваться успеху, как из Новгорода пришли невеселые слухи о слишком вольных настроениях в городе. Вольница, вече, упрямое себялюбие, гордость, желание жить по старине, по законам предков – хорошие слова. Шестьсот лет Новгород, являясь неотъемлемой частью Русской земли, жил по своим внутренним законам, по законам вечевой республики, в которой сохранилось многое от тех далеких времен, когда, по словам Прокопия из Кесарии, племена славян и антов жили в народоправстве (демократии), где счастье и несчастье было делом общим. Знаменитый византийский историк жил в VI веке. Описывая быт народов Восточной Европы в книге «Война с готами», он сообщал, что эти племена (славяне и анты) выбирали на вече вождей, могли в любое время вновь собраться и скинуть вождя, проштрафившегося, не угодившего чем-нибудь людям, крикливым, авторитетным. Подобная практика бытовала в Новгороде и после пришествия на Русь варягов. Даже эти сильные и упорные в достижении своих целей люди не решились отменить вече в Новгороде. Впрочем, надо напомнить, что тинги в Скандинавских странах очень напоминали по своей сути вече славянских народов, отличаясь, пожалуй, лишь некоторой аристократичностью и организованностью.
Новгородцы по праву гордились своей вольницей и своими древними обычаями. Судьба долгое время хранила город и его вечевые устои. Ни сильные князья Киевской Руси, ни хаос великой распри, ни жестокая данная зависимость от Орды, ни нашествие чумы, ни частые в этих краях голодные годы не могли изменить отношение новгородцев к вечевому строю. И вдруг явилась на свет Божий Москва-град, стала собирать вокруг себя земли, княжества, менять в корне самою жизнь, устанавливать ненавистное новгородцам единодержавие – разве могли вечные поклонники вече с этим смириться?!
Дело в свои руки взяла женщина. Вдова посадника Исаака Борецкого, Марфа. Уже один этот факт говорил о многом. Со времен Ольги, жены Игоря, матери Святослава, Рюриковичи не подпускали женщин к делам управления государством, и те, казалось, на генетическом уровне должны были осознать свое место в обществе, не лезть туда, куда дорога им была закрыта Рюриковичами. Но и генетика дает сбои.
Марфа, жена Исаака, обладала ораторским дарованием, талантом организатора, способного собирать вокруг себя знать. О ее богатстве ходили легенды, о ее скупости говорит эпизод «знакомства» Марфы и монаха Зосимы.
Зосима жил в селении Толвуй, что на берегу Онежского озера. Судьба долгое время благоволила к нему. У него были богатые родители, они ни в чем не отказывали любимому сыну. Но в один несчастный день оба они умерли, оставив Зосиме богатейшее наследство. Он распорядился им так же, как распоряжались деньгами, не заработанными личным трудом, только самые великие люди. Он раздал деньги нищим и отправился на поиски старца Германа, нашел его в глухом лесу, и уговорил перебраться с ним на Соловецкий остров и основать монастырь. Человеком он был энергичным, деятельным. Слов на ветер не бросал, и вскоре на острове была сооружена церковь Преображения, а затем и общежитие для монахов, и церковь Успения.
Когда жизнь в труднейших условиях острова наладилась, сюда все чаще стали наведоваться местные рыболовы, а также послы богатых новгородцев, считавших остров своей землей. Начались утомительные для монахов прения. Знаменитые новгородцы не хотели отдавать обихоженную монахами землю. Особенно трудно было разговаривать с послами Марфы Борецкой. Они гордо повторяли: «Это наш остров! Вы не будете здесь жить».
Зосима решил договориться непосредственно с Марфой, прибыл со своими учениками в Новгород, явился к посаднице. Гордая боярыня прогнала монахов со двора. Зосима сказал в сердцах своим ученикам: «Вот наступят дни, когда на этом дворе исчезнет след жителей его, и будет двор этот пуст».
Игумен Соловецкого монастыря обратился к архиепископу Ионе и к правительству Новгорода. Те отнеслись к нему с уважением. Он получил от владыки, посадника, тысяцкого и пяти концов Великого Новгорода жалованную грамоту на весь остров «за осьмью свинцовыми печатями». Бояре пожаловали Соловкам значительную сумму.
Марфа поняла, что осталась в своей гордыне, в своей жадности одна, а это никак не входило в ее планы, далеко идущие. Она пригласила Зосиму и его учеников на пир. Игумен принял приглашение, простил боярыне все, благословил ее и детей ее. Пир был знатным и веселым. Но вдруг, как гласят легенды, Зосима заплакал. Его рыдания испугали Марфу. С трудом игумен взял себя в руки. После пира потрясенная Марфа вновь испросила у него прощения, и он вновь благословил ее.
Когда монахи покинули двор Борецкой, ученик Даниил спросил у игумена.
– Отче, почему ты плакал, глядя на бояр?
Зосима тихо молвил в ответ:
– Я видел шестерых бояр без головы.
– Это только видение, ты утомился, – пытался успокоить игумена добрый ученик.
– Все так и будет, – сказал Зосима, и добавил. – Но ты держи это при себе, – и умолк.
Существуют и иные, более благожелательные по отношению к Марфе версии этой встречи. Но приведенная легенда говорит еще и о том, что Марфа, задумав крупное дело, не могла пренебрегать ни боярами, ни священнослужителями.
Собирая на пиры знать, Марфа по-женски яростно ругала Ивана III Васильевича. Она мечтала о свободном Новгороде, о вече, и многие бояре и купцы с ней соглашались, не зная, правда, как противостоять сильной, с каждым годом крепнущей Москве. Марфа знала. Она наводила дипломатические мосты с Литвой, мечтала даже выйти замуж за какого-нибудь знатного литовца, может быть, даже великокняжеских кровей, оторвать с помощью западного соседа Новгород от Москвы… Если вспомнить долгую историю этого города, то можно с уверенностью сказать, что ничего очень уж крамольного Марфа не предлагала. Не один раз новгородцы шантажировали русских князей, вторгавшихся на территорию республики и пытавшихся полностью подчинить ее себе связями с иностранными державами. С этим сталкивались
