Врата Афин - Конн Иггульден
– Нет. Если они придут… когда они придут, мы разобьем их, как это было на Марафоне. Наш флот уничтожит их в море. Клянусь.
– Нас слишком мало, – снова возразил архонт Никодим, качая головой.
Фемистокл ответил не сразу, совет архонтов был для него как раздражитель. И теперь он понял, что старики смотрят на него в поисках ответов. Греки разбудили персидского льва, и зверь приближался. Они были в ужасе.
– Тогда пошлите весточку в Спарту, – сказал он. – Эти люди отказались отдать воду и землю персам точно так же, как это сделали мы. Пошлите весточку в Фивы, в Коринф – везде, где есть мужчины, готовые взять в руки щит-гоплон и длинное копье. Они такие же эллины, как и мы. Напомните о кровном родстве. Скажите им, пусть готовятся, точат мечи. Пусть они знают, что враг приближается и угрожает всем нам.
– Ты предлагаешь обратиться к тем, кто принял персидских послов? Предатели не будут сражаться, – тихо сказал Никодим.
– Тогда они дураки. Пламя не щадит никого и не выбирает между домами, когда горит весь город. В любом случае, если они придут, мы их встретим. Афины будут руководить Грецией. В море и на суше.
– Я буду молиться о штормах или о том, чтобы персидский царь ушел путем своего отца, – сказал Никодим.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Фемистокл. – Мы думали, что они выступят в поход четыре года назад, но Дарий умер, и все слухи прекратились. Может быть, благословение падет на нас еще раз.
Он усмехнулся, хотя ничего смешного в этом не было.
– В любом случае, если они пошлют небольшие силы, как при Марафоне, мы их сокрушим. Если они пошлют большое войско, то умрут с голоду еще до того, как доберутся до Греции. Персидские солдаты не могут отрастить крылья и летать, как гарпии! Вы хоть представляете, сколько времени потребовалось бы персидским кораблям и рыбацким лодкам, чтобы просто переплыть Геллеспонт? Годы. Говорю вам, первые умрут с голоду или поседеют в ожидании остальных! В самом деле, сколько они вообще могут выставить против нас?
Глава 28
Это было чудо света, и Ксеркс въехал сюда на сером мерине, шаг которого отдавался глуховато-пустым звуком в тишине весеннего утра. Стражники застыли по обе стороны от него, напоминая статуи, выстроившиеся в залах царского дворца в Персеполе. Толпы собрались на берегу в Абидосе. Подготовка армии к великому предприятию привлекла в этот район тысячи рабочих и их семей. Золото, серебро и императорская воля создали на этом месте новый город. Теперь здесь появились сапожники, шьющие обувь, и крестьяне, привозящие зерно для продажи на рынках. На склонах холма выросли новые дома. Люди высыпали на берег, некоторые забрались на деревья, как порхающие голуби, только лишь для того, чтобы мельком увидеть царя. Они ликовали и кричали до хрипоты, когда Ксеркс, появившись впервые, помолился на берегу со жрецами, посвящая предстоящую кампанию Ахурамазде, богу богов, а также Ксерксу, царю царей.
Ветер усилился, стоило только мерину ступить на уложенный широкий настил. Доски поскрипывали на солнце и от движения воды внизу. Царь выбрал мерина за его спокойный нрав, предпочтя жеребцу, на котором ездил обычно. Не хватало только, чтобы беспокойный конь сбросил наездника в море на глазах у армии и всего народа.
Мост отвечал всем предъявленным требованиям, хотя при его строительстве погибли более семидесяти человек. При первой попытке мост крепился на сваях, вбитых в морское дно с помощью огромных рам и бревен, которые сбрасывали сверху и поднимали на шкивах. Конструкция получилась слишком жесткой. Штормы обрушились на Геллеспонт. Ксеркс читал в отчетах, что секция над самой глубокой частью пролива поднималась и опускалась достаточно хорошо, но оторвался один из закрепленных краев. И тогда весь мост взметнулся, как хлыст, разбив в щепки сотню драгоценных кораблей. Ни одного из стражников, расставленных по всей его длине, так и не нашли.
То, что осталось от разбитых судов, растащили на дрова. Теперь уже ничто не напоминало о той старой катастрофе. Ксеркс доехал до середины моста и остановился, обозревая вид с обеих сторон. В назидание остальным он приказал обезглавить ответственных за строительство. Новые команды работали день и ночь ради того, чтобы в рекордно короткие сроки перебросить через пролив еще один мост. Еще несколько рабочих упали в воду и утонули, но остальные продолжали работать.
Два жреца ждали Ксеркса на середине моста над водами, распростершись на выбеленном солнцем дереве. Великий царь спешился. Рев толпы доносился сюда, словно шорох далеких волн.
– Поднимитесь и займитесь делом. Благословите меня в моих начинаниях и в память о моем отце.
Распевая молитвы за успех и благословение богов, они окропляли его свежей водой, взятой из самых глубоких колодцев в камне, где никогда не сиял солнечный свет. Не обращая внимания на них, Ксеркс обозревал открывшийся ему новый вид.
С одной стороны вдалеке исчезала Персия, величайшая империя, которую когда-либо знал мир. С другой стороны лежала Фракия с ее холмами и копями, деревнями, охотниками и воинами. Этим дикарям его воины, должно быть, казались статуями из золота и железа, небесными созданиями, идущими по земле. Фракийские женщины были достаточно миловидны. Некоторых забирали его командиры, хотя эти женщины, как правило, убивали себя, а иногда и мужчину, храпевшего рядом.
Ксеркс покачал головой. Поначалу казалось, что племена Фракии восстанут и окажут сопротивление. Он отправил имперских гонцов в те города и деревни, предоставив им суровый выбор. Но и тогда ему пришлось наказать царей, вознамерившихся отвергнуть его власть. У них не было ни единого шанса против «бессмертных». Все это случилось так некстати! Он же не ссорился с ними. Как и лодки, которые стонали у него под ногами, они были всего лишь мостом к дальним землям. Ксеркс улыбнулся при этой мысли.
На картах горы Македонии за Фракией вздымались острыми пиками. Персидские купцы годами посещали города на его пути, узнавая все, что могли. Сам Ксеркс никогда не видел этих земель. Говорили, что там цари воинственны и выставляют армии копейщиков, одетых в бронзу, как афиняне. Ксеркс задавался вопросом, встанут ли они на пути Мардония, когда он проведет полмиллиона человек через их земли. Они тоже были мостом. Македония не представляла для него никакого интереса. Греция была его наградой – афиняне и спартанцы, презиравшие его и остававшиеся его незаживающей раной.
Жрецы взывали за поддержкой к его отцу на небесах. Он на мгновение закрыл глаза,
